Повёрнут, сдвинут, влюблён.
Моя! Моя! МОЯ! — настойчиво долбит в мозг одна единственная мысль.
— Ты просто охуенная! — всё, что удаётся выдавить.
На самом деле сказать хочется до черта и больше.
— Нравится? — выдыхает, почти касаясь своими сладкими губами моих голодных и исстрадавшихся по ней.
— Почти.
Веду руками по её коже. Мог просто выдрать долбанные заколки из её волос, но маньячина ведь.
Не считая двух коротких моментов в академке, семнадцать часов её не касался. Пиздец, и как я два года так прожил? Как всю жизнь без неё был?
— Вот теперь идеальная! — выбиваю хрипло, набрасываясь на её губы, не тормозя и не сдерживаясь.
По херу на всех. Люди увидят? Плевать! Женишок? Похую! Я не просто драться за неё готов. Я убивать буду, чтобы маленькая идеальная зеленоглазая ведьма по имени Настя Миронова была моей.
Я не просто целую, я пожираю и заглатываю, выпиваю и ловлю кайф, как от лучшей наркоты.
— Моя! — рычу ей в рот, не разрывая контакта.
— Да, Артём, твоя давно и надолго! — раздаётся задушенный шёпот, но оглушает похлеще самого громкого ора.
Лёгкие схлопываются, и я забываю, для чего вообще нужен этот орган. Мотор в очередной раз раздирает грудину. Удивляюсь, как там вообще остались целые кости. Каждый раз, когда Миронова рядом, у меня за рёбрами врубается костедробилка, разнося к чертям не только их, но и все внутренности в кровавую кашу.
— Серьёзно? — хриплю, не переставая целовать, гладить, ласкать, дышать.
— Да! Серьёзнее некуда! Не знаю, как жила раньше! — выдаёт сбивчиво, хватая через рот кислород. Горящие зелёным огнём глаза светятся ярче неоновых вывесок. — Я… Я… Господи! Артём, я не знаю, что со мной происходит! Не знаю, что делать! Как жить с этим всем дальше! Я… Я так хотела увидеть тебя! Обнять, поцеловать… Я с ума схожу! Ведь так не бывает! Это же по-настоящему?! Прошу, скажи, что да!
— Блядь! Да, малыш, да! По-настоящему. Реальнее, сука, не бывает. Не касаться тебя — пытка. Не целовать — жажда. Не вдыхать твой запах — смерть. Не быть рядом — ровная линия пульса. Я совсем башкой двинулся на тебе. Не могу, блядь, иначе. — с хера ли во мне вдруг поэт проснулся? Не моя тема.
— Значит, нас таких двое, Тёма… — выдаёт несмелую улыбку, будто сама себе не верит, сомневается.
— Скажи ещё раз. — выбиваю шёпотом.
— Что?
— Назови меня так.
— Тёма?
— Да.
— Тёма. Тёма! Тёмочка! Я… Я так… Блин! — обрывается и замолкает.
Прячет лицо у меня на плече.
Я не давлю, хотя хочется вырвать из неё эти слова. Даже если это и не то, что я так хочу услышать. Что бы она не собиралась сказать, я хочу знать. Но вместо этого просто прижимаю свою девочку сильнее. Глажу по волосам, утыкаюсь в них лицом и снова дышу.
— Поехали, маленькая? — хриплю в её макушку, продолжая водить ладонями по спине.
Она ничего не отвечает, но чувствую лёгкий кивок головы. С трудом делаю шаг назад, отцепляясь от Насти. Открываю дверь, как сраный джентльмен, и жду, пока она сядет. Подаю руку, когда подходит к машине и касаюсь её губ быстрым поцелуем: не могу сдержаться. Обхожу Гелик и прыгаю на водительское. Завожу мотор, но к педалям не прикасаюсь, залипая на ведьмочку. Она сидит, опустив голову и сжимая на коленях кулаки.
— Всё хорошо, девочка моя? — выбиваю сипло, двумя пальцами приподнимая её подбородок и слегка поворачивая лицо в свою сторону.
— Да, всё нормально. Не обращай внимания. — выдаёт неожиданно вымученную улыбку. — Поехали?
— Нет. Пока не расскажешь, что случилось. Только что всё было заебись, а сейчас? — с трудом сдерживаюсь, чтобы не зарычать. Ибо какого хера?
— Всё хорошо, правда. Просто это так странно. Я сбегаю от жениха к тебе и… — опять замолкает, а я стискиваю челюсти до зубного скрежета.
Не могу слышать о нём. Услужливое подсознание тут же рисует картины, от которых выть хочется. Моя Настя и этот зализыш, сука.
С трудом вынуждаю держать открытые ладони и не сжимать в кулаки.
— Что "и", Настя? — шиплю сквозь зубы, здесь сдержаться не удаётся.
Она отворачивает лицо и вздыхает так, словно больше никогда у неё не будет возможности этого сделать. Поворачивается всем телом, насколько позволяет пространство салона, и смотрит мне в глаза. Знакомо пробивает двести двадцать. Кайфую, не обращая внимания на мандраж.
— Я боюсь, Артём. Мне страшно. Я не знаю, к чему всё это приведёт! — переходит на слабый крик. — Я не могу делать вид, что ничего не происходит. Дома постоянно на нервах! Мне кажется, что у меня на лице написано, что я пошла от Кира налево! И бросить я его не могу! Не могу подвести родителей! Я пойму, если ты сейчас прогонишь и больше никогда не подойдёшь. Я смирюсь с этим. — заканчивает едва слышно.
— Ну что ты за идиотка, Миронова? — смеюсь и притягиваю напряжённую девушку к себе.
У самого каждая мышца на грани разрыва. В том числе и та, что слева. Но сейчас мне необходимо действовать осторожно и даже деликатно.
Я и деликатно? Ха-ха-ха!
Но приходится, вашу мать, пока я не потерял Настю. Мне надо осторожно подтолкнуть её к тому, чтобы она сделала выбор в мою сторону, а не переть напролом.
— Я понимаю, малыш. — ни черта на самом деле не понимаю! Её тянет ко мне не меньше, чем меня к ней. Зачем тогда сопротивляться? К чему эти игры? — Всё хорошо, девочка моя маленькая. Я же тебя… — затыкаюсь, пока не ляпнул лишнего.
— Что меня, Артём? — смотрит мне в глаза своими подозрительно блестящими.
— А ты готова это услышать? — с трудом хриплю эти несколько слов.
Готов ли я сказать? Блядь, даже суток не прошло, а мне крыша машет, маяча где-то у линии горизонта. Поклялся же сам себе, что никогда больше…
— Не знаю. А ты готов?
— Не уверен.
— Спасибо.
— За что?
— За правду. — выдаёт очень спокойно и улыбается. — И я…
— Что?
— Тоже. Но ещё слишком рано для нас обоих. Ведь так? — её скулы окрашиваются в розовый, а на губах появляется несмелая улыбка.
— Так, маленькая. Едем? — с трудом давлю из себя слова и провожу ладонью по её щеке.
И пусть она не сказала. И я тоже…
Всё и без этого ясно. Она любит. Любит, блядь! Хочется заорать от переполнивших эмоций, но вместо этого отворачиваюсь к лобовому и выжимаю педали.
Какое-то время катим в полной тишине, каждый погружён в свои мысли. Кошу взгляд на Миронову и давлюсь воздухом, настолько она сегодня охуенна. И не только от этого. Ведьма сидит вполоборота и смотрит на меня, улыбаясь, с этими своими мозговъебательными ямочками на щеках, на которые я когда-то охерительно подсел. Продолжаем молчать, но она кладёт руку мне на колено и опять краснеет.
Бля, ну разве так бывает?
Убираю руку с рулевого и накрываю её кисть. Переплетаем пальцы. По нервным окончаниям проскакивают мелкие электрические импульсы. За двадцать четыре года жизни со мной никогда такого не происходило, и вот здрасьте! Мурашки, молнии, мандраж… Заебись просто. Вот как этой зеленоглазой удаётся?
— Артём, можно спросить? — выбивает тихим голосом.
— Смотря о чём. — улыбаюсь, ненадолго поворачиваю голову и возвращаюсь к ночной трассе.
— Почему ты попросил назвать тебя Тёма?
Медленно тяну в лёгкие воздух и выпускаю через нос. Вот чёрт меня дёрнул? Больная тема.
— Меня очень давно никто так не называл. — замолкаю, топя воспоминания.
— Почему?
Да бля! Ну что за девчонка?
— Я ненавижу, когда кто-то так меня зовёт. Плохие воспоминания. — добавляю, пока не посыпались новые вопросы.
Впрочем, я не удивлён, что она спрашивает, мы ведь почти ни черта друг о друге не знаем.
— Не спрашивать?
— Не стоит.
— А если спрошу, ты ответишь?
— Да. — отсекаю убито.
На хрена мне, мать вашу, это надо?
— Зачем ты обесцвечиваешь волосы? — резко меняет тему, а я начинаю давиться слюной от такой перемены.
Вот так просто? Поняла, что этот разговор мне неприятен и перескочила на другой?
