Визит Стоункропа разительным образом подействовал на Брекена. Не успел тот скрыться, как он уже велел данктонцам покинуть нору старейшин и, повернувшись к Босвеллу, сказал:
— Так. Надо наведаться в Древнюю Систему и выяснить, как там обстоят дела с пропитанием. Когда я там жил, еды было маловато, но как знать, с тех пор все могло измениться. Только сначала надо проверить, как с червями в Данктоне. Я надеялся, что засуха вот-вот кончится, но пора взглянуть правде в глаза и признать, что она может затянуться еще на несколько недель, а то и месяцев. Мы кое-чем обязаны жителям Луговой системы. Надо найти какой-то выход, но сначала необходимо выяснить все факты.
Босвелл с трудом поверил своим ушам. Впервые с тех пор, как Брекен взял на себя обязанности руководителя системы, он заговорил о чем-то с живостью и горячностью. Глаза у него засияли, в нем явно проснулся боевой дух. Более того, Босвелл понял, что благодаря идее, возникшей у Стоункропа, ему наконец удастся посетить Древнюю Систему вместе с Брекеном.
Сначала они отправились в Вестсайд, затем к Меккинсу в Болотный Край. Они побеседовали с многими кротами и постепенно у них сложилось довольно-таки ясное представление о том, каким образом засуха сказалась на жизни системы. Потом они вернулись в туннели Бэрроу-Вэйла, и тамошние обитатели поначалу изумились, видя, что Брекен слушает их с неподдельным интересом, а затем принялись жаловаться на обрушившиеся на них несчастья. Последним они посетили Истсайд.
Судя по тому, что им довелось не только услышать, но и увидеть собственными глазами, общая картина была мрачной. Система находилась на грани распада, между ее обитателями все чаще и чаще вспыхивали драки из-за еды.
Росшие у кромки леса травы и кустики куманики высохли и пожелтели от недостатка влаги. Казалось, в воздухе столько пыли, что дышать невозможно; резкий свет слепил глаза, хотя землю окутывала белесая дымка, сквозь которую с трудом пробивались яркие лучи солнца. Листья на некоторых из деревьев, особенно на южной их стороне, сморщились, как будто осень наступила преждевременно. Влага, которая обычно на протяжении всего лета сохранялась под слоем опавшей листвы, испарилась, и личинкам, а также червям пришлось укрыться поглубже, и поэтому ставшие привычными для летнего времени вылазки за едой на поверхность земли оказывались тщетными. Вдобавок черви стали размножаться медленнее, из-за чего возник недостаток пропитания. Он ощущался пока не так остро, как в Луговой системе, но, чтобы выжить, каждому из кротов требовалась теперь большая территория, чем прежде, и им приходилось проводить в поисках пищи куда более долгое время. Все чаще и чаще вспыхивали драки из-за участков земли, ведь голодным кротам свойственны раздражительность и агрессивность. С другой стороны, количество сов в лесу увеличилось, а ведь летом и без того жизнь кротов всегда осложнялась с того момента, когда научившиеся летать и самостоятельно охотиться птенцы неясытей становились грозой всех кротышей, как лесных, так и луговых. Впрочем, обычно к концу августа опасный период заканчивался, кротыши взрослели и предпочитали оставаться в своих норах под землей, но в этом году из-за присутствия множества сов в лесу этот опасный период затянулся, усугубляя и без того мрачную атмосферу.
Босвелл с Брекеном выслушали многих кротов, твердивших о том, что происходит что-то очень нехорошее и им страшно, очень страшно. Видимо, Камень прогневался на них, и вскоре произойдет нечто еще более ужасное. И каждый из кротов упомянул о явлении, которое они уже заметили в Бэрроу-Вэйле: по всей системе в туннелях расплодились блохи.
Поэтому к тому времени, когда Брекен с Босвеллом добрались до склонов холма и двинулись к Древней Системе, на душе у них обоих было довольно тягостно. Брекен отметил, что в этом году здесь поселилось неслыханное множество молодых кротов. Им не удалось занять участки в пределах основной системы, поскольку каждый из ее обитателей расширял собственную территорию, и многие из них оказались вынуждены отступить к склонам, где почва всегда была скудна пищей, и влачить довольно-таки жалкое существование среди заброшенных туннелей, оставшихся там еще со времен давнишнего переселения кротов, обитавших некогда в Древней Системе. Эти молодые кроты отличались худобой и боязливостью, что казалось характерным для тяжелого периода, который переживала вся система. Многие из них, едва заметив приближение Брекена и Босвелла, кидались наутек и прятались.
— Вся система разваливается на части, — проворчал Брекен, видя, как разбегаются в страхе кротыши. Он начисто позабыл о том, что и сам когда-то точно так же робел при встрече с крепкими взрослыми самцами. Если бы Босвелл появился в этих краях один, все наверняка сложилось бы иначе, ведь он никому не внушал своим видом страха.
В норе, принадлежавшей некогда Халверу, так никто и не поселился, и они добрались до древних туннелей по проходу, проложенному в свое время Мандрейком сбоку от изображения совы. Босвелл признался Брекену в том, что Ребекка рассказала ему об их путешествии к центру Древней Системы, и в том, что они вместе обнаружили под Камнем, решив, что больше об этом умалчивать нельзя. Узнай Брекен об этом до разговора со Стоункропом, он бы наверняка разозлился, а теперь он даже обрадовался.
— Так, значит, она тебе рассказала? Да, все это правда, только сейчас эти события кажутся мне такими далекими, будто в них участвовал кто-то другой. К прошлому нет возврата, Босвелл.
Вообще говоря, их привела сюда необходимость выяснить, как обстоят дела с пропитанием в Древней Системе, но они довольно быстро убедились в том, что здесь с едой так же плохо, как и в других местах, и тогда Брекен повел Босвелла в долгую экскурсию по туннелям.
Они провели там три дня, в течение которых Босвеллу удалось узнать о Брекене больше, чем за все предыдущее время. Они побывали у обрыва — на месте, где Брекену впервые удалось проникнуть внутрь системы, — добрались по проходному туннелю до ее центра, побродили по разным ходам, заглядывая в норы, которых даже Брекен не видел прежде.
Брекен описывал события прошлого просто и точно, и порой казалось, что он говорит не о себе, а о ком-то другом, но ему удалось передать в рассказе ощущения страха и радости, которые он испытал, когда впервые принялся исследовать систему.
— По сути дела, смотреть тут особенно не на что: заброшенные ходы и норы, только и всего. Интерес представляет только центральная часть системы… и, пожалуй, я покажу ее тебе, прежде чем мы отправимся в обратный путь, — сказал Брекен, чуть-чуть лукавя: он заметил, в какой восторг приводило Босвелла все, что встречалось им на пути, а чувство радостного возбуждения всегда бывает заразительным.
Когда они наконец добрались до Грота Темных Созвучий, обоих охватил радостный трепет, и они помчались навстречу отголоскам эха, резвясь, как малыши. Босвелл заметил, что к Брекену вновь вернулось доброе расположение духа, словно ему стало легче, когда он покинул основную систему. Возможно, по натуре он был склонен к одиночеству и корень всех проблем заключался в том, что в Бэрроу-Вэйле он не мог ни минуты провести в покое.
Грот выглядел почти как прежде, только вход в туннель, который вел к самому сердцу системы, оказался засыпан после того, как там побывал Мандрейк, а среди земли и камешков валялись кости погибших в схватке боевиков. Впрочем, появился какой-то новый проход, без сомнения проделанный Мандрейком за время, пока он в одиночестве жил среди этих туннелей.
Когда Брекен впервые очутился в гроте, он показался ему неприятным и даже опасным, но теперь царившая в нем атмосфера не произвела на него тягостного впечатления. Он показал Босвеллу рельефные рисунки на стенах, сложные извилистые линии которых сплетались друг с другом, становясь все глубже и четче по мере приближения к центру, где по-прежнему находилось изображение грозной совы. И как он только мог испугаться всего этого?
— Знаешь, что я обнаружил? — сказал Брекен, удивившись своей способности спокойно разговаривать в том месте, которое некогда повергало его в ужас. — Если мычать или напевать определенным образом, звуки будут возвращаться к тебе.
