Со страниц хрестоматии вставали живые образы бабушек, которые любовно ухаживали за внучатами и рассказывали им интересные сказки.
А в советских хрестоматиях дедушки и. бабушки встречаются очень редко, так же редко, как в современной советской жизни. И только в одном виде: как олицетворение темноты и варварства… Старая пословица говорила: «Яйца курицу не учат…» Но советским школьникам рекомендуется обращаться со своими дедушками и бабушками по новой, советской, пословице: «Кому же и учить курицу, как не яйцам?!.»
Один педагог–коммунист в Советском Союзе додумался даже до теории о «диктатуре детей в социалистическом обществе»… Подобно тому, как социальная пирамида при социалистическом строе перевёрнута вверх ногами и в обществе установлена «диктатура пролетариата», прежнего самого низшего класса, — так и в семье, в быту, должна быть перевёрнута возрастная пирамида. Прежний самый низший возрастной слой, дети, должен быть поставлен на самом верху: он будет осуществлять «диктатуру детей» над всеми другими возрастными группами…
Лозунг «на выучку к детям» Маяковский сформулировал в таком виде:
«Безграмотная старь,
Садися за букварь!..»
В дореволюционных хрестоматиях было много интересных материалов: об отце, матери, взаимоотношениях детей с родителями. Эти материалы прививали, укрепляли и развивали у школьников любовь и уважение к родителям.
В советских хрестоматиях материалов на эту тему вообще очень мало. А помещённые материалы говорят о том, что дети гордятся только тогда, когда родители «сознательные», то есть коммунисты, или «знатные люди», то есть награждённые, прославленные. О любви детей к родителям безо всякой политической подкладки, к простым обыкновенным людям, в советских хрестоматиях ничего не говорится. Такая обыкновенная детская любовь к своим простым родителям властью не поощряется.
Если же родители «отсталые», к примеру, религиозные, тогда детям рекомендуется «перевоспитать» их.
А для тех случаев, когда родители что–либо скажут или сделают вопреки указаниям партии или власти, — рекомендуется для подражания пионер Павел Морозов, который сделал политический донос на своего отца и посадил его в тюрьму. За это Павел Морозов очень прославлен в Советском Союзе: в радиопередачах, газетах, журналах, книгах. Место прежних «сентиментальных» и «аполитичных» рассказов о взаимоотношениях между родителями и детьми теперь заняли поэмы о доносчике на отца: он представляется в печати как образец для воспитания школьников в духе «советского патриотизма»…
О школе, ученьи и учителе в прежних хрестоматиях было много интересных материалов: рассказов, стихотворений, воспоминаний, очерков. Самыми увлекательными из них были рассказы и стихотворения о Ломоносове, о том —
«…как архангельский мужик
По своей и Божьей воле
Стал разумен и велик».
А из советских хрестоматий эта тема была выброшена. Бескорыстной любви к науке, «аполитичного», «академического» ученья коммунистические вожди не одобряют.
О прошлом своей родины ученики дореволюционной школы могли в хрестоматиях прочесть много ярких, интересных материалов: былины об Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Микуле Селяниновиче и других русских богатырях; очерки и стихи о славных эпизодах русской истории: о Ледовом Побоище, о свержении Татарского ига, о Полтаве и Бородине; рассказы и стихи о героях русской истории: о Владимире Мономахе и Александре Невском, о Минине и Пожарском, о Петре Великом, о Суворове, о Царе–Освободителе, о крестьянине Сусанине, о Сергие Радонежском, о Филарете Милостивом, о суворовских «чудо–богатырях».
Но после Октябрьской революции 1917 года все эти материалы, как «несозвучные эпохе», из школьных хрестоматий были выброшены. В советских хрестоматиях из деятелей прошлого прославляются только революционеры и разбойники.
О жизни в дореволюционной России советские хрестоматии дают материалы только из эпохи крепостного права, да и то описания исключительных случаев: о том, как помещица Салтыкова истязала своих дворовых девушек, как помещик заставил свою крепостную крестьянку выкармливать грудью его щенят и т. п.
О жизни крестьян в свободной деревне, после отмены крепостной зависимости и до революции 1917 года, советские хрестоматии никакого материала не дают. Учебники и хрестоматии создают впечатление, что помещичье крепостное право существовало до самой Октябрьской революции и что большевики освободили крестьян от этого ярма.
Материалов, которые описывают послеоктябрьский период, в советских хрестоматиях очень много. Все они рисуют советские порядки, в том числе и колхозы, как «социалистический рай земной», а всех большевиков, начиная с «величайшего из великих» и кончая председателем колхоза, изображают как «героев» и «друзей народа»…
Читают голодные школьники рассказы, стихи, песни и частушки о «богатых сталинских урожаях», о «сытой, зажиточной жизни в колхозной деревне», о «колхозном изобилии», о том, как «в колхозных свинарнях засияла лампочка Ильича». Читают о «колхозном рае», — и ежом шевелятся у них колючие мысли.
— Живём, оказывается, в «колхозном раю». А почему же нам есть нечего?.. Одеться, обуться не во что?..
— В свинарнях электрические лампочки, а нам… хоть бы керосину в лавку доставили! Часто без лампы, под коптилкой дома сидим… А если школьники читают вслух славословия советским порядкам, то родители сопровождают это чтение злыми репликами.
Разучивает школьник дома песню советского придворного одописца Лебедева–Кумача (в СССР его прозвали «Лебедев–Трепач») «Широка страна моя родная». Это песня, которую власть печатает в миллионах экземпляров, передаёт по радио и рекомендует петь и дома, и в школе, и на улице.
«Широка страна моя родная,
Много в ней полей, лесов и рек…»
Отец школьника подаёт реплику:
— Страна широкая, да жить негде…
Оглянувшись на отца, школьник продолжает:
«Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек…»
Мать не вытерпит:
— Вольготней уж и нельзя: как в могиле…
— Ну, а почему же они так врут?.. — обращается школьник к родителям.
— Писаки–то? — переспрашивает отец. — Жить хорошо хотят: вот и врут… Ты же сам вчера читал песню про Сталина в этой книжице… Как бишь его?..
— Джамбула?.. — подсказывает школьник.
— Да, да, он самый… Так что же сказал этот самый Джамбул? Он сказал без утайки: «Ты, вождь, мне подарил дом, коня, шёлковый халат и орден. А за это я, говорит, тебя и прославлю и воспою, наше солнце, наш богатырь»… Вот, где собака зарыта…
Школьница читает вслух «Колхозную плясовую», частушки, которые написаны советскими литературными лакеями но выдаются за колхозные:
«Растяну гармошку шире,
Пусть девчата подпоют:
Чтоб узнали во всем мире,
Как колхозники живут…»
Родители иронизируют:
— Пущай узнают: может, и у себя «колхозный рай» заведут… Вот тогда и запляшут… «колхозную плясовую»…
Прежде, в дореволюционной деревне, и школьники и их родители питали полное доверие и благоговейное уважение к печатному слову, книге, учебнику.
Если кто–либо чему не верил, то последним и неопровержимым доказательством были слова:
— Это же в книге пропечатано!..
И «Фома Неверующий» сдавался.
А теперь? Хрестоматии советских школ таковы, что уже школьники первого класса обязаны читать пропагандную ложь:
— Мы не рабы.
— Рабы не мы.
— Колхозы собрали богатый урожай.
