— Все совершают ошибки…

— Он тебя убьет, — Тельма уже жалела, что пришла сюда, на эту кухоньку, и принесла бумаги, которые разрушили прежний уют.

— Ты этого не знаешь! — вскинулась Сандра. — Он… он милый… он меня любит! Нет, ничего не говори!

Руки взметнулись.

И бумаги полетели на пол.

— Я… я понимаю, что ты хочешь, как лучше… ты за меня беспокоишься. Но я уже не маленькая! А он… он мне цветы принес… и конфеты.

Коробка стояла на столе. И следовало признать, что конфеты в ней были отнюдь не из местной лавочки. Благородные трюфеля, настоящий шоколад, пропитка коньяком и белоснежные бумажные стаканчики для каждой конфеты. Сахарный жемчуг, в котором больше красоты, чем вкуса.

Звездочка из корицы.

Элегантно.

Изысканно даже, как и белоснежные розы, которые заняли место не в вазе, но в огромном тазу. Конечно, в вазу такой букет не поставишь.

— И все вот это, — дрожащий пальчик Сандры указал на бумаги. — Ничего ведь не доказали! Обвиняли… но любого можно обвинить! Тебя, меня…

— Я поняла.

— Нет, — Сандра тряхнула головой, и белые кудряшки ее заплясали. — Не поняла. Ты… ты как мама… она всегда пыталась контролировать, что я делаю… с кем хожу. С кем дружу. Этот плохой… тот нехороший… репутация. Низвергнутых ради! Если бы ты знала, как в маленьких городках трясутся над репутацией! И мама свою погубила… она не желала, чтобы и я тоже оказалась… чтобы оказалось, что меня использовали и бросили. Как лучше хотела, а выходило… она запирала меня. Представляешь? И порой являлась… на вечеринки являлась… все смеялись.

— Я не смеюсь.

— И я не смеюсь! — выкрикнула Сандра.

— Успокойся.

На бледной коже ее проступили алые пятна. Губы тряслись. А в синих глазах затаились озера слез. Что ей было сказать? Наверное, если бы у Тельмы раньше случались друзья, она бы умела разговаривать на такие вот неудобные темы. Но друзей не было.

Кроме Сандры.

Кроме влюбленной и потому ослепшей Сандры.

— Я ему верю! Слышишь?

— Слышу.

— И он… он меня любит! Сейчас… я тебе принесу… покажу… — она метнулась из кухни, едва не сбив Тельму, чтобы спустя минуту вернуться с футляром. — Вот. Посмотри.

Футляр этот Сандра сунула в руки Тельмы.

Узкий.

Тяжелый. Основа — благородное дерево. И бархатная шкурка. Крохотный серебряный замок. Руна «авиль».

Удача.

Внутри — широкая полоса браслета.

— Видишь⁈ Ты видишь? — Сандра приплясывала от нетерпения. — Это он принес.

— Можно?

Тельма не спешила прикасаться. А вещица не из дешевых, даже если не принимать во внимание работу — а работа была отменной — все одно не из дешевых. Белое золото. Алмазы… мелкие, но много, в сумме карат на пять наберется.

Смешно, оказывается, она еще помнит мамины рассказы про драгоценные камни.

Лучшие друзья… так она повторяла.

— Думаешь, он его с трупа снял? — с вызовом поинтересовалась Сандра.

Неплохо бы… получилась бы улика, которой, глядишь, и хватило б, чтобы отправить героя-влюбленного за решетку. Сандра бы тогда… что, смертельно обиделась? Отказала бы в дружбе?

Но осталась бы живой.

— Смотри, конечно… и давай, если ты ничего не увидишь, просто закроем эту тему. Он… он хороший парень.

Наверное. Когда-то был. Все подонки, как подсказывал опыт, когда-то были или хотя бы казались хорошими парнями.

Тельма провела кончиками пальцев по холодной россыпи алмазов.

Драгоценные камни — это не плоть, это память воплощенная, исправить которую не так и просто. Потому-то и хранят родовые драгоценности, потому-то и бояться замарать их кровью… а уж о проклятьях, на камнях сделанных, не один учебник написан.

И если хотя бы капля крови коснулась алмазов…

Камни молчали.

Нет, они помнили многое… темную утробу горы. И столетия роста. Голоса вулканов… удары киркой… шорох воды, летящей по желобу. Унылую песню заключенных.

Тельма могла бы рассказать, что добыли их на Кармейнской каторге… камни помнили людей и руки, через которые прошли. Толстые пальцы оценщика. И ювелира, что долго возился, выбирая из груды подходящие…

…они помнили, как менялись, как роднились с металлом, преображаясь в браслет. И как лежали, дожидаясь своего часа.

— … выбирай. Эй ты, покажи нам что-то достойное этой красавицы… — мужской голос доносился издали. — А ты, крошка, не стесняйся… ты заслужила.

— Донни…

— Вот, глянь, какой браслетик… покажь его нам. Нет, не так. Сандра, примерь… тебе нравится?

И восторженный вздох. У нее никогда не было ничего подобного.

Алмазы!

Настоящие алмазы… девчонки слюной захлебнутся… нет, вовсе не зависть нужна Сандре, но затаенный восторг и подтверждение тем самым, что она сделала правильный выбор.

Донни ее любит!

Конечно, любит… вот он, вытащил бумажник и отсчитывает сотенные купюры.

Две тысячи триста!

Безумие! Да Сандра в жизни столько денег не держала…

— Крошка, ты прелестна… поцелуешь?

Поцелует.

И снова.

И будет целовать, не за браслет, он, конечно, красив, но Сандра ведь не шлюшка какая-нибудь, чтобы за цацку запродаться. Нет, она будет целовать потому что любит его… как иначе она докажет свою любовь.

Алмазам смешно.

И Тельма с сожалением вынуждена браслет вернуть.

— В нем нет ничего криминального. Чистый, — она не привыкла лгать, и хотя, наверное, постаравшись смогла бы устроить ложное воспоминание, но… разве это Сандру убедило бы?

— Вот видишь! — она вздохнула с немалым облегчением. — Я же тебе говорила…

— И обещала познакомить.

Браслет лежал.

И Сандра не спешила его примерить, держала на вытянутых руках, любовалась, а примерить не спешила. Почему? Ей ведь нравится эта вещь. Или Тельма опять чего-то недопоняла?

— К-конечно, но… ты не обижайся только, ладно? — Сандра закрыла футляр и коробочку поставила на стол. — Я говорила с Донни и он…

…не пришел в восторг от идеи. Странно, с чего бы это.

— Видишь ли… ты все-таки в полиции работаешь… и чтица… и ты можешь увидеть что-то…

…за что дорогого Донни спровадят на виселицу.

— Я понимаю, что в его прошлом было много… всякого… кое о чем он мне рассказывал… это тяжело… ему столько всего пришлось пережить…

— Сандра!

— Ты ничего о нем не знаешь! — с жаром воскликнула она. — Донни изменился. У него свой бизнес! Законный… он теперь антиквариатом занимается… и еще он квартиру в Первом округе снял. Для меня. Хочет, чтобы я переехала…

— И ты переедешь.

Сандра потупилась.

Переедет. Конечно. Зачем ей отказывать, ведь Донни чудесен. Да и Первый округ от Третьего отличается. И квартира та, в которой Сандра побывала, не чета нынешней. Она чиста и просторна. Окна ее выходят на залив, и быть может, в хорошую погоду, из них видны небоскребы Острова.

Под этой квартирой расположено кафе.

Или два.

Полосатые навесы. Прозрачные витрины. Мебель плетеная и утренний кофе со свежайшими булочками… нет, Тельма не завидует.

Нечему.

— Я… не знаю… он хочет, чтобы у нас была семья…

— Неужели.

— Почему ты не хочешь поверить? Да, семья! И дети! Трое! Но сначала он мне прослушивание устроит… или два… или даже купит роль. Представляешь? Донни считает, что я талантлива!

— Ты талантлива, — подтвердила Тельма.

…и в той сказке, которую Сандра сама для себя сочинила, этот талант не останется незамеченным. В этой сказке будет место и гениальному режиссеру, который совершенно случайно откроет для себя Сандру. И премьере. И оглушительному успеху… все светлячки мечтают не просто гореть, а пылать сверхновой звездою…

— Я бросила клуб… — Сандра все же присела. — Послушай, я… я понимаю, что тебе нелегко признать, но… у меня есть своя жизнь. И у тебя своя. И то, что я перееду… это ведь не означает, что мы не будем видеться.

Она говорила с Тельмой, как с ребенком, и это было обидно.

— Я… я буду звонить тебе… Донни, конечно, не одобрит…