— Я имею право знать, что произошло, — сказал Джонни, глядя в глаза.

— Хорошо, — Мэйнфорд потер переносицу. — Тельма в Архиве… спустись за ней сам. И объясни там, что к чему… вкратце. Скажи… скажи, что хочешь знать, кто приходил к твоей невесте в твое отсутствие. И что я не возражаю…

— Спасибо.

— Отработаешь, — Мэйнфорд вытащил серую папку. — Договоритесь на вечер. А пока… на вот, глянь. Что скажешь?

Решила отказаться от названий глав. Будет лишь нумерация.

Кохэна Тельма встретила на лестнице. Она не могла бы сказать определенно, была ли эта встреча случайной, или же Кохэн, повинуясь каким-то своим представлениям, за нею приглядывал, но следовало признать, что появился он как нельзя кстати.

Тельму распирало желание сделать хоть что-то.

— Как настроение? — светским тоном осведомился Кохэн, и пилочкой по ногтям провел.

Тогда Тельма, пожалуй, и обратила внимание, что ногти эти покрыты лаком, и не бесцветным, который еще подошел бы мужчине, но ярко-розовым.

— Что? — Кохэн проследил за взглядом. — В этом сезоне, между прочим, в моде оттенки топленого коралла…

— Если коралла… — Тельма смутилась, впрочем, смущение переборола быстро. В конце концов, пусть хоть целиком себя разрисует, ей какое дело? Нет, дело было, но не до ногтей, а весьма конкретное, спрятанное на дне сумочки вместе с блокнотом и плюшевым медведем. — Скажи, у тебя есть знакомый алхимик?

— Есть, — пилочку Мэйнфорд убрал в нагрудный карман и подул на ногти. — А тебе зачем?

— Вот, — она вытащила бумажный сверток, в который отсыпала с полдюжины пилюль. — Хочу понять, что это такое.

Кохэн сверток развернул, поднес к носу.

— Откуда счастье?

— Приятель принес… сказал, успокоительное.

— Тебе?

Тонкий момент, и ложь он почует.

— Нет.

Ноздри дрогнули, а в темных глазах блеснуло пламя. У змей отменное чутье, а он еще и крылатый.

— Кому — не скажешь?

— Не скажу, но… подозреваю, что это не улучшит состояние здоровья… этого человека.

Она не сказала ни слова неправды. И это, кажется, не понравилось Кохэну. Впрочем, возвращать сверток он не стал, но аккуратно сложил, убрал таблетки в тот же кармашек, в котором исчезла пилочка, и любезно предложил руку.

— Как прошел вчерашний обед?

Надо же… а Тельме казалось, спрашивать он станет о другом.

— Примечательно.

— Будь осторожней с Гарретом. Он любит играть, — Кохэн поднимался по лестнице медленно, явно подстраиваясь под шаг Тельмы. — А еще женщинам сложно отказать ему…

— Не знаешь, с чего бы?

Должно же быть внятное объяснение этому нечеловеческому обаянию.

— Не знаю… женщин сложно понять… почему вы так любите уродов?

— Он не уродлив.

— Я большей частью о моральных…

Какая содержательная беседа! Но уж лучше так фразами перебрасываться, чем обсуждать то, что обсуждать не хотелось бы.

— Я лишь предупредить хотел, — примиряюще сказал Кохэн. — А заодно поинтересоваться… обедать будешь?

— Буду, — Тельма руку забрала. — Но сама. Без вас. Понятно?

— Чего уж не понятного, — масеуалле не настаивал, то ли повода не было, то ли… просто почувствовал, что Тельме надо побыть одной. — Зонт тогда возьми. А то дождина такая…

Небо и вправду разверзлось, словно накопилось в нем за последние дни обид несказанных, а может, просто устало оно от города, вот и решило разом смыть.

Или хотя бы вычистить.

Серый дождь.

Плотный.

Стеною. И Тельма, кляня себя за упрямство — можно было спуститься в столовую при управлении — пробирается сквозь эту стену. Она шагает по лужам, которые уже не лужи — озера воды, которые того и гляди станут морями, а после сольются друг с другом в ласковых объятьях, превращаясь в океан. И прибой уже лижет пятки старых туфель.

Кружит желтоватую пену грязи и мелкого мусора.

А небеса грохочут медным громом.

И даже молнию вон вычертили. Красиво…

— Позвольте, — зонт, который вывернуло порывом ветра, подхватили. И Тельму, едва не ушедшую за этим зонтом следом, придержали. Она дернулась было из рук, но тот же голос, обманчиво мягкий, произнес: — Я не желаю вам зла. Я хочу поговорить о нашем общем друге… надеюсь, что мистер Найтли считал меня другом…

За дождем не разглядеть лица.

Вообще ничего не разглядеть, кроме серой же, словно сотканной из струй воды, фигуре. Плащ. Шляпа. И зонт, любезно одолженный Тельме Кохэном.

— Прошу, — он не представился, человек дождя, но протянул руку, помогая перебраться через очередной поток. — Не стоит опасаться. Клянусь Ашуэнн-землей, что не причиню вам вреда ни словом, ни делом, ни молчанием, ни бездействием…

И на раскрытой ладони вспыхнула зеленая руна клятвы.

Все же не человек.

Люди не клянутся землею.

— Что вам…

— Не здесь, умоляю, сиятельнейшая… я так долго вас ждал, что совершенно неприличным образом вымок, — он, Тельма готова была поклясться, улыбался. — А потому, не соблаговолите ли вы довериться тому, кто рисковал здоровьем своим, дабы удостоиться высочайшей чести лицезреть вас… и проследовать в одно уютное местечко… неподалеку. Уверяю, наша беседа не отнимет у вас много времени, однако будет крайне полезна…

— Идем.

Тельма согласилась не из-за клятвы. Альвы издревле славятся умением давать правильные клятвы. И не из-за приступа смелости — все же было страшновато, мало ли куда заведет случайный знакомый, но потому что у нее имелся долг.

Найджел Найтли.

И дом его, который все еще скорбел по хозяину. Она ведь обещала о нем позаботиться, и слово сдержит, хотя пока не представляет, как именно.

— Тогда, о достойнейшая из женщин, прошу вас проследовать…

— Следую…

Он улыбнулся.

Снисходительно, будто забавляло его нетерпение Тельмы, или ее раздражение — вот не любила она словесных игрищ, сразу чувствовала собственную неполноценность. Как бы там ни было, альв больше не произнес ни слова. Он шел сквозь дождь, и водяные стены расступались перед ним.

Альв привел ее к кирпичному дому, точнее, к лестнице, что вела в подвал.

И спускался, не выпуская ее руки, будто опасаясь, что в последнее мгновенье Тельма передумает. Испугается. Закричит. Сбежит… еще какую глупость сделает.

…а ступеньки сухие.

И не в козырьке деревянном, лестницу прикрывавшем, дело, но в магическом пологе, который защищал от дождя и козырек, и ступеньки, и дубовую дверь с уродливой ручкой, больше похожей на лапу сказочного чудовища.

— «Нора» — место всецело достойное вашего внимания, о драгоценнейшая… — альв с поклоном коснулся ручки.

И дверь открылась.

Беззвучно.

Изнутри пахнуло теплом и еще сдобой, кажется, горячим грогом, да не простым, а на альвийских травах заваренном. Такой не затуманит разум, но наполнит тело теплом и звенящею силой первозданных ручьев.

Так писали в проспектах, и, кажется, у Тельмы появился шанс попробовать этот самый чудо-грог.

Альв, сложив зонт, скользнул следом.

— Ваше пальто… его высушат и вычистят. Если желаете, здесь есть и сменная обувь… присаживайтесь.

Он был любезен, как… как альв.

Тельма же вертела головой. О «Норе» она, в отличие от маяка, не то, что не читала, и слыхом не слыхивала. Впрочем, данное обстоятельство не значило ровным счетом ничего: в городе имелась тысяча укромных мест. И «Нора» была одним из них.

Арочный потолок из переплетенных корней. Кружевные корзины с магическими светляками. Альвы не любят электричества, хотя оно и дешевле.

Но да… пожалуй, это место имело характер.

Стены, затянутые пышным моховым ковром. Тельма провела по нему рукой и хмыкнула: не иллюзия. Или такая, раскусить которую, ей не под силу.

Мох и на полу.

Сухой и горячий, что, как ей казалось, мхам не свойственно, но у альвов свои секреты. И тот, который привел ее сюда, не торопит, позволяя Тельме освоится.