Сильнее стискиваю её тонкие пальцы, поднимаю к лицу и осторожно прикасаюсь губами к каждому. Настя слегка вздрагивает, и по её коже расползаются знакомые мне мурашки. Каждая из них уже стала родной.

Так говорю "спасибо", потому что слова застревают в горле. На то, чтобы принять это, уходит какое-то время, а она всё так же смотрит и ждёт ответа.

— Поверишь, если скажу, что это не краска. Натуральный блондин, на всю страну такой один. — смеюсь, напевая песню Баскова, которого, кстати, терпеть не могу.

— Одно дело блонд или седина, но так только обесцветить волосы можно. — рычит, явно сомневаясь.

Опять смеюсь. Никого никогда не интересовали мои волосы. А моя девочка точно ненормальная. Тащусь и от этого.

— ДНК, малыш. Считай это сбоем, так же как и цвет глаз. Это семейное. — со стуком сцепляю челюсти.

Шесть лет прошло, но воспоминания всё ещё причиняют боль.

— Ты никогда не говорил о своей семье. — тянет, заглядывая мне в глаза, а я готов из машины выскочить, не сбавляя скорости.

Ну как ей, блядь, сказать?

— У меня никого нет. — выбиваю тихо, давя внутри готовый к извержению вулкан.

Ещё один вопрос о прошлом, и я взорвусь на хрен, разлетаясь окровавленными кусками плоти.

— Мне жаль. — всхлипывает и так же, как и я, подносит наши сцепленные руки к своему рту и осторожно касается губами.

Чувствую горячую влагу её слёз на пальцах. Хочу успокоить, но сейчас не до этого. Член тут же оживает и просится наружу. А точнее сказать, внутрь. В неё. Ёрзаю на сидушке, стараясь принять позу, в которой не будет такого дискомфорта, но хуй-то там. Миронова замечает мои странные движения и поднимает брови.

— Ты чего?

— Задница затекла! — несдержанно буркаю в ответ.

— Артём, если тебе не нравится, когда тебя зовут Тёма, тогда почему? — опять добивает, мгновенно сменяя тему.

Бля, ну и как ей это удаётся?

— Не думал… — замолкаю, подбирая слова. — что мне будет приятно, когда кто-то снова так назовёт. И не просто кто-то. Ты, Насть. Остальных урыть готов был за это, но ты… С тобой всё иначе. Вообще всё!

Снова перевожу взгляд на охрененную девчонку на пассажирском сидении в ожидании реакции. Она опускает глаза и начинает тараторить:

— Всё иначе? И у меня тоже… С тобой, Тём, иначе. Разве так может быть? Чтобы два человека всего за сутки?

— Бля, Насть, ну что ты за чудо? — снова растягиваю губы в улыбке.

С ней всегда так: от желания убить до счастливого смеха. Вот такая она — моя девочка.

— Чудо от слова чудовище? — бубнит, глядя исподлобья.

Не сдерживаюсь и начинаю ржать. Даже с трассы съехать приходится. Ставлю Гелик на паркинг и продолжаю ухохатываться. Смотрю на Миронову, и она тоже хохочет. Её смех эхом разлетается по салону, задевая все нервные окончания в моём теле. Впервые слышу, чтобы она так смеялась. Искренне, несдержанно, заливисто. Хватаю её за талию и перетаскиваю к себе на колени. Смех тут же замирает на её губах, когда она читает в моих глазах нескрываемое желание.

— Артём… — шепчет и целует.

Сама.

Аккуратно проходит языком по моим губам. С опаской проскальзывает внутрь и касается моего. Давлю на все тормоза. Дёргаю стоп-краны. Нельзя! Не сейчас. Не в машине посреди дороги.

— Настя, — хриплю, обдавая дыханием её губы, — если ты не перестанешь так делать, то я не смогу сдерживаться.

Знала бы она, каких усилий мне стоят эти слова. Эрегированная плоть требует сейчас же дать ей волю. Задрать это долбанное платье до талии и насадить девушку на себя. Руки живут своей жизнью, сползая на упругие ягодицы, с силой вжимая пальцы. Миронова смещается, и член оказывается прямо между половинками её задницы.

— Да, блядь! Ты специально, что ли? — рычу, возвращая ведьму на пассажирское.

— Извини. — бубнит, краснея и пряча лицо за волосами.

— Насть, вчера в машине ты сказала, что у тебя "никогда не было такого", что ты имела ввиду?

Я должен выяснить это прямо сейчас. Не может же быть, что целка. Но она так ведёт себя, что сомнения озверевшими червями грызут меня изнутри.

— Я не хочу говорить об этом. — краснеет ещё сильнее.

Ладно, прошлой ночью она под алкашкой была, но сейчас-то…

— Скажи мне, маленькая. Я должен знать. Я хочу тебя до одури! Сдерживаюсь, сука, из последних. Но ты ведёшь себя как целка. Что за игры? — выдаю откровенно лишнее, но вся кровь из мозга телепортировались в трусы.

— Это не игры, Артём. Я… Кирилл сказал, что только после свадьбы. Я настояла, и он согласился. Я не готова с ним! Не могу! А с тобой всё по-другому. Я теряю контроль и не знаю, что с этим делать! — последнюю фразу выкрикивает, и по щекам начинают течь слёзы.

Собираю их дрожащими пальцами. Ловлю непослушными губами. Прижимаю малышку к себе и глажу по спине, ощущая, как её коноёбит. Трясусь вместе с ней.

Девственница, блядь! И что мне, мать вашу, с этим делать? Как теперь вести себя? Секс после свадьбы — вот точно не для меня. Я неэтотимпотент хуев. И не святой ни черта. Всегда целок стороной обходил, но в эту умудрился по уши.

— Всё хорошо, малыш, не плачь. Ну, перестань. — стараюсь успокоить её хриплым шёпотом. — Блядь, ты сердце мне разрываешь. Насть, пожалуйста, успокойся. Всё хорошо. В этом нет ничего страшного. — ага, как же. Для меня только что настал конец света. — Я не трону тебя, пока ты сама этого не захочешь.

— А если я хочу? — бомбит шёпотом, поднимая на меня мокрые глаза со слипшимися ресницами. А вот это уже пиздец. — Но не могу так. Не знаю, как объяснить, Тём. Это сложно. Рядом с тобой я вся горю, внутри, словно лава растекается. Я не могу остановиться. И тебя остановить не могу.

— Тогда я не прикоснусь, пока сама не попросишь.

— А что, если попрошу? Прикоснуться. Но не до… — затихает, утыкаясь носом мне в шею.

— Ты останешься девственницей, пока сама не будешь готова. Но в остальном сдерживаться я не собираюсь. Согласна?

— Да, Северов, согласна. — выдаёт слабую улыбку и снова губами тянется к моему лицу.

Что я там говорил: с Настей всё всегда не по плану? Сегодня мои планы развалились к чертям, устроив полнейший пиздец. Теперь слова "моя девочка" приобретают новое значение. Моя и только моя. Этот зализыш не получит её, даже если мне придётся его убить.

Только рядом с ним я могу быть собой, а не притворяться кем-то другим

Машина съезжает с трассы на какую-то лесную дорогу. Не знаю, что Северов задумал, но мне не страшно. Я непонятно почему доверяю ему, как никому другому. После того, как выложила всё как есть, все сомнения растворились в его ровном голосе, спокойных бирюзовых глазах, ласковых касаниях.

Хотя сама не понимаю, зачем всё же выдала правду? Почему не придумала какую-нибудь отмазку? Я даже с лучшей подругой такие темы обхожу стороной, но с Артёмом у меня вдруг начался словесный понос.

Рассказала об уговоре с Должанским. О том, что девственница. Что скучаю и схожу с ума без него. Да и в любви почти призналась.

Меня всё ещё терзают сомнения: возможно ли такое?

Знаю только, что больше без него не могу. Каждая секунда вдали от Севера кажется бесконечной пыткой. Без лишней скромности, для неё просто не осталось места, разглядываю человека, которому подарила своё сердце. Пусть и бракованное, но он готов его принять, ведь сам почти сказал, что влюблён в меня. При этом недавнем воспоминании губы сами растягиваются в улыбке. Парень косится на меня и спрашивает:

— Чему так радуешься? Я тебя тут в лес везу, а ты лыбу давишь. Не боишься, что я маньяк?

— Неа, тебя не боюсь. А ты не боишься? — смеюсь в ответ.

— Того, что ты маньячка? — не сдержавшись, прыскает со смеху.

— Ну а вдруг? Не зря их так сложно вычислить, умеют скрывать свою сущность. — выдаю тихим коварным голосом с хитрым выражением лица.

— Кажется, пора начинать трястись от страха! — становясь серьёзным, отбивает Артём.