— На дорогу опять каторжан взять хотите?

— Каторжан на лесные полосы не хватает. Ливеровский думает на чугунку китайцев набрать или, скорее, корейцев — но у него товаров пока не хватает им платить. А молодежь из деревни, под гарантии получения квартиры в новом городе и обучения рабочей профессии… займетесь?

— Хорошо. Думаю, что нужно к этому делу и комсомол привлечь.

— Вот вы и привлекайте: вы же именно идеологической работой занимаетесь, агитацией — то есть это как раз ваша работа и есть. А я уж чем попроще позанимаюсь.

— Чем, интересно?

— Мне те, кто новый завод и город проектировали, написали, сколько им стали в разных изделиях потребуется. Новой стали, старая-то вся уже господином Кржижановским на пару лет вперед расписана.

— Товарищем Кржижановским!

— Согласен. На сегодня всё обсудили? Ну пойдем тогда работу работать…

Урожай двадцать четвертого года порадовал всех. То есть порадовал правительство, рабочих в городах очень порадовал, а вот крестьяне остались им не очень довольны: из почти семидесяти миллионов собранных тонн зерна чуть меньше двадцати дали госхозы. По поводу госхозов в партии и правительстве в начале года возникли серьезные разногласия, тот же товарищ Сталин предлагал все же в первую очередь заняться организацией колхозов — ссылаясь на неудачный (если не сказать провальный) опыт в этой области Владимира Ильича. Но если у Ленина провал изначально гарантировался (мужикам дали технику бесплатно, но за работу толком не платили, к тому же и зимой, когда в полях делать было нечего, ни денег, ни пайков не предоставляли, так что кормились крестьяне сдавая части этой техники на металлолом), то в госхозах товарища Бурята все было устроено совершенно иначе. Кроме того, что работники нанимались на постоянную работу с гарантированной оплатой (понятно, что с оплатой именно за работу, а не за присутствие на этой работе) и с так же гарантированным прокормом, на «зимний стойловый период» им тоже рабочие места были подготовлены. В магазинах, организованных в строящихся для госхозов селах, было изобилие товаров (относительное, конечно, но все для жизни необходимое имелось), в каждом селе фельдшерский пункт обустраивался, даже клуб как правило имелся. То есть клуб там появлялся в течение первой же зимы — но он в договоре и оговаривался как часть оплачиваемой работы в первую зиму. Еще, что народу очень нравилось, особое внимание уделялось разведению скотины, как личной, так и «государственной», к тому же на скотину личную заранее расценки устанавливались и каждый мужик заранее знал, что он может получить за бычка, сдаваемого на мясо, за состригаемую с овцы шерсть, за яйца, которые тут же в селе и закупались у крестьян, даже за сдаваемое «в казну» молоко. И корма для домашней скотины продавались, и даже семена для приусадебных огородов. А особо радовало мужиков то, что скотину им можно было приобрести породистую и, соответственно, личный доход прилично увеличить. Ну а зерно вырастить да убрать — труд небольшой, тут в основном машины работали. То есть мужики тоже работали не покладая рук, однако страда — это дело временное…

Конечно то, что за малейшие кражи карали слишком строго, мужикам в госхозах нравилось не очень — но если и без покраж можно на хорошую жизнь заработать, то лишнее-то зачем хапать? Уж лучше трудом вложиться в собственную счастливую и сытую жизнь…

Все это Николай Павлович не сам придумал, он просто «позаимствовал» правила общения с мужиками все у того же Карлоса Лопеса. У которого пейзанин вообще ничего своего не имел — но по факту имел куда как больше, чем любой другой селянин в мире. Поскольку «бесвозмездно пользовался» имуществом этого самого Лопеса, которому официально в стране все принадлежало. Вообще всё — но товарищ просто решил не усложнять сущности для малограмотного населения: в те времена мало кто мог понять, что значит «принадлежит государству». А теперь времена несколько изменились, мужик стал то ли поумнее, то ли проще на жизнь смотреть…

В идеологическом споре со Сталиным Андреев в общем-то не выиграл, хотя и не проиграл. В той же Псковской губернии как раз большую часть урожая собрали крестьяне-единоличники, которым «за долю невеликую в урожае» поля тракторами вспахали рабочие с МТС. Однако псковские мужики быстро сообразили, что межевание размер вспаханных полей заметно сокращает, как сокращает и собственно урожай, так что больше половины псковских аграриев в некие подобия колхозов все же объединились и пользу этого всему окружающему населению наглядно продемонстрировали. А то, что имея изрядные ресурсы техники, губернские руководители закупочные конторы почти в каждой второй деревне организовали, привели и к тому, что в «закрома Родины» на Псковщине потекло не только зерно.

В сельхозотделе ЦК даже идея родилась продавать «маленькие трактора» таким сельхозартелям, но Николай Павлович резко воспротивился:

— Мы пока этого делать не можем.

— Это почему? Завод в Порхове скоро по сотне в день этих тракторов выделывать будет! — попытался возразить Александр Петрович Смирнов, исполняющий обязанности министра земледелия. Мужик сам по себе неплохой, но в земледелии не разбирающийся вообще — однако исполнительный и лямку тянущий не жалея сил. Собственно, поэтому его и министром до сих пор не утвердили, и не выгнали с работы: Николай Павлович знал, что если товарищу все объяснить, то он все и сделает. Просто объяснять иногда не было ни желания, ни времени. Однако сейчас возникла острая нужда все же объяснение выдать:

— Ну купит артель такой трактор, два купит или даже три. А затем, когда он сломается, его выкинет и прибежит новый покупать. У них, у мужиков, трактор больше года, а скорее больше сезона не продержится, а чинить их в артелях некому. Потому что слесаря смысл имеет заводить когда таких тракторов десятка два-три в хозяйстве. На МТС слесаря имеются, и там трактора эти долго проработают — а у нас пока каждый трактор, даже кроха это, на счету. Вот когда мы больших тракторов в достатке наделаем, а этих будем в день по тысяче выпускать — тогда пусть хоть каждый мужик себе такой в хозяйство берет. А сейчас нельзя. Это, надеюсь, понятно?

— Понятно. А когда мы будем по тысяче их выделывать?

Одно товарища Бурята сильно радовало: все же умных людей в России было немало. Глеб Максимилианович специально пришел, чтобы его порадовать:

— В Петрограде на Металлическом завода изготовили паровую турбину на десять мегаватт, а в Хабаровске для нее и генератор собрать смогли.

— Действительно, новость радостная, — ответил товарищ Бурят с очень печальной физиономией. — И сколько таких мы сейчас в год сделать сможем?

— Я же сказал: пришел вас порадовать. На Металлическом обещают такие турбины каждые две недели производить, а генераторы — там и больше бы сделали, только на большее меди у них нет. А чтобы радость усугубить, скажу, что в Харькове приступили к изготовлению турбины на двадцать мегаватт, и генераторы для них там же в Харькове и делать будут. Вы бы подготовили постановление о награждении товарища Артема, это в основном его усилиями там так все быстро делается.

— Подготовлю.

— А что тогда у вас лицо такое грустное?

— А то: сейчас заводы готовы моторов вдвое больше производить, но не хватает угадайте чего?

— Даже не буду угадывать.

— И то верно. Свечей для моторов не хватает, у нас, оказывается, лишь один завод их делает, который давно уже в Забайкалье выстроили. И никто не задумался о том, что для новых моторов и свечи новые нужны будут! В Госплане, кстати, никто не задумался…

— Понятно. Считать это выговором?

— Нет, руководством к действию. Причем к действию очень быстрому.

— У нас все дела быстрые.

— Да, но нужно их делать еще быстрее. Завтра у меня план постройки нового завода должен быть на столе!

— А как насчет после обеда сегодня?

Глеб Максимилианович сам занимался в основном энергетикой, а точнее, если совсем уж в детали углубляться, электроэнергетикой. Однако в Госплане он собрал людей с весьма разными умениями — так что планировались практически все отрасли народного хозяйства, и планировались довольно успешно. Вот связывались все эти планы в единое целое в основном одним человеком (точнее, в одном отделе, куда Струмилин набрал своих «товарищей по заскокам» — то есть статистиков), и связь эти были очень не всегда понятны людям, вглубь проводимых в этом отделе расчетов не вникающих. А в руководстве страны очень многие, к сожалению, в эти глубины не ныряли — и поэтому некоторые пункты планов попросту «выбрасывались за ненужностью». Или даже «за очевидной вредностью» — и Глеба Максимилиановича такие случаи периодически буквально в бешенство приводили. И, что его особенно расстраивало, они приводили его в бешенство сильно после отмены, когда «внезапно выяснялось», что давно включенное в план производство, на продукцию которого были завязаны многие другие планы, даже строиться не начало.