Он сильно сблизился с Комфри, и они проводили вдвоем целые дни, порой в тишине, а порой Комфри по просьбе Триффана описывал ему свойства различных трав и где их можно найти.

Триффан нередко проводил долгое время возле Камня, как днем, так и ночью. Он обращался к Брекену или к Ребекке с вопросами, которые не возникали у других кротышей. Зачем нужен Камень? Есть ли на свете другие Камни? И что у него внутри?

Истории об Аффингтоне и о летописцах вызывали у него огромный интерес, как когда-то у Брекена, который, в свою очередь, готов был без конца рассказывать ему про Босвелла. Но Триффан ни разу не изъявил желания отправиться в Грот Темных Созвучий и отказывался даже слушать рассказы о Гроте Эха и Гроте Корней, что сильно огорчало Брекена.

А однажды в середине августа он вдруг пропал и перестал появляться. Вскоре остальные кротыши тоже покинули родную нору. Роза и Келью поселились под склонами холма, а Бич — неподалеку от Истсайда, среди обитателей которого у него завелись друзья. А вот куда подевался Триффан, они не знали, хотя скучали по нему сильней всего.

А впрочем, нельзя сказать, чтобы Брекен с Ребеккой сильно приуныли, когда кротыши обзавелись собственными норами. С этого момента для Ребекки начался период спокойной, беззаботной жизни. Она благополучно вырастила своих детей, ей удалось уберечь их от болезней, она прекрасно их воспитала, и, когда с приходом августа для них началась пора самостоятельного существования, она с уверенностью смогла сказать себе, что такими детьми имеет право гордиться любая мать.

Но теперь ей хотелось (и она не испытывала по этому поводу ни малейших угрызений совести) проводить день за днем, наслаждаясь одиночеством и любовью, которая связывала ее с жившим совсем рядом Брекеном.

Что же до Брекена, он наблюдал за тем, как росли его дети, ни во что не вмешиваясь, как это принято у Кротов, но Ребекка знала, что он всегда поддержит ее в случае необходимости и придет на помощь в трудную минуту.

В это время он стал ощущать тесную связь с Камнем. Многие из понятий, о которых он слышал от Халвера, Босвелла и других, начали обретать четкость и казались ему теперь такими же ясными и простыми, как образ жизни, который он вел.

Брекен сохранил прежнюю любовь к исследованиям, но теперь источником множества открытий стал для него Старый лес, место, где находилась основная часть системы, когда он был еще совсем юным. Он бродил по заброшенным туннелям и по поверхности земли, видя, как выжженный лес постепенно оживает, заполняясь молодыми деревцами, прислушивался к звонкому хору птичьих голосов и раздумывал о том, что ему удалось и не удалось сделать.

Но хотя жизнь Ребекки и Брекена текла спокойно и их присутствие в системе казалось незаметным, это отнюдь не означало, что они не оказывали на нее влияния. Разумеется, они никем не командовали, но всепроникающая сила их любви творила чудеса, и Данктонский Лес стал преображаться. Они даже не подозревали о том, что благодаря им в Древней Системе, в туннелях под склонами холма и в тех местах, где кроты начали заново осваивать лесные земли, возникла удивительная атмосфера, и это заметили жители расположенных неподалеку систем, которые стали стекаться в Данктон, чьи земли казались им столь же привлекательными, сколь изобилующие пищей незаселенные места.

После того как закончилась эпидемия чумы, ужасы которой начали потихоньку забываться, отходя в область преданий, следующей весной родилось на редкость много кротят, а лето выдалось влажное, и у подросших кротышей появились богатые возможности для выбора подходящей территории среди опустевших земель, отчего смертность оказалась чрезвычайно низкой. Прослышав об этом, многие из обитателей соседних систем, как совсем юные, так и немолодые, решили, что в Данктоне намного лучше, чем у них, и потянулись туда друг за другом. Возможно, им удалось предугадать, что вскоре в Древней Системе Данктонского Леса воцарится глубочайший мир и покой.

Слава о Брекене и Ребекке, об их любви и преданности разнеслась повсюду, хотя мало кому доводилось встречаться с ними в августе, в сентябре и на протяжении всей осени. Они проводили почти все время в пределах своих туннелей, общаясь лишь друг с другом.

В декабре, когда на смену осени пришла суровая холодная зима, неожиданно вернулся Триффан. Они узнали об этом от Комфри, к которому Триффан наведался в первую очередь, а спустя два дня он появился в норе у Брекена. Он сообщил, что был в местах, которые прежде называли Болотным Краем, на лугах, живя при этом в одиночку, потому что, как он выразился, ему нужно было о многом подумать.

Триффан сильно изменился. В его поведении не осталось никаких следов ребячества, и Брекен заметил, каким могучим и огромным он стал — куда больше него самого, — как лоснится его густой, необычайно темный мех и что он отличается сдержанностью, которая не была свойственна Брекену в его годы.

Но его ищущий беспокойный взгляд говорил о том, что он успел изведать немало страданий, и Брекен понял, что он вернулся в поисках ответов на вопросы, которые возникают в мозгу в одно мгновение и порой остаются нерешенными на протяжении всей жизни.

— Почему ты веришь в Камень? — спросил Триффан после того, как они вместе подкрепились в туннелях у Брекена.

— Я не смогу привести каких-либо веских причин, Триффан, но знаю, что такой ответ, как «просто верю, и все», тебя не устроит. Я помню, что меня в свое время такой ответ не удовлетворил. Но ты знаешь, как мы с Ребеккой любим друг друга…

Триффан кивнул.

— Ну вот, ты чувствуешь это, и у тебя нет ни малейших сомнений в собственной правоте, хотя объяснить, в чем кроется причина твоей уверенности, ты не можешь. Вот так и с моей верой в Камень. Я убежден в ее истинности. Мне удалось прийти к ней, когда я осознал собственную ничтожность в сравнении с мощным потоком жизни, частицей которого я стал после рождения и который не иссякнет и после моей смерти. Но при этом мне открылось, что я единственный в своем роде крот. Я понял также, что без меня поток жизни был бы не столь полон. И тогда я преисполнился благоговейного восторга — говорят, это ощущение исходит от Камня й является частью его сущности. Каждый из нас ничтожен и в то же время бесценен, но открыть эту истину может лишь тот, кто верит в Камень. — Брекен вздохнул и замолчал. Ему было сложно объяснить Триффану свои чувства. — Возможно, Ребекка сумеет растолковать тебе это лучше, чем я, но вряд ли. Ты явно опоздал, она стала на редкость немногословной! — Брекен рассмеялся и побежал по туннелям к Ребеккиной норе, крича на ходу: — Посмотри, кто к нам пришел! Иди скорей сюда!

Ребекка долго стояла, глядя на Триффана, как будто пытаясь рассмотреть каждую из малейших черточек, а затем с улыбкой подошла поближе и прикоснулась к нему.

— Где же ты был все это время? — спросила она, но по ее тону можно было догадаться, что она думает: «Можешь ничего не отвечать, мой хороший. Я и так все знаю».

Они провели втроем несколько дней, и Брекен с Ребеккой рассказали Триффану о событиях, оставивших лишь туманные следы в их памяти, и о том, о чем никому не говорили прежде. Они решили, что имеют право поведать ему о Седьмом Заветном Камне, о чуде, которое открылось им однажды. Слушая их рассказ, он пришел в волнение, ему показалось, что он и сам все это когда-то видел и увидит снова.

Триффан без конца задавал им вопросы об Аффингтоне, о летописцах, о Босвелле — совсем как в детстве. И наконец в один прекрасный день Триффан объявил, что хочет стать летописцем, как Босвелл, а потому намерен отправиться в Аффингтон.

Они не стал возражать, но Брекен предупредил его, что пускаться в столь дальний путь посреди зимы не стоит, и добавил, что у него богатый опыт по части путешествий и он мог бы научить Триффана ориентироваться в незнакомой местности и показать ему приемы борьбы.

Но Триффан покачал головой и, глядя на стоявших рядом друг с другом Брекена и Ребекку, сказал: