Я стараюсь не прислушиваться к разговору девочек, набираясь смелости, чтобы посмотреть вещи Милли. У неё здесь никогда не было много места, несмотря на то, что её комната была больше, чем старая спальня Эмори. У неё довольно много места в ящике, но я сомневаюсь, что скрипка туда поместится, поэтому сначала проверяю её шкаф.

Когда я заглядываю в шкаф, я нахожу пять моих толстовок, которые искал годами. Я мог бы взять их с собой домой, но я этого не делаю. Это кажется неправильным. Но приятно сознавать, что я их не потерял.

В течение десяти минут я заглядываю в каждый угол комнаты, открывая коробки. В конечном итоге я жалею, что вообще открывал их, настолько они пыльные и настолько же бесполезные — в них одна одежда.

Под кроватью проверяю в последнюю очередь. Это единственное достаточно просторное место, куда можно было бы спрятать скрипку. Честно говоря, я не уверен, почему так отчаянно хочу её найти. Это не изменит того факта, что Милли солгала мне об Эмори и моем разрыве. Но, может быть, именно поэтому я хочу найти какие-то признаки того, что мои отношения с Милли не были ложью.

— Майлз, — слышу я голос Эмори как раз в тот момент, когда лежу на полу. — Я думаю, ты захочешь это увидеть.

— Одну секунду, — я вытаскиваю единственную коробку из-под кровати и в замешательстве смотрю на нее. Я никогда раньше не видел эту шкатулку, и раньше мне казалось, что я знаю каждый дюйм этой комнаты. — Ты когда-нибудь видела эту коробку? — сажусь, поставив коробку на колени.

Эмори садится рядом. Я протягиваю ей руку, иначе это заняло бы целую вечность. На самом деле это довольно забавно. Всего неделю назад она жаловалась на то, что её живот такой крошечный, что ей приходится постоянно говорить людям о беременности, иначе они подумают, что она съела слишком много… Почему её это вообще волнует. Теперь она с трудом может сидеть и вставать, потому что живот вырос практически за ночь. Она выглядит так, словно уже на пятом месяце беременности.

Усевшись, Эмори кладёт конверт прямо на коробку.

— Никогда этого не видела, но ты должен это увидеть.

Это конверт побольше, не похожий на конверт для писем. Это конверт, который используют, чтобы носить с собой важные документы.

— Где ты это взяла?

— На столе Милли. Он был спрятан между школьными учебниками, к которым она определенно никогда не прикасалась, и модными журналами, к которым определенно никогда не прикасался ты, — она кладет голову мне на плечо. — Открой.

Я не знаю, почему мои руки дрожат, когда я беру толстый конверт. Руки дрожат сильнее, когда открываю его. Вытаскиваю изрядное количество бумаг. Уже от первой хочется перестать дышать.

— Что это, чёрт возьми, за рыбацкая палочка для игры на скрипке? — это похоже на таблицу характеристики, написанную от руки. В ней информация обо мне, которая никому не нужна. Обычная информация: имя, возраст, рост, цели в жизни, вещи, которые я люблю и ненавижу.

— Слушает классическую музыку во время приготовления еды, — прочитал я вслух.

— Бьюсь об заклад, именно поэтому Милли сказала тебе, что играет на скрипке.

Я качаю головой, не желая верить в то, что я вижу.

— Может быть, это было только для неё? Чтобы лучше запомнить?

— Мне не хочется огорчать тебя, Майлз, но я сильно сомневаюсь. Кому нужно записывать предпочтения партнера, чтобы запомнить? Я могла бы посчитать это всё, и сказать тебе, что у меня нет спрятанных записей о тебе и твоей жизни.

Это плохо. Это так чертовски плохо.

Сердце бешено колотится, болит. Чем дольше я смотрю на эти страницы, тем больше у меня кружится голова. Приехать сюда изначально было плохим решением. Ещё до того, как Эмори показала мне эти бумаги. Теперь я начинаю сожалеть ещё больше.

С каждой новой деталью, которую узнаю о Милли или которую должен был знать или замечать, когда она была жива и была рядом со мной, начинает рисоваться совершенно новая картина её жизни. Я не хочу видеть её другой, особенно, когда у неё нет возможности объясниться. Может быть, если бы она была жива и смогла рассказать мне, что, чёрт возьми, всё это значит, может быть, тогда я почувствовал облегчение. Может был бы счастливее или удачливее. Что-нибудь в этом роде.

Но не сейчас.

— Ты знала, что у твоей сестры были склонности к преследованию? — я прислоняю голову к голове Эм. Аромат ванили успокаивает мои чувства.

— Нет… Иначе я бы сказала тебе об этом много лет назад.

— Даже несмотря на то, что ты ненавидела меня?

Эмори кладет руку мне на бедро, очень тяжело вздыхая. Очень тяжело, на мой взгляд.

— Да, даже несмотря на то, что ненавидела тебя.

По крайней мере, это приятно знать. Я решаю перевернуть страницу, готовый узнать о себе больше. Но когда страница переворачивается, я сталкиваюсь с фотографией меня… и Милли.

Её лицо исцарапано чем-то, похожим на иглу, но я знаю, что это Милли, потому что эта фотография, была сделана, когда она была примерно на восьмом месяце беременности. Я узнал бы эту зеленую пушистую куртку где угодно. Я помню тот день достаточно отчетливо, поэтому знаю, что мы немного прогулялись по кварталу, просто чтобы Милли не сидела весь день без дела.

Нахмурив брови, я переворачиваю страницу, натыкаясь на ещё одну совместную фотографию, и снова её лицо исцарапано. Мы снова куда-то идём.

— Это похоже на фотографии сталкера…

— Особенно с ней на фотографиях.

— Хорошо, если Милли не собирала это дерьмо, тогда кто, чёрт возьми, это сделал? — спрашиваю я, на самом деле, себя. — И почему они у нее здесь?

— Я не уверена, что хочу это знать.

ГЛАВА 52

«Он агрессивный, изворотливый, правда в том, что он лжёт» — Devil Doesn’t Bargain by Alec Benjamin

Эмори

— Мама, — я бросаю конверт с информацией о Майлзе и Милли на кофейный столик в гостиной моих родителей. — Ты когда-нибудь видела это раньше?

— Это из комнаты Милли?

Я киваю.

— Да. Там фотографии Майлза и Милли, плюс информация о том, что кто-то наблюдал за ними неделями, может быть, месяцами.

Я знаю, что моя сестра не была самым невинным человеком на свете, несмотря на то что Майлз думал о ней. Я знаю, что у неё были странные друзья, в основном пьяницы и наркоманы. Некоторые из них являлись настоящими преступниками. Она крутилась в плохой компании, очевидно, она никогда этого не рассказывала Майлзу.

В школе они не виделись, поэтому ей легко удавалось скрывать свою компашку. И поскольку Милли ходила в частную среднюю школу в Нью-Сити, в то время как мы с Майлзом ходили в среднюю школу Манхэттен Бриджес, очень маловероятно, что он вообще когда-нибудь узнал бы об этом. Они бы не встретились. Нью-Йорк огромен и достаточно многолюден, чтобы затеряться в нём.

— На нем нет блесток, — комментирует моя мама, на этот раз даже не потрудившись оторвать взгляд от телевизора.

— Вижу, — это причина, по которой я действительно хочу верить, что это дело не рук Милли.

Она покрывала блестками всё, что возможно. Даже стены её спальни были выкрашены мерцающей белой краской. Это выглядит мило. Скорее, выглядело. Теперь комната выглядит старой и обветшалой. Тогда она была хорошо сделана, а теперь кажется дешевой из-за повреждений от воды на потолке — бог знает почему — и пыли, покрывающей каждый дюйм её спальни.

Я не понимаю, почему мама никогда не заходит туда, чтобы сделать уборку. А потом вспоминаю свою реакцию: едва я вошла в комнату, у меня перехватило горло и потекли слёзы.

— Может быть, это твое.

— Мам, думаю, если бы собрала всё это дерьмо воедино, то помнила бы об этом.

Кроме того, мои склонности к преследованию снизились примерно на девяносто пять и восемь десятых процента. Я просто знаю, что непременно бы напортачила, поставив случайный лайк старой фотографии или прокомментировав пост, только потому что забыла, что слежу. Во всяком случае, так было бы в соцсетях. Лично… Я точно не осталась бы незамеченной, потому что обязательно бы кашлянула и чихнула в ответственный момент. Меня бы тут же раскрыли.