В полдень, когда ладья солнца достигла середины голубого моря небосвода и солнечные лучи, воздействуя теплотой, в общем согрели руки и ноги шествующих по этой холодной долине, [мы] поднялись на возвышенное место. Из-за чащи леса и нагромождения ветвей, из-за места, [вызывающего] опасения, показалась кровожадная река Сейхун, окаймленная громадными зарослями камыша, вследствие густоты которых змее не было /58б/ возможности проползти в их узких проходах. Солнце, несмотря на острые клинки [своих] лучей, никогда не проникало вглубь, чтобы срезать их на корню. Кроме тени, которая охватывала их полу, никто не решался ступить ногой, чтобы проложить путь сквозь эти камышовые дебри. Кроме воды, которая протекала внизу, никто не мог раздвинуть их властной рукой, чтобы пройти. Края этой рощи были так окружены стрелами камыша, что каждый человек, который шел там, уподоблялся колчану и жизнь свою превращал в мишень стрел смерти. Текущая у полы камышей вода в этих зарослях так замерзла, что казалось, будто камышовые стрелы воткнуты в колчан или камыш внизу был сломан льдом от долгого пребывания в тех ямах.

Когда за чащей зарослей камыша стала видна река Сейхун, то она представилась морем, словно рудник текучего серебра или остановившейся от сжатия, неподвижной ртути. Словно небосвод, частицы которого — серебристые звезды или Млечный Путь, а облака на нем — блюдо, полное небесных созвездий. Посередине зеленого моря деревьев [будто] протянулся широкий серебряный мост или [словно] продолжение первого проблеска утреннего рассвета, показавшегося на краю темно-синего горизонта...

Посередине этого белого моря виднелась черная полоса грозного, как судьба войска, проходившего через переправу. Чернота чернил растянувшегося войска стерла белизну той серебристой страницы. Полки воинов и отряды конников, могучих, как рок, своей чернотой покрыли поверхность той белизны. Вереницы верблюдов арабской породы следовали друг за другом подобно буквам в письме, как сказал поэт:

/59а/ Они шли, растянувшись на расстоянии, превышавшем несколько полетовстрел, пущенных из лука. Вся белая поверхность реки была [как лист] — местом букв чистокровных верблюдов и коней узбекской породы. Лицезрение этой картины стерло со страниц души знаки горести, страданий и забот. Видение воочию грузов, тяжестей, разного рода поклажи успокоило и развеселило печальное сердце, ибо надежда на переход через это опасное место уже не только блуждала по краю сердца, потому что в те несколько дней [мы] несколько раз приближались к берегу Сейхуна и в надежде переправиться бросали якорь остановки на берегу этой опасной реки и каждый раз готовили материал для той переправы. Некоторые смельчаки из конников августейшего войска даже приступили было к переправе через Сейхун, однако ладья их надежды на переход по этому пути натыкалась на сухой берег безнадежности. Когда мы своими глазами увидели, что часть вещей могучих, как судьба, воинов переправили, а другую часть готовят к переправе, по слухам стало известно, что высокостепенное ханское величество здрав и невредим, согласно желанию и воле, соизволил пройти по этой переправе. Разум изумился и поразился переправе через реку по мосту и шествию судьбы по Млечному пути и [тому, что] славные султаны и знаменитые эмиры ожидают [своей] очереди на берегу реки. Мы вознесли необходимую хвалу Аллаху и обязательную благодарность за здравие особы его величества наместника всемилостивого за счастливый переход его по льду этого бескрайнего моря, за появление признаков победы, за указание на преддверие победы войск, могучих, как судьба, и за беспредельную милость [его]. С тысячью надежд мы по льду пустились в путь к месту переправы и начали переход. Когда же мы, претерпев разного рода неприятности и беды при прохождении через густые заросли, подошли к месту переправы на близкое расстояние, то заметили по сторонам переправы целые горы льда, появившиеся в течение зимнего времени от /59б/ постоянных морозов. Мы видели, что сквозь эти ледяные горы были сделаны один-два прохода с помощью топоров, лопат, кольев и ломов, [оказавшихся] среди пожитков знаменитых узбекских эмиров. Если бы ожидать, пока места переправ опустеют от проходящих войск, дабы кто-либо мог спокойно пройти по ним, [то] нужно было бы простоять на берегу несколько дней, пока не перейдет большая часть войск. Сообщали, что если сегодня до конца дня кому-нибудь не удастся переправиться, то лед сломается и путь для него будет закрыт. Мысль о такой картине вновь зажгла внутри [нас] огонь в очаге скорби и печали. Обсуждение этого преисполненного опасностью дела вновь бросило нас в долину раздумья и нерешительности. На этот раз волнение и беспокойство было тяжелее всякого бремени, думы и волнения об исходе этих мук выходили за пределы счета и исчисления, потому что каждый раз, когда мы обдумывали переход через какой-нибудь оставшийся как, в моей душе возникала полная уверенность, что его ханское величество все еще не переправился через реку Сейхун и со своими гвардейцами, амакчиями и чухраями до сих пор задерживается в узких, тесных проходах. Если произойдет отставание от августейших знамен вследствие [его] задержки в топких местах берега Сейхуна, [то] исправить его стремление присоединиться к счастливым знаменам будет легко и исполнимо. Однако на этот раз было опасение, что если, вследствие значительной задержки на берегу реки ради отыскания места переправы и освобождения дороги от перевозимых вещей и клади, звездоподобное войско очень сильно отстанет, а августейшие знамена [тем временем] уже благополучно переправятся, то присоединиться к ним удастся не раньше, чем в пределах страны казахов, а соединение со счастливым кортежем раньше этого совершенно нельзя себе представить, потому что двинуться со скоростью огня по устранении препятствий для [начала] военных действий и помех для войны невозможно, ибо искры уже не воспламенят пожара в краю врагов и молния проливающего кровь меча не сожжет жизненного припаса противника.

/60а/ В таком состоянии [собравшиеся] размышляли о том, какой вид примет путь спасения через эту полную бедствий переправу, и решение наконец остановилось на том, чтобы очертя голову броситься с вершин этих ледяных гор вниз. Если нам еще суждено жить и остаться здравыми и невредимыми, то судьба нас приведет к берегу реки, а если нет, то конь жизни останется в яме смерти. С таким решением мы вместе с конями почти бросились с вершины ледяной горы, высота которой была около пятидесяти гязов. Так как мы не поплатились предопределенными нам Днями жизни и нам осталось прожить еще несколько дней, то мы невредимо спустились на берег Сейхуна. Когда воины доблестной рати увидели воочию нашу смелость наверху той ледяной глыбы, они, последовав [за нами] по пути согласия и товарищества, спустились с вершин тех высоких гор на берег реки. Так как поверхность льда, который покрывал реку, была очень скользкой и хрупкой и по ней невозможно было проехать верхом, то мы, разумеется, спешились и пошли по льду пешком, держа лошадей в поводу. Совершенная милость мудрого хранителя, которая поддерживала слова: И перевели Мы сынов Исраила через море[211]... и чудом спасла от потопления народ [во время] его шествия через море, спасла чудесным образом и нас.

Удивительно то, что я, бедняк, в то время был очень болен и слаб и разные болезни, как, например, оспа, желтуха, болезнь грудной полости, лишили тело немощное красы здоровья. К тому же на прежних стоянках мне пускали кровь, и тело совершенно ослабло и исхудало вследствие удаления [дурных] веществ. А сейчас я шел по льду, держа в поводу коня. Когда я прошел с огромной трудностью большую часть расстояния, меня обогнали несколько арб, и я пустился вслед за ними, следуя за возчиками.