— Я готова. — Она шагнула к Вале, та успокаивающе протянула ей руку, а Люда вдруг вложила в раскрытую ладонь связку ключей от своей старой квартиры: — Это же здорово, что хорошего не ждёшь, а оно случается, правда? Ты запомни, у тебя всегда есть место, где ты можешь побыть одна. И не отказывайся. Знаешь, когда ты счастлив, так хочется, чтобы все вокруг тоже были хоть чуточку счастливее. А теперь мне пора, поеду своего Воеводина убивать, он мне за эти семь месяцев столько нервов угробил. А они, как известно, не восстанавливаются.
Валя улыбнулась и заметила:
— Судя по всему, это не про тебя. Твои нервишки кого хочешь сами умотают, а потом ещё и отомстят за свои угробленные нейроны. Я так рада за вас, Люд, — прошептала она и обняла подругу. Люда шмыгнула носом и вместе с сослуживцем мужа направилась к машине, припаркованной у старого кафе.
И уже ранним утром она рыдала в объятиях мужа, периодически поднимая заплаканное лицо и невесомо проводя ладонями по коротко стриженным седым волосам. А Воеводин смеялся и тихо повторял: «Людка моя, Людка, если бы ты знала, как я по тебе скучал. То, что в этом мире есть ты — прекрасно уже само по себе. Счастье мы моё трудное».
Глава 19
Кучеров бросил перчатки в таз, повернулся спиной к санитарке, которая быстро помогла ему снять стерильный халат.
— Всем спасибо, — устало проговорил Валентин и вышел из операционной.
Сегодня операция прошла успешно, даст бог, мальчик этот будет ходить. Конечно, раненых много, много тяжёлых пациентов, но медицина шагает вперёд, так что у какой-то части больных всё больше надежды на полноценную жизнь. Надо сейчас сделать записи в операционном журнале, в истории болезни и заглянуть в чертежи. Мысль о применении различных фиксирующих винтов, спиц и прочего металлического богатства, что активно использовали травматологи, не давала Валентину покоя. Как бы ни ругали, как бы ни пытались запретить и уничтожить, но славное дело великого Илизарова живёт! И помогает спасти травмированные конечности. Так почему бы не применить эти наработки в нейрохирургии, ведь позвоночник тоже кость?
Он как-то поделился этими идеями с Вегержиновым, на что получил в ответ довольное кряхтенье друга и неожиданную фразу:
— Я всегда знал, что ты родился с правильными мозгами, а на сдачу тебе ещё и золотые руки выделили. Давай, дерзай. А когда я получу в наследство приватную клинику, то заберу тебя к себе, — после чего он криво усмехнулся и опустил голову.
Отец Алексея со своим другом на фоне всеобщей приватизации основали частный медицинский центр, а потому будущее Вегержинова в отличие от его сослуживцев по факультету выглядело более-менее радужным. И он часто шутил, что самой дорогой услугой в его будущей клинике будет «Мне просто спросить», а сидеть в кабинете с такой вывеской будет ясень. Алексей часто приезжал в столицу к отцу, обязательно навещал Кучерова и заявлял, что скоро будет иметь скидки на поездки в экспрессе, курсирующим между бывшей и настоящей столицами.
Кучеров вышел в коридор и с улыбкой оглянулся, услышав своё имя. Эта медсестра Наташа Пиратова вызывала у него только положительные эмоции, хотя поначалу он её пожалел, когда узнал, что она замужем за мужчиной, что был старше её на пятнадцать лет, и служил в этом же госпитале. Молоденькая девушка и взрослый мужчина, медсестра и опытный хирург, муж и жена… Вспомнив Валюшу Баланчину и её грустные потухшие глаза, Валентин с жалостью наблюдал за быстрыми передвижениями молодой женщины по отделению, слушая её звонкий голосок. А вскоре пожалел вдвойне, потому что Наташа оказалась женой его нынешнего руководителя Максима Игоревича Пиратова, строгого и жёсткого хирурга. Однако через несколько недель совместной работы и учёбы однажды вечером после тяжёлой операции они с полковником Пиратовым разговорились о том о сём, и Кучеров с широкой улыбкой слушал тихие признания своего нынешнего учителя. Оказалось, что Пиратов давно вдовец; что воспитывает дочь, в которой души не чает; что увидел новую медсестру и влюбился как пацан, забыв обо всём и наплевав на разницу в возрасте, на сплетни и слухи; не раздумывая познакомил дочь и будущую, как он надеялся, жену и просто тихо обалдевал в сторонке, когда его шестилетняя Женька учила Наташу готовить драники.
— Это я тут, на работе большой хирург, тиран, доктор наук и полковник, — с усмешкой тогда заявил Максим Игоревич, — а дома я типичный подкаблучник, честное слово. И почему-то уверен, чем больший подкаблучник муж дома, — в хорошем смысле этого слова, — с хитрой улыбкой добавил он, — тем увереннее и красивее его женщина на работе. Согласись, приятно, когда тебя после работы ждёт тёплый дом и горячий ужин, но когда тебя ждут, хохоча и визжа от счастья, — это приятно вдвойне. И тебе мой совет — не бойся показать своей женщине, что дома она богиня и хранительница, а ты просто охотник и доставала, что в наше время становится всё труднее и труднее. Никогда не думал, что доживём до карточек на продукты. И если ты смог притащить домой мамонта, то имей силы для того, чтобы помочь его разделать, а не упасть на диван, отмахиваясь от её просьб и делая вид, что ты зверски устал. Потому что самое важное в нашей жизни — это близкие люди. Всегда ставь их на первое место. Они важнее нашей работы, хобби. Цени их, словно они — это вся твоя жизнь. Потому что так оно и есть.
С того разговора прошёл уже год, а Наташа Пиратова так и порхала по отделению, правда, в последнее время не так быстро, потому что ей стал мешать аккуратный животик, в котором уютно расположился Пиратов-младший.
— Валентин Павлович, — Наташа автоматически поправила выбившуюся из-под накрахмаленной шапочки прядь волос. — Вас несколько раз какой-то мужчина спрашивал, пока вы в операционной были.
— Спасибо, Наташенька. Если он появится опять — дайте знать.
Наташа переступила с ноги на ногу и тихо продолжила:
— Только он странный какой-то, Валентин Павлович. Он в глаза не смотрит и головой подёргивает постоянно, как наши мальчишки после травм и контузий, понимаете?
— Ничего, разберёмся. — Кучеров вошёл в ординаторскую, открыл операционный журнал и на время выпал из реальности, записывая ход прошедшей операции. Что ни говори, а руки у Пиратова из правильного места выросли, так элегантно и бескровно немногие могут оперировать. К тому же ничего не скрывает, делится всеми наработками, немалым опытом, повторяя, что иногда только руки хирурга и его знания могут спасти жизнь человека. Так, всё записано, можно немного отдохнуть и заняться чертежами.
— Валентин Павлович, — раздался тихий голос Наташи. — Там вас тот самый мужчина спрашивает.
Кучеров успокаивающе улыбнулся и быстро вышел из кабинета — негоже пугать беременную женщину. Он поднял голову и резко остановился, прикрыл глаза и помотал головой.
— Воеводин, мать твою в коньках на босу ногу! Живой, — выдохнул он и шагнул к криво усмехающемуся бывшему командиру. Валентин крепко обнял друга, похлопывая по плечу и повторяя: — Живой, Димыч! Живой, чёрт тебя возьми!
Воеводин повёл плечами, освобождаясь от объятия, и тихо спросил:
— Кучер, ты мне не разрешишь тут переночевать? Не хочу в казарму возвращаться, набрыдло всё.
— Какой «тут», Димыч? Поехали ко мне! Там тебе и диван, и чай, и кое-что покрепче, и ужин будет. Наташенька, — Кучеров обернулся к улыбающейся медсестре, — передайте, пожалуйста, Максиму Игоревичу, что я дома буду. Ко мне мой боевой товарищ приехал.
Пиратова кивнула и помахала рукой. Валентин схватил джинсы и рубаху, запихнул всё это в пакет и обнял Дмитрия, выходя из отделения. Они подошли к стоящей на стоянке «Ниве», Кучеров широким жестом открыл дверь автомобиля и гордо произнёс:
— А это мой «Чарлик». Мы с ним когда по городу едем, все иномарки нам дорогу уступают, потому как сделан мой «Чарлик» из такого металла, что мало никому не покажется! Загружайся, Димыч, я Вегеру позвоню, а то он тоже себе места не находил все эти полгода.