У зажиточных крестьян власть отобрала все кустарные предприятия и сдала для управления членам комбеда.
Большевистская власть свою экономическую и политическую борьбу направила против зажиточных крестьян, которых официально называла бранной кличкой: «кулаки». Советская власть отобрала у них кустарные предприятия, часть их земли и конфисковала у них и продукты и скот.
Советское правительство отстранило зажиточных крестьян от всякого участия в политической жизни государства. Их лишили права голоса и не пускали на собрания, мотивируя тем, что они являются «классовыми врагами», ибо они «богаты», имели кустарные предприятия, или тем, что они являются «эксплуататорами», так как до революции нанимали на лето батрака или батрачку.
У местного лавочника конфисковали все его имущество. Сам он в эти месяцы умер, а семья уехала в город.
Семью священника тоже лишили права голоса, подвергали обыскам. Священник с семьёй тоже поспешил куда–то уехать.
* * *
С самого момента своего возникновения, большевистская диктаторская власть приучала все население, а особенно «мелкую буржуазию», «крестьян–собственников», к повиновению и покорности, обуздывая инакомыслящих и непокорных.
Если кто–либо осмеливался возражать, критиковать власть или местного партийного начальника, то уже через несколько дней он мог ощущать тяжкие последствия этой непокорности. Чаще всего местные начальники применяли такие методы борьбы с непокорными:
во–первых, конфискацию продуктов и скота;
во–вторых, донос в уездную «Чека» («Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем»). Этот донос часто оканчивался арестом и тюрьмой.
Предлоги для доноса и ареста легко находили в деятельности и разговорах каждого крестьянина. Высказал кто–либо недовольство советскими порядками, критическое замечание о комиссаре или партийной ячейке — это расценивалось, как «контрреволюция». Выменяла баба за хлеб или картофель у горожанина коробку спичек, кусок мыла или фунт соли, — это называлось «спекуляцией». Не полностью выполнил крестьянин наложенную на него комбедом непосильную продразвёрстку — это характеризовалось, как «антисоветский саботаж»…
В первые годы революции очень многие крестьяне были арестованы Чекой, побывали в ней на мучительных допросах и посидели в тюрьме.
В тюрьме, по рассказам заключённых, их мучили разными пытками: жарой и холодом, голодом и жаждой, истязали побоями. Один, побывавший в тюрьме, местный политический деятель рассказывал о том, как его сначала мучили голодом, добиваясь от него требуемых показаний. Потом накормили селёдкой и несколько дней не давали ни капли воды и никакой жидкой пищи. Жажда мучила, с ума сводила… А потом дали не кипячёной воды и вызвали мучительное расстройство желудка…
В те годы было много расстрелов. Каждый уездный комиссар мог не только расстрелять, но и просто застрелить жителя, и за это он ни перед кем не отвечал. Расстреливала не только Чека, но и военный комиссар, и продкомиссар, и другие.
Были расстрелы крестьян за укрытие хлеба при развёрстке.
Военный комиссар в пьяном виде разболтал, как он со своим отрядом самолично расстрелял двух юнцов, уклонившихся от призыва в Красную армию. Когда в 1918 году был объявлен приказ советской власти о принудительном призыве в Красную армию, два юноши не явились на призывной участок и скрывались. Их скоро поймали и привели к уездному военному комиссару на расправу. Тот решил: для устрашения других призывников точно выполнить приказ правительства о расстреле дезертиров и уклоняющихся от военной службы. Восемнадцатилетние юноши, после оглашения приказа о расстреле, рыдали у вырытой могилы, как обезумевшие, ползали на коленях у ног военного комиссара, умоляли его пощадить их, обещали верно служить в Красной армии. Но ничего не помогло. Беспощадный комиссар выполнил жестокий приказ советского правительства…
Некоторые расстрелы уездная Чека производила даже публично. В 1917 году для сведения населения был опубликован приказ Чека о сдаче органам советской власти всякого оружия, имеющегося у населения, и о расстреле за невыполнение этого приказа. Во время последовавшего затем обыска в уездном городе в одном доме был найден револьвер. Чека немедленно арестовала офицера, не сдавшего своё оружие советской власти, и его отца, земского деятеля, на квартире которого оружие было найдено. На второй день на окраине города днём была назначена публичная казнь — расстрел — офицера и его отца. Расстрел был произведён отрядом Чека, в присутствии большого количества любопытных. В городе была–совершена публичная казнь, о которой раньше ни местные жители, ни их предки даже не слышали. Эта казнь возымела своё действие: население было ошеломлено и запугано большевистским террором…
* * *
Так узурпаторская власть осуществляла свою диктатуру драконовскими мерами. Беспощадным террором она приучала подсоветское население к соблюдению главного правила поведения в условиях диктатуры: «держать язык за зубами и повиноваться власти всегда, во всем и беспрекословно!»…
Национализация кустарной промышленности
Советская власть провела национализацию (огосударствление) всех промышленных предприятий — крупных, средних и мелких, кустарных, — не только в городе, но и в деревне.
Все кустарные предприятия и машины в Болотном — мельницы, толчеи, масленицы, молотилки и т. д. — были отобраны у хозяев, объявлены государственной собственностью и переданы для управления местному комитету бедноты.
Как было организовано управление ими и как они работали после этого, может показать пример с мельницами. Две мельницы комбед закрыл: хлеба после развёрстки оставалось у крестьян очень мало. Третья мельница, лучшая, «голландская», работала под управлением комбеда.
Заведовал мельницей представитель местного комбеда. Но мельничного дела он не знал, выполнять физическую работу не хотел. Поэтому он взял к себе на помощь «мельничного рабочего», бывшего мельника, который выполнял всю работу.
Но на государственной мельнице требовалось ещё вести и канцелярскую работу. Весь помольный сбор с каждой мельницы должен был поступать в Упредком (уездный продовольственный комиссариат). Поэтому требовалось: записывать на каждой мельнице все зерно, привезённое для помола, в особых квитанциях; записывать весь помольный сбор; составлять ежемесячные отчётные ведомости о помоле и помольном сборе; отправлять все эти квитанции и ведомости, вместе с помольным сбором, Упродкому. Заведующим мельницей был человек малограмотный, а мельнику он не доверял. Поэтому для канцелярских дел он взял к себе на мельницу ещё и другого помощника: грамотную девушку, учётчицу.
Если на частной мельнице всю работу выполнял один человек, хозяин, то теперь на государственной — работали три человека: заведующий, рабочий и учётчица.
Но работа мельницы от этого не улучшилась, а ухудшилась. Мельничные работники получали за свой труд ничтожную плату: паёк, несколько килограммов муки. Все они, особенно заведующий, старались украсть хлеба: для семьи, на другие нужды. А сделать это они могли, обманывая государство или помольщиков. В некоторых случаях они совсем не записывали в квитанциях ржи, привозимой для помола, а взятый при этом помольный сбор забирали себе, надувая государство. В других случаях мельничные работники записывали в квитанциях уменьшённый вес сданного на помол зёрна. «Недовес» забирали себе и обкрадывали, таким образом, помольщиков.
Таким же образом проходила «работа» и других заведующих кустарными преприятиями и машинами: на маслобойке, на молотилках и т. д.
А некоторые предприятия были закрыты и совсем не работали: толчеи, овчинная мастерская, волнобойка. Толчеи и волнобойка не работали потому, что государство отбирало у крестьян почти все замашки и всю волну. Овчинная мастерская не работала из–за того, что государство отбирало у крестьян весь скот; убой же скота хозяевами воспрещался.
