— У нас с керосином тоже не очень хорошо… не хватает его.

— Что-то вы совсем свою промышленность разваливаете… ладно, своими силами справимся. Не сразу, конечно, но пока американцы керосин продают, время терпит.

— А какие предприятия вы еще строите? Или собираетесь строить?

— Да особо ничего… разве что металлургический завод: чтобы край развивать, нужно много хороших дорог, да и Сибирскую дорогу нужно содержать, пути ремонтировать вовремя. Для этого рельсы потребны, много рельс — а рельсы как раз из стали и делаются, так что без такого завода никак не обойтись. Но его раньше следующего года не выстроить.

— Следующего года? А… а большой завод строить собираетесь?

— Уже строим. Нет, небольшой, на двадцать миллионов пудов в год.

— Сколько? Двадцать миллионов вы считаете небольшой⁈ И вы собираетесь такой завод за год выстроить⁈

— Американцы домну на десять тысяч футов поднимают за четыре месяца, это с момента вбивания колышка в землю, отмечающего где ее строить, и до разжигания. В Америке сейчас безработных много, строителей на четырехмесячный контракт найти проще простого, даже говорящих по-русски найти не особо сложно. Машины для такого завода они тоже быстро делают, поскольку внутри страны заказов мало, а подсобных рабочих и у нас достаточно. Там, конечно, еще сотню верст железной дороги выстроить нужно, но мы для нее у американцев старые рельсы решили купить: они года три прослужат, зато вчетверо дешевле новых выходят.

— Так вы еще и дороги новые прокладываете? Это же сколько денег вы собираетесь потратить?

— Много. Но деньги и нужно тратить пока они не кончились.

— А где вы эти деньги берете?

— Колчак нам небольшое наследство оставил. Действительно небольшое, миллионов шестьдесят рублей, вот мы их и проматываем. Не морщитесь, нам действительно деваться больше некуда: деньги лежат… лежали в американских банках, нам позволили их потратить исключительно на закупку американских же товаров — вот мы и прикинули, что нам всего нужнее. И пришли к выводу, что нужнее всего нам заводы и дороги. То есть станки и рельсы, которые мы сами выделать не можем… пока не можем — но сможем, когда деньги эти потратим. И деньги нам вернутся в виде наших же товаров, причем многажды вернутся.

— Вы все это строите за шестьдесят миллионов?

— Да, за шестьдесят миллионов золотых рублей. Чуть больше, чем за шестьдесят: мы уже немало всякого смогли продать за рубеж. Те же японцы много леса покупают…

— А кроме леса?

— А кроме леса у нас просто нет ничего им интересного. Опять же, пока нет. Продуктов нам самим не хватает… хотя еще и меха довольно неплохо продаются. Но мехов-то у нас тоже мало. Китайцы с удовольствием бы покупали разные железные изделия, но это на будущее откладывается, так что крутимся как можем. И что можем, стараемся сделать своими силами…

Сталин уехал обратно в Москву в состоянии некоторой задумчивости, а через неделю Верхнеудинск посетил Никифоров:

— Николай Павлович, я к тебе с предложением приехал, возможно, что тебя заинтересует. Мы тут в правительстве посоветовались, решили предложить наши республики объединить. И на пост Председателя правительства тебя избрать, а меня оставить председателем совета министров.

— С чего это вы решили, что мне это надо?

— Ну ведь одно же дело делаем.

— Петр Михайлович, я же тебе уже говорил: мне ваши идеи не по нраву. И то, что вы там у себя делаете, мне тоже не нравится. Тем более, что в правительство себе предателей набрали.

— Каких это предателей?

— Обыкновенных. Вон Польша на Россию напала, а у вас министром иностранных дел поляк служит.

— Так ведь это наш поляк, большевик!

— И кто тебе это сказал? Этот ваш Гинтовт-Дзевалтовский большевиком особо и не был, он член польской партии социалистов, до сих пор из нее не вышел — а партия эта провозгласила своей целью мало что отделение Польши от России, так еще и включение в состав Польши половины Белоруссии и Украины. То есть то, за что поляки сейчас в Россией и воюют.

— Это ты всерьез?

— А ты как думаешь? У меня в республике государственной безопасностью профессионалы занимаются…

— Ага, жандармы бывшие.

— И нынешние. Люди, которые информацию собирать умеют, и умеют ее осмысливать.

— А… а доказательства того, что ты говоришь, у тебя есть?

— Есть. Если хочешь — покажу, но при одном условии.

— Показывай! А какое условие?

— Простое. Если ты согласишься, что доказательства эти правильные, то этого поляка расстреляешь.

— Я… я не могу, его же из Москвы назначили.

— Тогда я его расстреляю, а ты просто возражать не будешь.

— Показывай!

Спустя час Петр Михайлович задумчиво поинтересовался:

— А других предателей у нас нет? Или ты не знаешь?

— Есть, трое наверняка предатели, а один… с ним поговорить нужно.

— И доказательства у тебя такие же прочные?

— Конечно.

— Знаешь что… расстреливай их всех. Только я уж не знаю, как у тебя это получится, но мешать точно не буду. А что Дальбюро на треть сократится… это и хорошо будет, тогда за тебя все остальные и проголосуют. Будешь Председателем и правительства, и Совета министров: я-то, раз такое прошляпил, на такую работу не гожусь.

— Ну, о будущей работе мы с тобой еще поговорим, один я всю работу всяко не сделаю. А как их расстрелять… есть у меня одна идея. И ты мне ее исполнить поможешь…

Посевная закончилась поздно, ближе к концу мая. Это было вообще-то неправильно, но довольно много местных крестьян сказали, что картошку можно до самого конца мая сажать — и именно ее и посадили в последнюю очередь. В том числе и потому, что «своей» картошки в республике почти и не было, сажали то, что удалось закупить в Иркутской губернии.

Зато в посевной успели поучаствовать и два первых трактора «собственного производства». Очень интересные получились трактора — вероятно потому, что получились они «скрещиванием» двух американских машин, которые когда-то делали две американские же компании. Первая — под названием «CalTrac» — успела выпустить несколько совершенных уродцев, на американском рынке никому не приглянувшихся — но ее владелец разработал весьма приличный керосиновый мотор слегка за двадцать лошадок. Вторая компания, скромно названная владельцем «König Agrimotor», попыталась, причем даже с определенным успехом, создать пропашной гусеничный трактор — но мотор мощностью чуть меньше четырех сил не позволил компании захватить рынок. Зато «гибрид» получился вполне достойным, трактор весом под две тонны спокойно тащил за собой трехлемешный плуг при глубине пахоты в десять дюймов. То есть по ровной степи тащил, но большего от него и не требовалось.

Еще большим преимуществом получившейся машинки было то, что гусеницы трактора изготавливались из котлового железа толщиной в пару линий: каждое звено собиралась (на клепке) из четырех довольно простых в изготовлении частей. Конечно, чтобы такую гусеницу собрать, требовалось довольно много поработать — но эту-то работу могли делать даже самые неквалифицированные мужики. И, чтобы в сутки выпускать по четыре трактора, просто мужиков потребовалось нанять побольше…

Сам Николай Павлович с огромным интересом смотрел, как работает «чудо техники»: раньше-то он тракторов не видел, а лишь слышал, что они пашут как целый табун лошадей. И увиденным поделился с Иваном Алексеевичем:

— Ну ты только посмотри, как ловко трактор-то пашет! Небось трех лошадей один заменить может!

— Как же, трех! Сказано же, двадцать лошадей! Мотор у него как двадцать лошадей.

— Сдается мне, что тот, кто лошадиные силы измерял, использовал в опытах своих мужицкую Савраску, которую неделю не кормили. Я тебе так скажу: в поместье у меня пахали пароконными плугами на два лемеха, и шли лошади не сильно медленнее этого трактора.

— Это ты точно врешь!

— Не вру. Правда лошади у меня были сильные да ухоженные, першероны большие. Однако трактор, ежели не сломается, и без перерыва работать хоть круглые сутки может, так что он, пожалуй, полезнее лошади будет. Вдобавок лошадь-то кормить нужно даже когда она не работает, а трактор — выключил и всё. Вот только где трактористов-то набрать?