— Здравствуй, — сказала она голосами Низверженных. — Наконец-то, Мэйни… я так долго тебя ждала…

Сандра была дома.

Наверное, не стоило к ней заглядывать… ни к чему, чтобы эти отношения, и без того слишком тесные, перерастали в нечто большее.

Во что?

В дружбу?

О дружбе Тельма имела весьма смутные представления. В той, первой своей жизни, ей было не с кем дружить. Не с нянькою же? И не с горничной, а остальные, те, кого Тельма по наивности своей полагала друзьями, просто снисходили до забавной девочки… позже… какая может быть дружба там, где каждый сам за себя? Когда и спишь-то с осколком стекла под подушкой, чтобы быть готовой эту подушку отстоять… или не подушку… всегда находилось что-то, нужное другим.

— Да ты вся промокла! — Сандра открыла сразу.

В домашнем платье.

В туфельках на каблуке… всегда только на каблуке, как у нее ноги не болят-то? И растрепанная слегка, но такая домашняя… она выглядела родной.

— Я… чай купить забыла.

— Ничего, — Сандра взяла за руку. — Что, опять работа, да?

— Опять.

Уходить.

Попрощаться. Извиниться… придумать повод, или не придумывать, но Тельма скидывает мокрые туфли, и чулки шерстяные с толстым швом. Он, разбухший, кожу на ногах растер, и Сандра, этакое безобразие увидев, головой покачала:

— Тебе надо нормальную одежду купить.

— Деньги…

— У меня есть, — она отмахнулась, будто бы Тельма говорила о какой-то ерунде. — Потом отдашь…

Тельма не хотела потом. Она не привыкла быть в долгу, и быть с кем-то, если этот кто-то не мужчина, с которым она намеревалась провести ночь или час… или… не важно. Главное, что не место ей в чужой квартире, на чужой кухне.

В чужом теплом халате, от которого пахнет хлебом и корицей…

— … и вот представляешь, что он мне заявляет? — Сандра разливала чай, и кажется, не видела в происходящем ничего особенного. — Мол, таких как я у него сотня… и если я хочу пробиться, то надо проявить гибкость! Представляешь⁈

Она была возмущена.

И все одно сияла ярко-ярко, так, что смотреть было больно, но Тельма смотрела, пила этот свет, который согревал лучше халата и травяного чая.

— А я ему ответила, что если ему потаскушка нужна, то пускай себе в другом месте ищет… я приличная девушка! — Сандра плюхнулась на стул и взяла булочку. Повертела. Вздохнула. И вцепилась зубами. — В общем… нет у меня теперь агента… и что делать?

— Найти другого.

Чужие проблемы, как это с ними часто случается, казались мелкими, пустыми. Агент? Да агентов в Нью-Арке полно… правда, половина из них — обыкновенные сводники, а вторая половина — неудачники, сами пытавшиеся пробиться на сцену. И только единицы и вправду хоть на что-то да способны.

— Я-то найду, — булочку Сандра жевала сосредоточенно, целиком отдаваясь процессу. — А если и новый… понимаешь, я ведь… я, может, не особо умная, но… видела девочек, которые не первый год… они перегорают. А я не хочу… и если домой вернуться…

Домой?

Сандра не может домой вернуться! Как тогда Тельма? Она будет возвращаться в этот клоповник без малейшей надежды согреться?

Это несправедливо!

Это… это хуже, чем хлеб отнять у наивной девчонке, которая свято уверена, что на полдник детям подают черничные кексы или, на худой конец, медовую коврижку…

— Не обращай внимания, — Сандра слизала с пальцев сахарную пудру. — Это я так… печалюсь.

— Не печалься, — Тельма не знала, что делать с этой своею растерянностью.

И с Сандрой.

С ее светлыми волосами, собранными в хвост, стеганым халатом, родным братом того, который был сейчас на Тельме, с домашними туфельками на каблуке и розовыми помпонами из кроличьего меха… помпоны Сандра гладила, и взгляд ее был туманен.

А свет погас.

Нельзя так!

— Послушай, — Тельма провела языком по зубам, чувствуя их неровность. Слева коренные выросли неровно, и наверное, мама поставила бы скобы, но… кому в приюте дело до кривых зубов? Целы? Уже повезло. — Я… не стану ничего обещать, но… у меня есть знакомый… был знакомый… не уверена даже, захочет ли он со мной встречаться…

Однако встретиться надо.

Ради мамы.

Тельмы.

Волшебной свирели, которая, наконец, оставила Тельму в покое… и Сандра… она сияет ярко, по-настоящему, и свет ее еще не пропитался ядом местных дождей.

— Я все равно попробую. Быть может, он согласится посмотреть на тебя…

— Здорово, — не очень уверенно произнесла Сандра. И улыбнулась. — Но если не согласится… я все равно останусь. Не хочу возвращаться вот так…

— Хорошо.

Ночью Тельма шла по улице.

Мокрая мостовая. Серые шкуры домов. Сами дома — Тельма точно знала, что они живые. И ранимые, а потому прячут в раковины железа и бетона хрупкие нервы электрических проводов, газовые трубы и сердца электрогенераторов…

Дома следили за Тельмой.

А она шла… куда? Туда, куда звала ее волшебная свирель. Она же играла… и не было музыки прекрасней… и в какой-то момент, кажется, на площади, Тельма закружилась в танце… она летала над мостовой, и чувствовала, как раскрываются за спиной крылья, те самые из органзы, украшенной стеклярусом, которые мама надевала для «Волшебной ночи»… только сейчас крылья были живыми, как и дома, и город…

Тельма взмахнула ими и поднялась высоко…

Теперь весь город лежал перед ней, как на ладони. Кругляш Острова с короной небоскребов. Во сне они искрились силой. И жилы четырех мостов гудели от избытка ее… сверкали алмазами особняки Первого круга… и тускло светились дома Второго.

Но путь Тельмы лежал на окраину, туда, где жила свирель.

Здесь пахло, как на берегу, йодом и плесенью. Гнилью. Страхом. Здесь под ногами хрустели кости бродячих собак, а мертвые кошки прятались в мотках колючей проволоки. И только крысы плясали… Тельма никогда прежде не видела пляшущих крыс.

Выглядели они отвратно.

И она бы взлетела, но крылья опали, набрались местной гнилой воды, повисли грязными тряпками. А ноги увязли в болоте. Свирель пела… только вот в песне ее что-то изменилось. Нет, музыка была прекрасна, однако… появилась в ней фальшь невыполнимых обещаний.

…вечность…

Зачем Тельме вечность?

…счастье…

А разве оно возможно?

…мир, где нет ни забот, ни бед… где Тельма вернется в прошлое… она ведь мечтает об этом? С того самого дня, как оказалась в приюте… каждый день, каждую ночь она упрямо возвращалась… и вот ей дают шанс. Кто откажется от такого?

— Я откажусь, — сказала Тельма крысам, которые устроили хоровод вокруг нее. — Прочь…

Крысы не слышали, они-то вот были очарованы музыкой.

…глупая, глупая девочка… неужели она и вправду надеется… а на что надеется? На месть? Добраться до Гаррета и… убить?

Тогда Тельму казнят.

Объявят безумной, но все одно отправят на виселицу. А Гаррета сделают невинной жертвой… он не заслужил того, чтобы быть жертвой… он сволочь и лжец, об этом все должны узнать.

…смешная… кому интересно то, что произошло десять лет тому? Над нею посмеются… или вновь же объявят безумной… самозванкой… у нее нет ни друзей, ни даже знакомых, которые бы поддержали… а Гаррет ныне сенатор… и в президенты баллотироваться собрался… все об этом говорят.

Разве Тельме позволят опорочить светлый его образ?

Да и кому это нужно?

Мать давно мертва. Гаррет о ней забыл… Тельма помнит, но если она согласится, если пойдет за флейтой, то ей помогут избавиться от ненужной памяти.

Там, внизу, весело.

Там горят костры, а на кострах стоят котлы. И древние твари, имена которых забыты даже Низверженными, в этих котлах варят пиво из кореньев, костей и жирной кладбищенской земли. Пиво это сладко, хмельно…

…оно нужно земле.

…оно поит город и Бездну под ним… и Бездна спит, всем во благо…

— Нет, — Тельма закрыла уши ладонями. — Ты лжешь.

И крысы остановились.

Зашипели кошки, а кости под ногами зашевелились… расползлась земля, из черного зева ее выступила фигура.