— Сколько?

— Что «сколько»?

— Сколько денег Ветчинкину потребно? Изыщи и дай ему, даже с запасом дай: сдается мне, что если в бессемеровский конвертер пускать не воздух, а кислород, то азот, который сталь поганит, больше нам мешать не станет. Ты иди пока деньги искать, а я подумаю, что Ветчинкину дать: Трудовое Знамя или Звезду Героя.

— Сразу видно: горный ты у нас инженер, в суть горняцкую сразу смотришь. Конечно Звезду: даже если специалисты и наврали и стали с чугуном у нас только в полтора раза больше получится… Все, уже иду деньги искать. Даже уже ушел…

Изобретение Владимира Петровича больше всего сказалось не на металлургии. То есть пока на металлургии не сказалось: уж больно производительность первых установок была мала. То есть и они в принципе могли дать нужный печам кислород — но кислород этот еще и выделить из жидкого воздуха требовалось в отдельных (и еще не созданных) ректификационных колоннах. Завод по производству таких колонн тут же начал строиться, однако первые результаты ожидались лишь к середине тридцатого года. Но оказалось, что уже готовые (хотя и немногочисленные) установки могли сжижать кое-что другое, например метан. С ним тоже все было не особенно просто, но «внешнее обрамление» метановых установок было попроще и изготавливать его можно было на нескольких уже работающих заводах. Конечно, такое производство было несколько дороговато, поэтому и специализированный завод тоже «поставили в план» — а пока началось массовое строительство очень дешевых «метановых реакторов», которые еще во время войны были довольно популярны в Европе. А прототипом для серийного производства их в СССР был взят германский проект двадцать первого года, в котором содержимое реактора постоянно подогревалось с использованием части вырабатываемого изо всякого дерьма газа. Получаемый продукт на шестьдесят пять процентов состоял из метана, но вот остальные компоненты — треть углекислого газа и особенно один процент сероводорода «качество» газа сильно портило. Углекислый газ мешал качественному горению, а сероводород — он просто вонял. Но если этот газ прогнать через турбодетандер…

Правда сначала его прогоняли через три теплообменника: в первом вымораживалась вода, во втором — углекислый газ, в третьем вымораживался сероводород — а затем оставшийся метан сжижался а то что оставалось — просто выпускалось в атмосферу. Не совсем напрямую, а через топку ближайшей котельной (чтобы дожечь малые количества получающегося в реакторе угарного газа), но в принципе можно было и напрямую остаток выкидывать: мало его было, чтобы всерьез что-то отравить. Ну а жидкий метан пропускался через теплообменники, вымораживая сначала сероводород, потом углекислый газ и, наконец, воду. Причем всякие особо «ароматные» вещества водяной лед в основном и собирал в себе, так что воду эту потом кипятили и пар тоже через котельную выпускали — но это «для пущей гармонии с природой», ведь даже привычные еще совсем недавно отхожие места в городских квартирах аромали гораздо сильнее «выхлопа» установок по переработке биогаза.

В принципе, установки тоже получались не сильно-то и дешевые, однако когда энергии не хватает, все старались любой ее источник задействовать — а объемы всякого дерьма в стране получались более чем приличные. В особенности после того, как вокруг крупных городов начали массово строиться свинофермы…

— Мне вот что интересно, — поинтересовался перед заседанием специально созданной «метановой комиссии» у Кржижановского Струмилин, — а без этого сжижателя газы из канализации нельзя было получать?

— Можно, но тут сжижатель Ветчинкина вообще устройство вспомогательное. Для его работы нужно иметь производительность метановых танков примерно три-четыре тысячи кубометров по метану в час. Вроде немного: это газ, получающийся всего из пары десятков тонн сухого дерьма или четрырех-пяти — влажного. Однако содержимое в метановом танке бродит месяц-полтора, так что требуются танки на тридцать — тридцать пять тысяч тонн содержимого. Которое раз в месяц нужно в эти танки заново загружать. То есть в сутки нужно поставлять тысячу тонн отходов, так что основа этого метанового производства — транспорт.

— Понял, дерьмовозы…

— И они тоже, но оказывается, что гораздо эффективнее в них разные прочие отходы использовать. Ботву картофельную, солому перемолотую, отходы мясобоен — но все это нужно на газовые заводы как-то доставить. А доставлять можно по-разному: та же московская канализация снабжает ценным сырьем три газовых установки осадком их канализационных отстойников.

— А солому или дерьмо со свиноферм?

— И с ферм, где бычков на мясо выращивают или с молочных тоже — это да, автомобильным транспортом.

— А не слишком дорогой газ получается?

— Ну да, не твой же отдел считал. Каждая установка в сутки дает почти триста тысяч кубометров газа. В Московской области их уже пять работает, а будет еще с десяток к следующему году. Если газ просто сжигать в топках электростанций… одна газовая установка — это двадцать пять мегаватт постоянной электрической мощности и втрое больше тепла. А такую электростанцию, на очищенном метане работающую, можно хоть в центре города ставить: газовая топка дыма вообще не дает.

— Тогда для меня остается непонятным вопрос, почему правительство позволяет людям гадить мимо метановых танков в других наших городах?

— В Петрограде до лета тоже три установки запустят…

— Да я шучу так… хотя если все потщательнее посчитать, будет не до шуток. И возникает другой вопрос: если это так выгодно, то почему в других странах этим не пользуются? Почему мегаватты из дерьма не получают?

— Получают, первая электростанция на таком газе заработала лет двадцать назад, правда маленькая. Но у неочищенного метана тепловыделение гораздо меньше, так что изобретение Владимира Петровича тут сильно помогло. А вообще-то это все Николай Павлович в таких масштабах затеял, когда узнал, что в Германии при очистке сточных вод много газа вырабатывают. И что в эмшерские колодцы специально добавляют солому молотую чтобы больше газа получалось. Он ведь тоже арифметику в школе учил, вот и подсчитал, сколько газа можно получить с такого города, как Москва…

— А до него арифметику в школах не преподавали?

— До него никто просто в государственном масштабе этот вопрос не рассматривал. Тут ведь все просто считается: одного навоза или дерьма мало, нужны разные отходов, которые у капиталистов у разных компаний возникают…

Николай Павлович добычей метана из дерьма в промышленных масштабах озаботился вовсе не от «предвидения невероятной пользы». Он просто подошел к возможности получения «лишнего топлива» с позиции простого мелкого помещика. Это какому-нибудь князю с тысячами крепостных поклон за парой копеек, на дороге валяющихся, неуместен — а когда у тебя поместье в три дома с пятью душами, тут и полушке поклониться готов. Потому что здесь подушка, там полушка — а к Рождеству уже и пятиалтынный собирается…

А тут пятиалтынный собрался и вовсе новенький, блестящий: газ — он, конечно, в качестве топлива просто замечателен и удобен, но если его не в печь направить, а…

Владимир Николаевич Ипатьев предложил этот чистый метан направить в колонны для гидрокрекинга вместо дорогого водорода. Результат получился странным: с одной стороны выход высокооктанового бензина несколько упал. С другой — на выходе стало получаться гораздо больше всякого этана, пропана, бутана и прочих газов, но химик им тоже много полезных применений тут же нашел. То есть он и раньше нашел применение этану, а когда его стало много больше…

Когда получается много этана, то оказывается, что провод для проведения электричества в дома можно сделать втрое дешевле и к тому же отказаться от закупки очень недешевой гуттаперчи для изоляции за границей. А еще провод для армейского полевого телефона сделать впятеро легче — а это уже повод всерьез подумать о том, что Владимиру Николаевичу давно уже стоит присвоить звание Героя Труда. Во второй раз уже присвоить…