— Непознатны жельени душе моя.

— Благословен и блаже препун будь, — проговорил Медлар, с улыбкой глядя на Брекена.

Летописцы принесли ему еды и настояли на том, чтобы он отдохнул. И когда Брекен поведал им историю своих странствий, они поняли, что он действительно исполнил данное им обещание, да и говорил он спокойно, как подобает воину, и каждое из его слов было чистой правдой. Выслушав Брекена, Медлар задал ему вопрос:

— А ты знаешь, как сложилась судьба Босвелла?

— Нет, — ответил Брекен. — Я надеялся… я надеялся найти его здесь.

Слушавшие их разговор летописцы затихли, кто-то негромко прочел вслух молитву, и в Священной Горе, где они собрались, воцарилась глубокая тишина.

— Он здесь, — мягко проговорил Медлар, — он вернулся и рассказал о том, какую отвагу ты проявлял и как поддерживал его на протяжении всего путешествия. Он рассказал о том, что тебе удалось обуздать Гелерта после того, как он ранил Босвелла. Все мы неустанно молились за тебя, Брекен, и не теряли надежды на то, что ты когда-нибудь возвратишься.

— Но что же сталось с Босвеллом? — спросил шепотом Брекен, которого занимал лишь этот вопрос.

— Пойдем со мной, — сказал Медлар, — я покажу тебе. Немногим из кротов довелось побывать там, куда мы с тобой отправимся, но я считаю, что ты имеешь право все увидеть собственными глазами. Будь ты летописцем, я просто сказал бы тебе об этом, но ты не принадлежишь к их числу, и мне кажется, сейчас тебе необходимо побывать там, куда я отведу тебя, и смириться, вместо того чтобы мучиться догадками и сомнениями на протяжении всей оставшейся жизни. — Затем он добавил строгим тоном: — Но ты должен пообещать мне или самому Камню, что не промолвишь ни слова, пока мы будем там находиться. — Брекен не успел ни кивнуть, ни выразить согласие словами, а Медлар уже заговорил снова: — Возможно, это испытание покажется тебе самым трудным из всех, что выпали на твою долю, Брекен.

Преисполненный трепета Брекен последовал за Медларом. Они вышли из Священных Нор, проникли в туннель, тянувшийся на запад, и, одолев расстояние в две кротовьих мили, очутились в священных покоях, куда Брекен много лет назад пробрался без разрешения и где он услышал Священную Песнь.

Затем они оказались в туннелях, проложенных в почти белой, насыщенной мелом почве, где царила глубочайшая тишина. Несколько раз на пути им встречались молодые летописцы, которые двигались размеренно, соблюдая молчание, и Брекену показалось, что им вверена охрана туннелей, по которым вел его Медлар. И наконец они добрались до просторного грота, в одной из стен которого виднелись проемы, служившие входом в небольшие норы. Часть нор оставалась свободной, доступ в другие был закрыт давным-давно, а один из входов был замурован недолгое время назад и земля еще оставалась свежей.

Медлар приподнял лапу, указывая на него, и Брекен понял, что здесь и находится Босвелл, затворившийся по собственной воле в Норах Безмолвия.

По-прежнему молча Медлар повел его дальше по небольшому проходу, в стене которого виднелись крохотные, размером с лапу, отверстия, предназначенные для того, чтобы снабжать необходимой для поддержания жизни пищей тех, кто принял обет молчания. Потрясенный Брекен горестно воззрился на крохотную дырку в стене, единственное окошко между Босвеллом и окружающим миром. Никогда прежде не доводилось ему испытывать такого безысходного отчаяния.

Вернувшись в грот, он уставился на унылые стены с замурованными входами. О, как ему хотелось заскрести по ним когтями и докричаться до Босвелла, сказать ему, как он его любит, как хочет увидеть его, почувствовать ласковое прикосновение друга, поведать ему о том, что он потерял свою Ребекку, что жизнь невыносима без нее, без Босвелла, без любви, которая была смыслом его существования.

Но он не мог пошевельнуться, не мог вымолвить ни слова, не мог дать знать Босвеллу, что он здесь, совсем рядом с ним. Брекен заплакал и помолился о том, чтобы Босвеллу удалось обрести душевный покой.

— Вы уверены, что он жив? — спросил Брекен, когда Медлар снова привел его в Священные Норы.

— Босвелл съедает пищу, которую ему приносят, — ответил Медлар. — Он затворился там еще в августе, после того как вернулся. Он попросил разрешения удалиться в Норы Безмолвия в надежде на то, что таким образом ему удастся приобщиться милости Камня, хоть он и потерпел неудачу в попытке обрести Седьмой Заветный Камень и Книгу.

— Но почему? — воскликнул в отчаянии Брекен. — Там, где он сидит, все мертво и пусто, там нет ни проблеска жизни!

— Да, — ответил Медлар, — но некоторым это необходимо. Имей в виду: испытание, через которое проходит сейчас Босвелл, ничуть не легче тех, что выпали на твою долю. Ты сумел выстоять в боях с врагами, выжить, несмотря на холода и метели, но пойми, Брекен, как бесконечно трудно набраться сил, чтобы в полной тишине заглянуть в собственную душу и добраться до истоков хранящейся в ней истины. Молись за него и постарайся проявить понимание и смириться со своей потерей.

Немного погодя Медлар сказал:

— Босвелл упомянул о том, что знает, где находится Седьмой Заветный Камень и о чем говорится в Седьмой Книге. А тебе это известно?

Брекен поведал ему о том, что они с Ребеккой увидели в туннелях под Камнем, и передал содержание бесед, которые они с Босвеллом вели о Седьмой Книге.

— Все это было давно, и, хотя мы рассказали ему о том, где находится Заветный Камень, пожалуй, тогда он еще не знал, о чем написано в Книге… впрочем, возможно, он потом догадался об этом. Медлар, но ведь ты вернулся из Нор Безмолвия, значит, и Босвелл когда-нибудь выйдет оттуда?

— Лишь Камень ведает об этом. Никто, даже я, не вправе задавать подобных вопросов. Многие остаются там навечно, и мы замуровываем их норы навсегда. Мы верим, что их обитателям удалось слиться с безмолвием Камня. Некоторые, как я сам, в какой-то момент понимают, что настало время вернуться, что перед ними стоят иные задачи. Никому не известно, какой окажется дальнейшая судьба Босвелла. Положись на Камень, Брекен, верь в него, как верю я.

Брекен замолк надолго, они сидели рядом в тишине, и силы, исходившие от крота, в чьем сердце царил покой, передались Брекену и помогли на время смягчить терзавшую его боль.

— Но что же делать мне, Медлар, — спросил он в конце концов. — Куда мне деваться?

Медлар улыбнулся и накрыл лапу Брекена своей:

— Если бы я полагал, что ты можешь стать летописцем, я сказал бы тебе об этом. Но, по-моему, у тебя иное предназначение. Попробуй вернуться в Данктон, Брекен, в родные для тебя места.

— Но Ребекки больше нет, и почти весь лес сгорел… что мне теперь делать в Данктоне?

— Я не могу решать за тебя, — сказал Медлар, — но знаю, что на твой вопрос есть ответ. Вернись в Данктон и поделись с его обитателями мудростью и сердечным теплом, как прежде это делала Ребекка.

Совет Медлара не вызвал у Брекена воодушевления, но придумать ничего другого он не смог. Он испытывал глубокую признательность мудрому Медлару, показавшему ему нору, в которой затворился Босвелл, но царящая в тех местах тишина показалась ему ужасной, от такой святости веяло суровым холодом. Он не стал ждать, пока его силы полностью восстановятся, и вскоре в один ветреный ноябрьский день покинул Аффингтон, пробормотав напоследок «Босвелл, Босвелл!», и отправился на восток, в Данктон.

Исчезновение Ребекки из Данктонского Леса показалось его обитателям загадочным, а ее возвращение они восприняли как чудо. Однажды осенью посреди бела дня они заметили, что Ребекка идет к ним со стороны лугов. Ее сопровождал поджарый крот по имени Брэн, который говорил с сильным акцентом и чей смех походил на шуршание ветвей утесника под сильным ветром.

Некоторое время он погостил в Данктоне, но все, что он там увидел, не произвело на него сильного впечатления. Он никому не рассказывал ни о путешествии Ребекки, ни о причинах, по которым ей вздумалось его затеять, и в конце концов в начале ноября распрощался с данктонцами.