***

Всю ночь набираю её номер, стоя под её домом и всматриваясь в закрытое окно. Одежда промокает насквозь. Все мышцы на разрыв, но я, блядь, даже холода не ощущаю. Только бешенное биение собственного сердца и шум крови, которую оно беспрестанно гоняет в попытке согреть тело.

Всё жду, что Настя снова мелькнёт за стеклом. Что включит свет. Как вчера вылезет в это сраное окно, в котором не происходит ни единого движения.

Дождь заканчивается. Небо медленно сереет, а я всё стою с задранной вверх головой и туманной надеждой, что она сейчас выскочит из-за угла мне навстречу.

Как выброшенный щенок ждёт своего хозяина, который никогда за ним не вернётся. Потому что ему не нужна собака. Поигрались и выбросили.

И меня выбросили. Сняли с меня кожу. Разодрали мышцы. Вырвали жилы. Сорвали мясо с костей. Исполосовали внутренности. Вытащили сердце. И просто вышвырнули из своей жизни.

Сил не остаётся даже на крик. Отворачиваюсь, чувствуя, как по лицу стекают неожиданно горячие капли. Зло стираю и сваливаю на хрен. Печку даже не врубаю. Не холодно. Не мокро. Но почему-то, сука, очень больно.

С хера ли она так себя повела? Что там случилось, что она даже говорить со мной не стала? Явно какая-то нездоровая хуйня. Буду топить, пока не пойму, в чём дело.

Опять набираю её цифры.

— Абонент вне зоны действия сети.

Как и последние два десятка звонков.

Миронова отрубила мобилу или она попросту сдохла?

Блядь, пусть будет второе!

Может, реально отобрали и в комнате закрыли?

Дождусь понедельника. Если в академии не появится, то сам к ней приду. И там уже на всё похую. Если её предки так хотят её замуж выдать, то только за меня.

Впервые в жизни мысль о женитьбе не пугает, а придаёт решимости. Я не бомж. Тачка люксовая. Своя хата, хоть Насте и не сказал. Пусть думает, что съёмная. Бабло имеется. Не первый год зарабатываю. Через два года закончу академку и стану опером. Там тоже зарплата хорошая. Нас обоих вытащу. По службе до самого верха лезть буду, чтобы у моей идеальной девочки всё в жизни было.

Весь день меня так и таскает от отчаяния к надежде, от ярости до холодной решимости, от ненависти до той самой, сука, любви, что пожаром горит в груди.

Её телефон всё ещё вне зоны. До самого вечера с завидной периодичностью набираю. Так же как и месседжи строчу.

Ближе к ночи мобила отдаётся вибрацией.

"Абонент снова в сети".

Тут же набираю пока не слышу:

— Этот абонент не может ответить на ваш звонок…

Сбрасываю. Пишу.

Артём Северов: Что, блядь, происходит, Настя? Возьми трубку! Ответь на сраный звонок.

Блядь, не это хотел написать. Совсем не то, но мозг отрубается на хрен. Особенно, когда вижу у сообщения вторую галочку.

Прочитала?

Прочитала и молчит. Анимация карандаша не двигается.

Набираю.

Пару длинных гудков и звонок обрывается. Какого хуя сейчас происходит? Мысли, что телефон у предков, даже не допускаю. Бью пальцами по клавиатуре.б

Артём Северов: Что ты делаешь? Ты что, блядь, делаешь, Настя?

Стараюсь просто дышать, но ни черта не выходит. Воздух со свистом проваливается в лёгкие и тут же испаряется.

Две галочки.

Тишина.

Звоню, но Миронова сбрасывает. Тут же набираю второй раз. Опять сброс.

Сука, я должен до неё дозвониться! Голос её услышать. По нему, блядь, пойму, что происходит. Каждую её интонацию наизусть.

Начинаю набивать очередную SMS. Удаляю. Слишком дохера эмоций, чтобы вложить их бездушный текст. Записываю голосовое с дрожащими интонациями. Как ни стараюсь выровнять, ни черта не выходит.

— Что же ты делаешь, Насть? Что происходит? Если с предками проблемы, только скажи. Я заберу тебя оттуда. Всё для тебя сделаю. У тебя всё будет. Больше, чем у тебя, блядь, было. Я тебя… Сука! — с трудом тяну в лёгкие разом ставший тяжёлым и горьким кислород. Выдыхаю через стиснутые зубы. Как ей сказать, чтобы поняла? Башку разрывает на куски. Мотор тоже. Луплю кулаком в своё отражение в надежде спустить напряжение. Спасает на долю секунды. Серебристая поверхность трескается и разлетается на куски, как и моя душа, когда продолжаю говорить. Из порезов течёт кровь и торчат осколки, но это не больно. Никакой физической боли. Только там, где по ней стучит. — Что ты творишь со мной, родная? Я же живу тобой. Понимаешь, блядь, живу! Дышу тобой. Сгораю нахуй. Что ты делаешь? Что творишь, Настя?! Ответь, блядь, на звонок! Поговори со мной! Мы всё решим! Со всем, сука, разберёмся! Если боишься, то я сам порешаю! С твоими разберусь. И с Должанским. Всё ради тебя! Понимаешь, блядь? Ради тебя, Настя! Я же тебя! Блядь! Сука! Твою мать! Ты и сама всё знаешь! Да ёбаный рот! — матерюсь, потому что слишком трудно говорить. Глотку стянуло спазмом. Глаза неприятно жжёт, но я всё же решаюсь. — Я люблю тебя!!! Слышишь, Настя? Ты, блядь, слышишь меня?!

Отправляю и выдыхаю. Если сейчас не ответит, то это конец. Мне больше нечего добавить к тому, что уже сказал. Я себя, сука, наизнанку вывернул. Душу вырвал. Бросил сердце к её ногам.

Вижу, что сообщение прослушано, но ответа опять не следует.

Набираю. Гудки и механический голос.

И что дальше? Что мне теперь, блядь, делать?

Ору и вою, пока не срываю глотку. Хуярю в стену, пока на руках не остаётся живого места.

Я должен вытащить из неё хоть что-то! Зажимаю значок микрофона и хриплю:

— Знаю, что ты прослушала сообщение. Теперь ты знаешь. Если не любишь, то скажи прямо. Я пойму. Приму, блядь. Не впервой дерьмо таскать.

Отсылаю. Тупо пялюсь в экран, ничего уже не ожидая, но "карандаш" внезапно оживает. Жду чего угодно. Натягиваю броню. Чтобы ни написала, протащу себя через Ад и буду жить дальше. Но в который раз оказываюсь не готов, раз разом перечитывая три коротких слова сообщения и два её имени. Кажется, проходит целая вечность, пока до меня доходит их смысл.

Настя Миронова: Всё кончено, Артём.

Сказать ни хера не выходит. Давлюсь какими-то непонятными звуками. Дёргающимися пальцами отбиваю ответ. Даже если бы и вышло выдавить эти слова, не могу позволить ей услышать мой срывающийся голос с истеричными нотами.

Артём Северов: Почему? Что не так? Что я, сука, не так сделал?

Не успеваю даже разжать зубы, когда прилетает.

Настя Миронова: Я поняла, что всё это было ошибкой. Я люблю Кирилла.

Это, блядь, шутка? Она сама кричала, что её заставляют. Говорила, что нет к нему ничего. Может, это не она пишет? Что если её припизднутые родители решили так разобраться с проблемой? Набираю звонком.

Я должен убедиться, что это она!

Робот…

Пишу голосовуху, вкладывая в неё всё, что есть. Точнее, то, что осталось. А осталось слишком мало.

— Лжёшь, Настя! Ты не любишь его! Ты меня, блядь, любишь! Меня! И никого больше! Какого хуя ты вытворяешь?! Что, блядь, несёшь?!

Ору от боли и опять набрасываюсь на стену. Оставляю на ней кровавые отпечатки своей изодранной в клочья души.

— Господи, — вздымаю глаза к небу и просто молюсь, — пусть это будет не она. Её старики. Урод этот. Только не она! Молю, блядь! Я это не переживу!

На экране высвечивается голосовое и последняя надежда разбивается, когда нажимаю "пуск". По комнате эхом разлетается спокойный ровный голос любимой девушки.

— Я не люблю тебя. Если надо, повторю тебе это в лицо. Я люблю своего жениха. Встретимся завтра у въезда в академию, и я скажу тебе в глаза.

Не даю себе времени наслаждаться агонией.

Артём Северов: Во сколько?

Даже выгоревшими мозгами выцепляю, что в её словах ещё меньше эмоций, чем в механическом голосе автоответчика.

Настя Миронова: В час дня.

Завтра всё станет ясно.

Всё равно не отпущу. Всегда слово свою держу. Я ей обещал. Даже если царапаться и кусаться будет. Силой увезу, если придётся. Надо дожить до завтра, но я просто не знаю, как сделать это, не касаясь её кожи и не вдыхая ядовитый запах из смеси ванили и кокоса.