Воеводин широко улыбнулся и притянул руку, прижимая жену к себе:

— Наконец-то пришли мои любимые пятьдесят!

— Уже пятьдесят шесть, — тут же с улыбкой ответила Люда.

— Значит, я что-то в тебе недолюбливаю! — грозно заметил Дмитрий и рассмеялся вместе с женой. Алексей смотрел на друга и даже не скрывал своей улыбки, потому что смотреть на этих двух и не радоваться вместе с ними и за них не получалось.

— Как там?

— Нормально. Лекарство ввели, ждём.

— А…

— Хорошо, уже в сознании.

— Это радует, а…

— Перенервничала, конечно, ещё и переживает, что маму нашу напрячь пришлось с малыми.

Вегержинов посмотрел на Диму, затем перевёл взгляд на Люду и усмехнулся:

— Вы мысли, что ли, читаете друг у друга?

— Мы так удачно женаты, Алёшка, что жена может договаривать мои фразы. Начало часто тоже придумывает она и что-то добавляет от себя в середине, — тут же ответил Воеводин, за что схлопотал кулачком в плечо.

— Всё просто, Алёшка, просто надо любить и радоваться жизни. — Люда прижалась к мужу и спрятала нос в широкий воротник зимнего свитера, потом зыркнула на Вегержинова и пробубнила: — А вообще будь как протон. Он всегда позитивный! Лёша, а что там с моей учёбой будет, если Дима к тебе работать пойдёт?

— Ты не волнуйся, недалеко от вашей квартиры детская больница, я уже договорился, только документы потом надо привезти. Кстати, там большая неврология, так что все желания учтены.

— Алёшка, ты просто чудо! — выдохнула Люда и добавила: — И где ж ходит та красивая и умная, чтобы такого парня окрутить смогла бы, а?

Воеводин обнял жену и прошептал ей на ухо:

— Нашлась такая, кажется, только наш Алёшка думает пока.

— Чё тут думать! Хватай, через плечо и в берлогу!

— Неужели все люди должны быть несвободны? — Вегержинов улыбался, но продолжал отстаивать свою точку зрения. Хотя бы для того, чтобы вот так шутливо препираться с друзьями.

— Конечно! — воскликнула Людмила. — Это ты пока ещё не знаешь, но отношения между мужчиной и женщиной нужны иногда только по той причине, что некоторые участки спины недоступны для того, чтобы самому намазать их змеиным ядом.

— Воеводина, твои мысли нужно издать отдельным томом и назвать как-то позаковыристей.

— Согласна, давно пора. А то моей гениальной натуре очень тяжело в последнее время совмещать в себе убийственную самокритичность и комплекс Бога одновременно, а ещё скромность и эгоизм, желание помогать всем людям и желание сжечь тут всё нахер. Очень тяжело, — вздохнула Воеводина, — но я справляюсь.

— Господи, Люда! — Дима со смехом прижал жену к себе. — И где ты только научилась этому?

— Как где? В медине, разумеется. А теперь пора домой, мальчики.

— Спасибо, — устало проговорил Алексей, — но я должен ехать.

— Ты же уснёшь за рулём! — воскликнула Люда и строго уставилась на Вегержинова.

— Не усну. Ребята, мне действительно нужно быть в столице. Праздники заканчиваются, у меня встреч назначено до бениной матери. А вы готовьтесь. Как только ты диплом получаешь — сразу же ко мне. А потом и маму вашу перетащим.

Алексей встал, подмигнул Люде, крепко обнял Диму и уверенно зашагал к выходу.

— Хороший он парень. Дай бог, чтобы ему повезло с женой, как тебе, Воеводин.

— Ты это серьёзно?

— Вот ещё начни сомневаться! — Люда встала и затянула шарф на шее.

— А вот интересно, почему мужчины раньше охотнее женились? Как думаешь?

— Потому что в продаже не было готовых котлет и пельменей. Пошли домой, Димка. Маме тяжело с двумя малышами. Не представляю как теперь Валя учиться будет.

— Так и будет, будет оставлять Надюшку у нас. Поехали, а то у тебя нос уже посинел. И да, Люд, я твёрдо решил переезжать к Алёшке. Так что сразу после выпуска — в столицу.

Люда молча кивнула и улыбнулась. Такая уж у неё судьба — куда муж, туда и она. Офицерские жёны бывшими не бывают.

Валя прикрутила кран на газовой плите — кухня нагрелась, можно раздеть Надюшку и искупать перед сном. Девочка в последнее время капризничала и часто плакала — скучала по дедушке. Папе уже стало намного легче, но врачи пока не спешили его выписывать, потому что после острой фазы у него возникло нарушение сердечного ритма, которое грозило очередным серьёзным приступом. Валя иногда с ужасом смотрела на появляющиеся будто ниоткуда коробки с дорогими лекарствами и растворами. И хотя никто даже не заикался о том, что долги надо будет вернуть, она всё чаще и чаще тихо плакала от собственного бессилия. Ведь если бы ей не помогали чужие люди, она бы никогда не справилась с этой ситуацией.

А скоро заканчивается учёба, осталось-то всего четыре месяца, пять экзаменов — и на вольные хлеба. Но через месяц в марте ей предстоит пережить ещё одно заседание комиссии по трудовому распределению. Как ей недавно было заявлено: «А что вы хотите? Вы учились на бюджете, получали стипендию, государство имеет право потребовать отработать затраченные на вас ресурсы». Как будто она отказывалась работать! И этот Зубов не давал прохода, особенно сейчас, когда они пришли на последние занятия по акушерству и гинекологии. Вчера он вёл себя вообще по-хамски, попытавшись у всех на виду погладить её колено. Валя возмущённо откинула мужскую руку и выскочила вон из аудитории, но услышала слова, брошенные в спину: «Дура, сама приползёшь, вот тогда-то я и отыграюсь».

Надюшка, будто почувствовав подавленное настроение мамы, захныкала и вдруг громко расплакалась, выгибая спинку и стараясь вывернуться из маминых рук. Валя старалась успокоить зашедшуюся плачем дочь, но Надюшка не успокаивалась, а кричала всё громче и громче. Обессиленная мама быстро смыла мыло тёплой водой, с трудом натянула на дочь пижаму и уложила малышку на узкую кровать, на которой они спали на прогретой кухне.

Завтра с утра надо отвезти дочь Воеводиным, потому что даже опоздание уже могло привести к неприятностям. Не говоря уже о том, чтобы отпроситься или пропустить занятия. Зубов следил за её учёбой подобно питону, что ждёт, когда же преследуемый кролик ошибётся. А может, права была Касаткина? Может, фиктивный брак сможет помочь и спасти её от этого озабоченного Казановы? Но тогда… а где гарантия того, что брак этот будет фиктивным? Её начинало трясти и почему-то появлялась тошнота только при одном упоминании о её «счастливом» замужестве. Да и говорят, что такие услуги стоят немалых денег. А где их взять, если её стипендии и детского пособия с трудом хватало на продукты и оплату коммунальных услуг? А больничного ждать не приходится, потому что у папы на работе получали зарплату в конвертах. Господи, что же делать? Валя прижала холодные ладони к чашке с остывающим чаем и прикрыла глаза. Надюшка уже успокоилась и тихо сопела во сне, теперь в тишине нужно ещё раз прочесть конспекты и просмотреть вопросы к тестированию. И хотя бы несколько часов поспать. Если получится…

***

Валя сидела посреди кабинета, вдоль стен которого стояли столы. Очередная комиссия. И их декан, по словам Люды, сидящий как лошадь на свадьбе — весь в цветах и в мыле. Он так отстаивал место Вали в санэпидстанции, что аж вспотел, несчастный. Но один из доцентов кафедры педиатрии монотонно и спокойно доказывал, что выпускница Баланчина должна стать педиатром.

— А кого я отправлю в санстанцию? — визгливо спросил декан.

— Я поеду, — уже со злостью заметил доцент.

— Ну знаешь, этому учиться надо, — с мерзкой улыбочкой заметил его оппонент.

«Вот правильно когда-то Людочка назвала его недомерком, все беды в этом мире от таких вот хорьков маленького роста с их комплексами, — подумала Валя и вытерла повлажневшую ладонь о брюки. — Может, напомнить им о моём присутствии? Ещё несколько минут, и они передерутся. Вот это я понимаю, демонстрация коллегиальности и взаимоуважения в присутствии студентки и посторонних лиц».

— Валентина Николаевна, — раздался женский голос откуда-то сбоку.