Посланные на месторождение геологи набрали камней всяких, анализы провели — и оказалось, что руда там вообще замечательная: вольфрамит там с большой примесью ценного марганца, а еще в руде есть и серебро (много), и висмут, и медь (поменьше), и молибден, и цинк, и даже золото (хотя его совсем немного). И оловянный камень попадается, и берилла не то чтобы очень много, но достаточно для того чтобы хоть только его добывать. Один у месторождения недостаток: речка Джида — она очень длинная, течет себе по горным узким долинам… примерно двести пятьдесят километров течет до впадения в Селенгу, где нормальная железная дорога есть. А на этих километрах даже тропинок почти нет. И добраться до будущего городка пока можно было разве что верхом вдоль реки. Так что пришлось Николаю Павловичу обратиться с очередной просьбой к товарищу Ливеровскому с просьбой «срочно выстроить узкоколейку», и Александр Васильевич (узкоколейки яро не уважающий) принялся за работу, для скорейшего выполнения которой ему были приданы два полка из состава РККА, базирующиеся в Верхнеудинске и Иркутске. А товарищ Гаккель срочно принялся изобретать узкоколейные тепловозы с «обрезанными» до двух цилиндров коломенскими дизелями…
Правда «прошлогодние» геологи намекнули, что кроме коренного месторождения вокруг рудника еще и изрядно песка понабросано, в котором можно вольфрамовую руду просто намыть, хотя и очень немного — так что весной туда обживать дома отправилась небольшая старательская артель. По словам геологов за сезон там получится намыть руды может пудов двадцать, а может и пятьдесят — но когда вообще ничего нет, то и двадцать пудов лишними точно не окажутся. А сотня килограммов вольфрамовой проволоки — это уже пять миллионов лампочек…
Однако у страны появился еще один интересный проект. К Николаю Павловичу пришел «главный удобрятор СССР» Дмитрий Николаевич Прянишников и высыпал ему на стол кучу каких-то палочек:
— Николай Павлович, мой аспирант, работающий над проблемой грануляции азотных удобрений, попробовал их с опилками смешивать и обрабатывать в британском грануляторе для комбикорма.
— Это удобрение?
— Нет. Но он, проводя эксперименты с различными соотношениями мочевины и опилок, случайно как раз мочевину в образец не добавил и получил вот это. Это произведено из одних опилок, без какого либо склеивающего агента. И это в печах горит не хуже угля бурого, даже лучше: разгорается легко, тепла дает много. И ведь это вообще ничего не стоит! Почти ничего, все же используемый гранулятор само довольно быстро изнашивается.
— И зачем вы мне это принесли?
— Аспирант этот обсудил проблему с братом, студентом МВТУ, тот заинтересовался, провел некоторые исследования и пришел к выводу, что такие гранулы возникают при сильном давлении потому что опилки нагреваются и лигнин… это вещество, растительные клетки обрамляющее, их склеивает. А поскольку давление действительно очень большое, то гранулы получаются гораздо более плотные чем дерево, лигнин же расплавленный, поверхность гранул как бы лакирующий, препятствует впитыванию влаги из воздуха.
— Так, это я понял.
— Студент этот, Еропкин его фамилия, изготовил в наших мастерских небольшую опытную машину, которая человеческой силой способна таких гранул произвести до фунта в час.
— Это радует.
— И подсчитал, что при увеличении размера машины и использовании мотора в двадцать лошадиных сил можно выделывать до полутора центнеров таких гранул в час. Из мусора, коего на любой лесопилке сколько угодно. Причем мы уже эксперименты ставили — годятся, если специально измельчить заранее, и ветки древесные, и кора, и даже солома, кукурузные початки… почти любой растительный мусор, только высушенный. Древесные опилки, конечно, лучше всего подойдут, поскольку зольность у них нижайшая и по тепловыделению они ту же солому превосходят, но то, что можно будет печи топить, спелые деревья на это не вырубая…
— Понятно… давайте так договоримся: вы мне завтра, часов в одиннадцать, приведете вашего аспиранта и его брата-студента, я еще кое-кого позову — и мы все это обсудим поподробнее.
Все же гений — он гений если не во всем, то очень во многом. Владимир Григорьевич Шухов, когда ему была изложена проблема, менее чем за месяц спроектировал котел, работающий на древесных гранулах, для работы в домовых котельных. Причем котел он спроектировал «почти автоматический»: регулятором устанавливалась требуемая температура воды в котле и после этого нужно было лишь следить за тем, чтобы в приемном бункере было достаточно этих самых гранул. А попутно — поскольку в разговоре со студентами было примерно прикинуто, сколько таких гранул можно производить из «лесного мусора» — предложил проект котла уже для электростанций и проект машины, которая непосредственно в лесу этот самый «мусор» — то есть ветки деревьев — размалывает в подходящие для гранулятора опилки, а так же проект «мобильного гранулятора», паровая машина которого на этих же гранулах и работала. Правда в лесу опилки получались слишком влажные для гранулятора и на месте гранулы делать было не всегда возможно, так что паровик «мельницы» работал на обычном хворосте…
Сдав эти проекты Николаю Павловичу, Владимир Григорьевич домой отправился уже со вторым орденом Трудового Красного знамени (первый он получил за котел высокого давления для угольной пыли). А завод «Серп и Молот» получил сверхплановое задание на изготовление матриц для грануляторов: изделие несложное, но с обычной сталью выдерживающее до полного износа часов триста работы. Благо, молибден уже перестал быть дефицитом: рудник в Монголии уже год обеспечивал СССР ценным металлом. Маловато обеспечивал — но «бесплатные дрова» были очень нужны, а износившиеся матрицы можно было и переплавить. То есть «Серп и Молот» стальные листы для этих матриц производил, сами грануляторы на других заводах делались — но здесь простота конструкции как раз качеством материала и обеспечивалась.
Впрочем, «дрова» эти, хотя и получились очень дешевыми, бесплатными все же не были, даже если не обращать особого внимания на цену грануляторов. Потому что «лесной мусор» нужно было в лесу собрать, перемолоть в опилки, опилки перевезти на «грануляторные фабрики», где их еще требовалось высушить — и самой дорогой процедурой стала как раз вывозка опилок. Которые, конечно, можно было и на телеге возить, но уж лучше телегу эту к трактору прицепить — а трактору керосин или бензин нужен. А еще масло, тракторист со своей приличной зарплатой, с мастерской, где трактор после поломок починят. А лучше вообще не трактор использовать, а автомобиль грузовой. Которых в Филях, правда, уже делалось по шестьдесят тысяч в год — но там авто были по конструкции практически «довоенными» и перевозить могли груза тонны по полторы.
Собственно, поэтому Николай Павлович распорядился — и в СССР довольно кривыми путями прибыло сразу пять грузовиков американской компании Мак. Два на три с половиной тонны груза, два — на пять с половиной и один на семь с половиной. Машины были практически одинаковыми, и только на последней (совсем свеженькой, остальные были куплены с рук) передача на задние колеса была не цепной, а карданной. Машины немедленно разобрали буквально до винтика, как могли изучили, прикинули что оттуда можно позаимствовать, а что заимствовать не стоит…
Не стали заимствовать мотор: четырехцилиндровое шестилитровое американское чудище мощностью в семьдесят пять сил (рассчитанный под плохонький прямогонный бензин) заметно уступал собственному шестицилиндровому и трехлитровому мотору с компрессией чуть больше десяти. Отечественный мотор был лучше просто потому, что у «американца» картер делался из алюминия в отличие от чугунного «своего», а другого мотора подходящей мощности в СССР пока вообще не было. Причем «отечественный» был сложнее в изготовлении: он был высокооборотный, и чтобы опорные подшипники не расплавились, прямо внутри картера стоял редуктор, но все равно на выходе обороты были выше, чем у «янки». Соответственно, коробку переключения передач тоже свою пришлось брать (то есть заново разрабатывать, но все же на основе американского «прототипа», который имел четыре ступени, а не три, как большинство других машин), но раму автомобиля и подвеску решили делать почти такую же, как у «американца», вот только шины колес решили делать все же пневматическими, а не из литой резины. Решили — и сделали, в одном экземпляре на тракторном завода в Тихонькой. С учетом совершенно «неамериканского климата» кабину сделали закрытой деревянной, да и над капотом экзотической формы решили не заморачиваться — машина и так всем понравилась. То есть понравилась очень немногим людям, которые ее увидели — а чтобы она понравилась большему количеству народа, нужно было таких наделать побольше. Очень побольше — и в конце апреля началось строительство нового автозавода. После долгих препираний в Госплане было принято решение завод ставить в Петропавловске — причем спорили в основном Кржижановский и Струмилин. Станислав Густавович напирал на то, что «новый завод в Нижнем создаст дефицит квалифицированных рабочих в городе», а Петропавловск оставался единственным относительно большим городом, в котором серьезных заводов еще не строилось. Но его выбор больше все же основывался на предложении Николая Павловича завод строить «подальше от границы: война начнется — так спокойнее будет»…
