В этот день с восходом солнца, взойдя, подобно солнцу, над горизонтом добрых деяний, [хан] направился на восток, и, обратив лицо могущества и удачи на завоевание восточных стран, он выступил со стоянки счастья. Августейшее общество было украшено присутствием [их] высочеств эмиров, знаменитых улемов, вельмож Бухары и Герата и садра жителей Мавераннахра. В собрании находился превосходительный, шейх-ал-ислам, /24а/ благороднейший Хваджа Абу-н-Наср Парса[139], потомок великого Хаджи Парса. Я, бедняк, находился в стороне, [где] были вельможи Хорасана. Когда все в августейшем собрании сели, я, бедняк, доложил: «Сегодня понедельник, и большая часть [выступлений в] поход пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, состоялась в понедельник. Решение выступить на священную войну в понедельник согласуется с сунной. Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, отправляя воинов куда-нибудь, приказывал: “Не убивайте детей, женщин и дряхлых стариков. Ведите священную войну против неверных ради всевышнего"». Потом я встретился с Хаджой Парса и спросил: «Хорасанские улемы издали фетву, что этот поход является священной войной в соответствии с тем, что идолопоклонство казахов доказано и [доказана] дозволенность у них уводить в рабство. Теперь, эта война — всеобщая религиозная обязанность или это обязанность частная?».

Хаджа Парса ответил: «По видимости, обязанность частная, ибо получается достаточное количество от того сборища людей, которое [сейчас] идет». Я, бедняк, сказал: «Изволите ошибаться, это всеобщая обязанность, ибо имеется согласное решение обоих вероучений (т. е. учений Абу Ханифы и Шафии. — Р. Д.), чтобы всегда, когда неверные вторгаются в какую-нибудь мусульманскую область, то всем вменяется в обязанность [вести] с ними священную войну, и это в божественном законе называется всеобщим призывом к обороне. А сейчас они, [казахи], направляются в округ Куфина[140] и Бухарскую область и как раз время для их похода, они уведут рабов из областей ислама. Все обязаны отправиться /24б/ в их области». Товарищи умолкли. Я, бедняк, представил, что все обязаны в этом походе сопутствовать его ханскому величеству, пусть его ханское величество восклицает: «Аллах — велик», я же, бедняк, не намерен отказываться от службы в этом походе. Еще раньше я говорил его высокопревосходительству Хадже Махмуду, сахиб-дивану, чтобы [он] при [первой] возможности доложил [о том], что такой-то (т. е. Ибн Рузбихан. — Р. Д.) не оставит службу до тех пор, пока не отправится в Ирак, потому что победа над кизил-бурками[141], вражда с ними и война с людьми их страны более обязательна, чем священная война с неверными франками, ибо нет никакого сомнения в их неверии, тем более с казахами, которые доподлинно произнесли слова свидетельства[142]. Имеется согласие улемов Рума, Мекки и Медины со мной, бедняком, на то, что [я] издал фетву, что кизилкулахи хуже, чем неверные франки, и война с ними достойней, чем борьба с франками, потому что первая война — священная война с франками, сейчас обязанность частная, а [вторая] — обязанность всеобщая. Кроме того, она — борьба против первоначальных неверных, а эта война — борьба с вновь возникшим неверием в странах ислама после того, как большей частью они стали основой ислама. Когда же я узнал, что война с казахами происходит под видом священной войны с кизил-бурками, я счел нужным для себя отдать обязательнейшее предпочтение участию в священной войне с казахами и отправился под знаменем его величества имама времени, наместника всемилостивого [господа]. В субботу[143] я добрался до августейшего кортежа близ мазара Хазрата Хаджи [Накшбанди]. Аллах подает помощь и оказывает милость.

Из того, что на этой стоянке пошло на пользу, это несколько тюркских касыд, которые море бытия его ханского величества, прибежище халифата извлекло наподобие того, как достают скрытую жемчужину из тайников потустороннего мира и подают ее ощутить и почувствовать. На этой же стоянке появилась на свет и касыда, которая под конец была присоединена к касыде абджадиййа. И еще касыда, которая содержит в себе тайное собеседование с богом; количество благодеяний и милостей, оказанных чертогом благоволения всемогущего [бога] пророку, в этой касыде упомянуто красноречивейшим образом. На этой стоянке она /29б/ наподобие раннего утра превратилась из тайника черновика в беловик. Эти сокрытые перлы, которые появились из жемчужины потустороннего мира, были нанизаны на нить поэзии и вошли в ожерелье стихов. Когда эту касыду читали в августейшем собрании и в конце ее упоминались некоторые из чудесных свойств храбрости, завоевания стран, мероприятия для пресечения гибельных событий ради достижения искомого, захвата крепостей ключом сверкающего меча, которые были осуществлены растущим день ото дня могуществом высокостепенного ханского величества, у присутствующих от необычайности тех дел возрастало изумление.

Я, бедняк, уже раньше слышал рассказ из рассыпающих самоцветы и жемчуга уст ханского величества, который изволил говорить: «Каждый из высокодостойных государей, ханов, могущественных как судьба, и хаканов, вокруг которых вращается весь мир, делал какое-нибудь владение из владений своей столицей и поднимал знамя постоянного своего местопребывания в каком-нибудь городе из городов.

Так же как до ислама, столицами персидских хосроев были Истахр и Мадаин в Ираке Арабском, а столицей царей эфталитов[147] Хорасана — Таликан[148] в Балх-ской области, подножием трона тюркских хаканов — пределы Алмалыка[149] и области Хитая, столицей византийских кесарей — Константинополь, Аммурийа, Румийя и Бурса, столицей египетских фараонов — город Файйум из египетских городов, подножием трона царей Магриба — Джазира-йи Андалус, Константина и Тунис, столицей царей Йемена из [родов] Табаба и Шаддада племени Ад — город Сана йеменский.