«Может быть, — подумал Николсон, — мне вообще удастся выйти сухим из воды».

Помощники Макаллистера не обвинили бы его в умении приглушать совесть. Они порой не соглашались с великим человеком в литературных оценках или в вопросах исторической интерпретации. Но Макаллистер тотчас же находил суждения или вкус этого человека сомнительными и мог выставить его или ее природный интеллект на обозрение обычной публики как некую несуразную диковину. Он получал особенное удовольствие, окорачивая тех, кто на это напрашивался, тех напыщенных, самодовольных, дерзких дурачков, которые вечно суетились вокруг, навязывая другим нормы поведения, морали и принципы веры. И ни разу не оглядывался назад.

Он долго стоял у края пропасти, пристально рассматривая искореженный посадочный модуль «Вечерней звезды», и думал о погибшем пилоте, показавшемся ему так себе, посредственностью; а еще он думал о Кейси, совсем юной девушке, о Кейси, которая могла бы развить в себе любой талант, какой заблагорассудится. Он не считал, что виноват в их гибели. Однако отчетливо понимал, что, не поддайся он темному порыву, толкнувшему его посетить это Богом забытое место, они остались бы живы. Было бы излишне даже на мгновение предположить, что он сам бросился бы им на помощь. Однако правда заключалась в том, что впервые за свою взрослую жизнь он задался фатальным вопросом: может быть, эта планета и предназначена для того, чтобы он сюда явился?

Посадочный модуль заклинило очень крепко. Под ним темнела пропасть, наверняка в сотни метров глубиной. Да, длинный путь в бездну. На дне белели сугробы. Где-то там, за пределами всякой досягаемости, обрел вечный покой Везерал.

Макаллистер все еще пристально смотрел вниз, когда осознал, что с ним кто-то говорит.

Хатчинс.

— Мистер Макаллистер, с вами все в порядке? — осведомилась она.

— Да, — ответил он, несколько подсобравшись. — Все замечательно.

Возможности сохранить тела у них не было, и после ряда обсуждений с участием Николсона, Марселя и Хатч было принято решение похоронить Тони с Кейси на той равнине, где они погибли.

Место выбрали метрах в тридцати от башни, сбоку; очистили его от снега и вырыли две могилы. Вооруженная группа в составе Чианга, Макаллистера и Келли совершила рейд к пятачку леса, срубила два дерева и изготовила два самодельных гроба.

Все это время Хатч и Найтингейл продолжали получать общую информацию с кораблей. Из стены башни они вырезали три каменные глыбы и высекли на этих надгробьях надписи. Тела завернули в пластик, предназначенный для упаковки артефактов. Тем временем наступила ночь и возвратились их коллеги. Они спрятали гробы в башню, поставили часового, разожгли костер и уснули под открытым небом.

В этих условиях люди напоминали призраков. Вообще говоря, поля Фликингера невидимы, но при этом отражают свет примерно в диапазоне 6100–6400 ангстрем. Оранжевый и красный. Так что они выглядели как мягкое мерцание, варьирующее в различных оттенках цвета пламени. Когда огонь время от времени ярко вспыхивал, становились видны золотистые ауры, придавая полю ангельский оттенок. Или дьявольский, если угодно. В любом случае Хатч надеялась, что этого будет довольно, чтобы отогнать на порядочное расстояние существ, бродящих по соседству.

Первую вахту она взяла на себя. Они устроились достаточно далеко от башни, на всякий случай, — охранник, экипированный приборами ночного видения, отлично видит во всех направлениях. Однако ничто не передвигалось по этой пустынной земле, и два часа спустя она, усталая до невозможности, сдала вахту Найтингейлу, а сама свернулась калачиком в сугробе.

Но уснуть Хатч не удавалось, и через некоторое время она стала наблюдать, как Найтингейл нервно обходит лагерь. Шел легкий снег, небо было хмурое, затянутое облаками.

Брать его с собой, конечно, было ошибкой. Даже известие о скором спасении не обрадовало его, хотя все остальные вздохнули с облегчением, и сама Хатч стряхнула беспокойство, осознав, что помощь все же возможна. А Найтингейлу, похоже, было все равно.

— Хорошо, — только и сказал он. — Слава богу.

Но его голос звучал тускло, словно на самом деле это не имело для него никакого значения.

Найтингейл был не молод, а следующие пять дней, да еще без запаса пищи, идти будет очень трудно. Хатч гадала, как долго он выдержит. Как долго выдержит каждый из них? Насколько она знала, среди них нет никого, кто умел бы «в поле» создавать сносные условия. У них остались только пончики и несколько пакетов с чипсами. О черт, как же они проголодаются за эти проклятые четыре дня! В случае крайней нужды они, возможно, могли бы грызть кору. Но это будет всего лишь способ как-то успокоить голодные желудки.

Найтингейл стоял в мерцании огня, пристально изучая местность. Похоже, ему все не нравилось, и он совершенно пал духом. Очевидно, отчасти это произошло из-за гибели коллег, и Хатч ломала голову над тем, так ли сильно на него подействовала сама утрата или он усмотрел некую параллель с тем, что когда-то произошло на этой планете с ним. Помимо всего прочего она понимала, что он ей не доверяет. Нет, он ничего не говорил открыто, однако Хатч читала у него по глазам. Особенно с тех пор, как ситуация обернулась сложнейшей проблемой. Да кто ты такая, демонстрировали его взгляд и осанка, чтобы принимать решения? Каков твой уровень подготовки? А уровень компетентности в этих вопросах? Ведь ты даже не археолог.

Слабая дрожь прокатилась в ночи. Едва ощутимая — но Хатч подумала, что завтра не стоит никуда идти. Лучше получить все данные от Марселя и лишь затем отправится в безопасное место.

Найтингейл опустился на колени рядом с Чиангом и смахнул снег с его системы подачи воздуха. Конечно, если это устройство засыплет снегом, ничего страшного не случится. Если циркуляция воздуха внутри поля Фликингера прекратится, прозвучит сигнал тревоги.

Терморегулятор Хатч еле слышно загудел, прогоняя через себя воздух, находящийся внутри скафандра. Она уловила изменение тона и взглянула на комм. Снаружи температура минус пятнадцать. Ветер непрестанно дул с северо-запада, снежная пелена становилась плотнее.

Четыре с четвертью дня до прихода помощи… Поистине бедственное положение. Фликингеровские костюмы защищают от холода, но время от времени их необходимо снимать — когда ешь или отправляешь иные главные физиологические потребности. Они устроили за башней «санитарную зону». Хотя о полном уединении речи не было, поскольку Хатч настояла, чтобы никто не уходил без сопровождения. Макаллистер, который нередко протестовал против глупости пуританских воззрений, похоже, преднамеренно толковал эту договоренность крайне превратно. Если ему требовалось воспользоваться удобствами среди ночи, он без стеснения кого-нибудь будил. «Сейчас такие обстоятельства, что не до морали», — пояснял он. «Когда мы станем выбирать, кого съесть, — ответила ему как-то Хатч, — это тоже не будет иметь отношения к морали».

Утром они устроили церемонию прощания под низкими небесами. Келли запечатлела ее для будущих поколений.

Тони относилась к Универсальной церкви, Везерал — к Методистской. И никто не знал, к какой конфессии принадлежала Кейси.

Хатч заговорила о Тони, о тяжкой доле, ибо универсалисты не верили ни в мантры, ни в молитву. Их слова всегда шли из самого сердца. «Все очень горюют об утрате такой молодой женщины, — сказала Хатч. Что бы мы ни нашли в этом месте, ничто не будет достаточной компенсацией за такую потерю». Она добавила, что сама всегда будет помнить Тони, которая не позволила сопровождать ее по пути наверх, в башню.

Капитан Николсон при помощи виртуальной реальности устроил церемонию прощания с Везералом. Он говорил о бескорыстной службе, о верности долгу, о постоянной готовности погибшего первым предложить свою помощь. Хатч заключила, что Николсон и его офицер не были друзьями, и ей стало особенно больно оттого, что Везерал погиб в одиночестве и рядом не было никого, кто знал бы его как человека. Она выяснила, что его звали Кол. Ей очень захотелось, чтобы им удалось вытащить его тело.