Однажды грянул гром над головой «районного вождя»: в областной газете появилась статья с резкой критикой его деятельности. Оказывается, в район из центра случайно заехал литератор, наслушался от колхозников жалоб и, поддавшись этим впечатлениям, разразился в областной газете бичующим фельетоном.

Литератору не поздоровилось после этого. Он был обвинён в том, что «легкомысленно попался на удочку антисоветских враждебных элементов» и написал свой фельетон «не в духе социалистического реализма, а в духе гнилого буржуазного объективизма».

Но для «районного вождя» статья не принесла никакого ущерба. Руководители советско–партийных органов активно его поддержали. За него вступились его партийные коллеги, для которых он организовал хорошую «кормушку» в районе. В защиту одного из лучших в области, краснознамённого сборщика налогов выступил облисполком.

Наконец, в защиту «верного, испытанного большевика», во всеоружии своего высокого звания «члена правительства», выступил местный Депутат Верховного Совета. А «член правительства» прекрасно знал «верного большевика», так как он совмещал звание Депутата Верховного Совета с обязанностями «личного друга» районного вождя…

Председатель райисполкома устроил для свой «коханки» головокружительную карьеру. Сначала он специальным решением райисполкома объявил эту ленивую колхозную комсомолку «лучшей стахановкой колхозных полей в районе» и стал осыпать её, как из рога изобилия, премиями. Потом представил эту плохую бригадиршу к ордену. Наконец, во время кампании выборов, через райком и обком он провёл её депутатом в Верховный Совет…

А теперь этот свежеиспечённый орденоносный «член правительства» отплатил своему «личному другу» и покровителю услугой за услугу, отведя нависшую тучу и выручив из нагрянувшей беды. Давно известно, что «рука руку моет»…

Однажды в селе я шёл по тропинке к колодцу. Встретился с двумя колхозными лошадьми, которые возвращались на конюшню после водопоя. Лошади шли прямо на меня и не сворачивали при встрече. Пришлось свернуть и уступить им дорогу.

Я стал наблюдать другие случаи при аналогичной ситуации. И замечал всегда одно и то же: при встрече людей с колхозными коровами и лошадьми, дорогу всегда уступали люди, а не животные. Колхозный скот стал совсем: «невежливым»…

Мне объяснили это явление так: колхозные животные ходят теперь, по обыкновению, большими группами и поэтому при встрече не уступают дороги человеку.

Это, конечно, правильно. Но такая причина недостаточна для объяснения этого явления. Ведь даже отдельные колхозные животные не уступают дороги человеку. И наоборот. Прежде, в единоличной деревне, даже целое стадо животных при встрече с человеком уступало дорогу: расступалось перед ним, пропуская человека.

Откуда произошло это различие в поведении животных в колхозе?

Прежде, в деревне единоличников, была глубочайшая разница между скотом и человеком: крестьянин был хозяином скота, а скот был собственностью и слугой крестьянина.

Теперь, в колхозе, эти взаимоотношения коренным образом изменились. Скот расценивается начальством как главное достояние колхоза. Но колхозники это уже не хозяева социализированного скота, а только обслуживающий персонал при нем. Это положение аналогично тому, которое создавалось прежде у батрака с хозяйским скотом у плохого хозяина, который свой скот ставил выш|е, чем батрака.

Этот новый жизненный уклад в колхозе невольно и бессознательно отражается на самочувствии и поведении людей и животных и на их взаимоотношениях.

Прежде крестьянин–хозяин никогда не мог поставить себя на одну плоскость со скотом, его собственностью. Он чувствовал своё несравнимое и неизмеримое превосходство над своим скотом, условия жизни которого и самая жизнь зависели исключительно от хозяина. Поэтому крестьянин–собственник воспитывал свой скот ещё сызмальства, ежедневно — и наказанием и поощрением — в духе безусловного повиновения и постоянной уступчивости перед человеком. В частности, скот приучали к тому, чтобы он входил в дверь или ворота только тогда, когда ему человек это разрешал, и чтобы животные всегда уступали дорогу человеку, сворачивая в сторону. И это признание превосходства человека, уступчивость перед ним вошли у скота в плоть и кровь, стали привычкою.

А теперь, в колхозе, скот к этому никем не приучается. Наоборот, колхозные порядки приучают и скот и людей к противоположному взаимоотношению. Теперь колхозник совсем не чувствует своего превосходства над скотом. Напротив, он повседневно видит и чувствует привилегии скота в колхозе и поэтому вынужден во всем уступать скоту.

Евангельская притча о блудном сыне поведала нам историю о том, как батрак богатого хозяина, живя в чужой стране, завидовал скоту, за которым он ухаживал: хозяин кормил свой скот лучше, чем батрака.

Теперь эта притча стала самым обыденным явлением в колхозной деревне.

Посмотрел я колхозных свиней и поросят в Болотном: они были средней упитанности. А некоторых свиней откармливали на ветчину начальству: те были жирные. Свинарки же, которые ухаживали за свиньями, были тощие, худые, измождённые…

Свиней на колхозной ферме кормят неплохо. Им дают картофель, свёклу, жито, муку, а поросятам — молоко с молочной фермы. А сами свинарки картофеля имеют не всегда достаточно, хлеба же часто совсем не видят…

Колхозные поросята пьют «снятое» молоко. А детишки многих свинарок даже «снятого» молока не имеют: коровы нет или она яловая…

Колхозные коровы также выглядят более упитанными, чем доярки…

Пахари завидуют колхозным лошадям, которые в рабочую пору в своём «меню» имеют муку и овёс: у хлеборобов нет ни хлеба, ни овсянки…

Да, это парадоксальное явление сразу бросается в глаза в социалистической деревне: колхозную скотину там кормят лучше, чем людей. У колхозного начальства есть строгие и точные инструкции о хорошей кормёжке скота. О необходимости же хотя бы сносного питания для колхозников никаких «директив из центра» никогда не было…

Чем это вызывается?

Наглядную и ощутимую пользу от скота колхозное начальство на каждом шагу чувствует: оно повседневно кушает мясо, сало, яйца, сметану. Чувствует, одевая шерстяную фуфайку и кожаную куртку, тёплую шубу и валенки. Чувствует эту пользу, когда разъезжает на колхозных лошадях.

А непосредственной пользы от колхозника для себя колхозное начальство не замечает. Колхозника оно не жрёт: костист, проклятый, и потом воняет!.. Ни сметаны, ни яиц от него начальство не ожидает. Шкуры на тужурку от колхозника не получил: ни одной не осталось, все семь содраны… Ездить на колхознике можно было бы, но… на лошади все же удобней и спокойней: она сильнее, быстрее и не так норовиста, как озлобленный колхозник…

Коммунистическому начальству колхозник представляется только примитивным сельскохозяйственным орудием, которое устарело, доживает последние годы и скоро должно быть заменено в крупном социалистическом земледелии трактором, комбайном, механизированным роботом. Для самого же колхозного начальства это совершенно бесполезное существо: никакой пользы от него нет, за исключением тех случаев, когда у него вынудишь взятку…

Того же обстоятельства, что весь колхозный скот, так высоко оцениваемый со стороны начальства, людьми выращивается, что социалистическое животноводство на людях держится, — советское начальство не замечает. Подобно крыловской «героине», не умея поднять рыло чуть повыше корыта, оно связи между «дубом» и «жёлудями» не видит и не разумеет… Басни Крылова теперь из школьных хрестоматий изъяты и мудрости житейской не учат: они проникнуты «чуждым духом»…

Колхозный скот кормили на фермах сносно. Помещения для него построены тоже недурные: конюшни и хлева — солидные, утеплены, соломы для скота настлано много. А во дворах колхозников грязно, и ветер через плетни свищет: соломы нет…