Здравые, в общем-то мысли были сюиминутны. И то, дурное, наведенное, а может, всегда жившее внутри Тельмы, их сбросило. Оно требовало не мыслей — действий.

Содрать плащ.

И пиджак Мэйнфорда. Галстук его нелепый… на таком только вешаться… а Мэйнфорд не сопротивлялся. Мог бы уйти, или спеленать ее, или сделать хоть что-то. А он просто стоял, позволял себя трогать, пусть прикосновения Тельмы и были лишены даже тени нежности.

Она рванула рубашку, и ткань затрещала.

Пуговицы выдирала одну за другой, получая от этого извращенное удовольствие. Она дотянулась до шеи и оставила на ней свою метку. Еще одну — на плече… и потом, кажется, терпение Мэйнфорда иссякло.

Петли силы сдавили.

Полыхнули, опаляя… следом вспыхнула юбка, распадаясь на клочья… и блуза задымила. Стоило бы испугаться, но прикосновение почти воплощенного пламени не вызывало страха.

Напротив, было хорошо.

Правильно.

— Не боищ-ш-шься? — поинтересовался Зверь с желтыми глазами, который слишком долго притворялся человеком. И потому ему, Зверю, было тяжело говорить.

— Нет.

Как можно бояться огня?

Тельма подняла руки, позволяя пламени растекаться по коже… и рыжие плети обвили запястья, поползли выше, сдавили локти, стягивая за спиной. Почти поймал.

Почти удержал.

И все же ослабил хватку. Дыхнул жаром на грудь, и в животе заныло, тяжело, противно… а Зверь просто перекинул Тельму через плечо…

…правильно, в коридоре слишком мало места.

Она же, не желая лежать спокойно, извернулась и вновь укусила Зверя… жаль, что крыльев нет, с крыльями ночь была бы куда интересней.

…и все-таки она сошла с ума.

Пробуждение было болезненным.

Не так.

Пробуждение было стыдным.

Отвратительным.

Позорным.

Тельма открыла глаза и уставилась в потолок. Как ни странно, она помнила все, что произошло накануне.

Обед с Гарретом.

Вызов.

Такси, в котором водитель беспрестанно говорил о грядущих выборах и о том, что надо голосовать за Тиксера, потому что только консерваторы помнят, каким был сотворен Новый Свет, а всякие там либералы вот-вот развалят мир.

Дом. Пожар.

Комнату, в которой погиб Найджел Найтли. Свои безуспешные попытки… магию Кохэна и самого его в образе Летучего змея. И она была бы рада, если бы память, в кои-то веки проявив милосердие, на том остановилась. Пожалуй, нынешнее утро располагало к легкой амнезии. И будь Тельма хоть сколько бы хорошей актрисой, она бы эту амнезию разыграла.

Но она отдавала себе отчет, что способностей у нее немного, да и не поверят…

Проклятье.

И что теперь?

Что-нибудь… надо придумать… объяснить… или просто сделать вид, что ничего не произошло? Самое отвратительное, что решать придется сейчас. Мэйнфорд, чтоб его Бездна забрала, не соизволил убраться восвояси.

Лежит рядом.

И не спит.

Тельма точно знает, что не спит. Руку за голову закинул, потолок разглядывает… и надо бы заговорить, наверное, надо, потому что чем дальше, тем более напряженным становится молчание. Вот только знать бы еще, что сказать.

Извиниться?

За то, что вчера едва не изнасиловала? Или все-таки изнасиловала, если до кровати добрались и… но он уже явно был не против? Если так, то обвинение ей не грозит, а вот увольнение…

— Так и будешь прятаться? — он первым заговорил. И даже любезно подал одеяло, которое оказалось на полу. Одеяло Тельма взяла, натянула по самую шею, испытывая преогромное желание залезть под него с головою. В детстве помогало, помнится…

…только Мэйнфорд — не призрак из шкафа, сам не уберется.

— Я не прячусь, — голос был хриплым, и горло отчетливо драло. А если… сказаться больной? Остаться дома денька на пару деньков, пока первые впечатление поблекнут и вообще… — Я просто… мне…

Стыдно.

Нет, не так, стыд — это чувство, с которым Тельма давно научилась управляться. Она вообще не давала чувствам волю. А теперь ей хотелось исчезнуть.

Притвориться не то, что больной — мертвой.

Тяжело заскрипела кровать: Мэйнфорд перевернулся на бок. Подпер голову кулаком. Смотрит. Лучше бы на потолок пялился.

— Мне следовало вчера уйти?

— Да и… — Тельма закусила губу. Простой выход. Обвинить во всем произошедшем его.

Но это неправда.

— Я не знаю, что со мной было, — это признание далось с трудом, и куда хуже, что говорить его пришлось, глядя в глаза Мэйнфорда. Серые. Спокойные.

И никакого тумана.

— Раньше такого не случалось… и я пыталась сдержаться, но… если бы ты ушел, я… я не думаю, что это меня остановило бы.

Она выдохнула и замолчала.

Вот и все. Сказано достаточно, и Тельме остается ждать ответа. А Мэйнфорд не спешит отвечать. Он хмур, но не больше обычного, и наверное, это вполне естественное для него состояние.

…а вот следы на шее остались.

И на губе, которую Мэйнфорд покусывает… на плече — царапины и глубокие, словно его кошка драла… это Тельма⁇

Больше некому.

Но у нее короткие ногти, а тут… до мяса почти.

— Больно? — руки она сунула поглубже в складки одеяла.

— Да нет… ничего, — Мэйнфорд повел плечом. — Затянется и…

Он поскреб щетину на подбородке.

— Кажется, я тоже был… не вполне адекватен.

Тельма кивнула: в данном конкретном случае двое неадекватных лучше, чем один. И вспомнились вдруг, что желтые глаза Мэйнфорда, что вихревые потоки силы его, которой хватило бы, чтобы разрушить не только квартиру, но и дом до основания.

И как это понимать?

Мэйнфорд защищен от ментального воздействия, должен быть защищен, во всяком случае. Ментальные блоки — стандартная процедура для лиц, находящихся на государственной службе.

Вот только и у Тельмы защита имелась.

Не помогла при встрече с Гарретом… и получается, ее эхо накрыло и Мэйнфорда? А он, в результате, чудом не уничтожил жилой дом… и на фоне данных обстоятельств совместная ночь видится и вправду наименьшим злом.

И не злом вовсе.

Тельма хотя бы поняла, что люди находят в сексе.

— Так что… — Мэйнфорд провел по царапинам пальцем. — Будем считать это несчастным случаем на производстве…

Он замолчал, позволяя Тельме обдумать предложение.

— И еще… тебе не показалось… может, ты заметила… что-то необычное… ну, то есть, не совсем, чтобы… — он нарисовал знак вопроса в воздухе.

И Тельма рассмеялась.

Необычное?

Да вся ее жизнь — это одно сплошное недоразумение, которое все никак не разрешится.

— Ну да… — согласился Мэйнфорд. — Звучит глупо. Извини.

Было бы за что…

А вот простыни он пропалил.

И матрац.

И кажется, одеяло, которым Тельма укрывалась, тоже обзавелось с полудюжиной дыр.

— Держи, — Мэйнфорд был столь любезен, что выбросил из ванной комнаты халат. — И это… составь список… что пострадало…

— Кохэн купит, — завершила фразу Тельма, она говорила тихо, но все равно была услышана:

— Да… может, я сам?

Прозвучало это, почему-то, жалобно.

Спина чесалась, и Мэйнфорд с трудом удерживался, чтобы не потереться о стену, которая выглядела в достаточной мере шершавой.

А еще — хрупкой.

В этой квартирке, в душевой, где и умещался он с трудом, все было хрупким. И древним. И почти непригодным к использованию.

Как вообще можно жить в подобной дыре?

Впрочем, Тельме видней. И дело не в деньгах, хороший чтец всегда найдет подработку. Да и в принципе, никто не заставлял ее идти в полицию… небось, альвы сняли бы приличные апартаменты, если не на Острове, то в Первом круге точно. И водителя бы с машиной прикрепили. И охрану…

В трубах заурчало, и кран, откашлявшись, выдал тонкую струйку воды.

Холодной.

Вот же…

И помыться нормально не выйдет, хотя… Мэйнфорд вздохнул и забрался в старую ванну, которая, несмотря на преклонные года, выглядела в достаточной мере крепкой, чтобы не развалиться. Правда, пришлось скрючится, отчего поясница вновь напомнила о своем существовании. Или, точнее, о существовании целителей, которые здорово могли облегчить жизнь, если бы Мэйнфорд не избегал их с маниакальным упрямством.