— А у тебя? — спрашиваю я Грея, садясь на ступеньки дома. Я могу посидеть, все равно я ничего не могу делать.

— Сан и я летим в Малибу. Навестить семью, знаешь ли.

— Мама будет так рада нас видеть! — Сан визжит, практически выпрыгивая прямо из дома. Кажется, она слишком воодушевлена их визитом, потому что чуть не оступается на ступеньке и катится прямо с лестницы. Но она не падает, и это хорошо. — Я бы хотела, чтобы мы уехали уже завтра.

— У тебя еще занятия в течение месяца или около того, — напоминаю я ей.

— Я знаю, это так несправедливо, — Сан стонет, толкая коробку прямо в машину Грея. — Знаешь, Грей, ты уже можешь полететь, если хочешь. Я последую за тобой, как только закончу здесь.

— Нет, спасибо. Есть причина, по которой я никогда не навещаю их, Сан. Тем более без тебя.

— Тогда зачем лететь туда этим летом? — спрашивает Майлз. Слава богу, что он это спросил, потому что тот же вопрос был и у меня в голове. — Что особенного в этом году?

Когда Грей не отвечает, это делает Сан.

— Папе исполнилось пятьдесят. Это большое дело. Если Грей не…

— Сан, — предупреждает Грей, явно не желая, чтобы сестра нам рассказывала.

Но она игнорирует его.

— Если он не появится, папа будет ненавидеть его больше, чем сейчас.

Майлз смотрит на Грея с беспокойством, написанным на его лице.

— Ты не говорил мне, что твой отец тебя ненавидит!

Грей отмахивается от Майлза, как будто ненависть отца ничего для него не значит.

— Это не имеет большого значения. Просто забудь.

— Но это большое дело, Грей. Я выложил перед тобой всю свою жизнь, и мне кажется, что я ничего о тебе не знаю.

— Ты преувеличиваешь, и ты это знаешь. — Грей открывает дверь своей машины, но не садится внутрь. Вместо этого он кладет обе руки на дверь и смотрит на своего лучшего друга так, будто ему все равно. — Ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо в моей жизни. Единственное, о чем я никогда тебе ничего не рассказывал, это моя семья. Ты знаешь Сан и познакомился с моим братом. Это больше, чем кто-либо знает.

— Так что же такого особенного в твоей семье? — спрашивает Майлз.

Я чувствую, что мне пора уйти. Я не хочу оказаться в центре ссоры между двумя лучшими друзьями. И, глядя на Сан, по ее лицу я понимаю, что она так же не уверена в том, что останется здесь, как и я.

Когда наши глаза встречаются, ее глаза полны сожаления. Она знает, что ей не следовало ничего говорить. Возможно, ей действительно не следовало этого делать.

— Ничего. Просто оставь это, Майлз.

— Я не оставлю это. — Майлз делает шаг вперед, готовый подойти к Грею, но в этот момент я обхватываю его за запястье, чтобы удержать. Если есть что-то, чего Майлзу определенно не следует делать прямо сейчас, так это подталкивать Грея говорить о чем-то, о чем он явно не готов говорить.

Майлз оборачивается, его глаза сканируют меня с головы до ног, как будто он пытается найти место, которое могло бы объяснить мое внезапное появление руки на его теле.

— Ты в порядке? — Беспокойство наполняет его голос, его хмурое выражение становится сильнее.

Я не отвечаю. Ответ на этот вопрос всегда занимает у меня некоторое время. Кто-нибудь когда-нибудь был действительно в порядке? Всегда есть что-то, с чем не все в порядке. Теоретически со мной все в порядке. Мне не больно, разве что ноги болят. Ну, еще у меня болит бок живота от всех изменений, которые переживает мое тело.

И, возможно, тот факт, что ребенок размером с картошку в моем животе является причиной моих бессонных ночей в последнее время, немного добавляет мне усталости в течение всего дня, что, опять же, делает меня не в порядке.

Мои родители до сих пор придираются ко мне по поводу моего брака и ребенка. Они по-прежнему либо вообще со мной не разговаривают, либо представляют собой дерьмовое шоу из родительских фигур.

Он падает на колени, беря мое лицо в свои руки.

— В чем дело?

Мне кажется, что слезы текут по моему лицу, когда я смотрю прямо в глаза Майлзу и вижу все его эмоции. Он не скрывает своих чувств, по крайней мере, по отношению к своим самым близким друзьям. Он так глубоко заботится обо всех, обо мне и моем благополучии.

Он смотрит на меня так, будто готов дать мне весь мир, как будто он даст мне все, о чем я его попрошу, и я даже не уверена, откуда это взялось. Майлз смотрит на меня так, будто он готов повесить для меня луну и взять меня в путешествие по галактике только для того, чтобы я могла прикоснуться к звездам. Он смотрит на меня так, будто я для него что-то значу, как будто я важна. Как будто он любит меня, но не в романтическом плане, понимаете?

Это гораздо больше, чем когда-либо давали мне мои родители.

— Не плачь, дорогая, — Майлз вытирает мои слезы, или, по крайней мере, пытается это сделать. Это кажется невозможным, поскольку они продолжают прибывать. Рыдания покидают меня, как никогда раньше.

Плач. Это такая странная концепция. Соленые капли воды, выходящие из глаз, выражают какое-то неблагополучие. Или счастье, для тех, кто очень эмоционален. Я этого не понимаю. Почему человеческое тело не может просто не плакать? Почему я не могу быть эмоциональной, если мое тело не кричит мне дерьмовыми слезами?

— Ты разбиваешь мне сердце, Эм. Пожалуйста, перестань плакать.

— Я не могу, — икаю я. Но потом слезы внезапно прекратились. Просто так. Только для того, чтобы гнев взял верх. — Ты сделал это со мной, — обвиняю я, отталкивая его от себя. — Это все твоя вина!

Майлз не перестает пытаться приблизиться ко мне, удерживая руки на моем теле, даже если я продолжаю их отталкивать. И он ухмыляется. Ухмыляется черт возьми.

— Да?

— Да. Если бы не ты и твоя дурацкая сперма, меня бы даже не было в этой плачущей каше! — Я не плакала уже много лет. Я не считаю свои дни рождения и годовщины смерти сестры. Это особые случаи. Если не считать этих дней, я никогда не плачу. Слезы для слабых, а я должна быть сильной.

— Ну, мне не жаль, Эм.

Его слова так меня пугают, что мои руки замирают в воздухе, убирая его руки. Поэтому он снова кладет их мне на челюсть, на этот раз не для того, чтобы вытереть мои слезы.

— В смысле, тебе не жаль?

Он качает головой.

— Я напуган до чертиков, но мне не жаль.

Так что мы оба не сожалеем, что это произошло, что ж… Это… довольно интересно, я так думаю.

ГЛАВА 42

«Но каждый день с тобой я чувствую себя лучше» — Symphony by Clean Bandit, Zara Larsson

Эмори

В семнадцать лет у меня началась жуткая бессонница. Родители тайком подмешивали в мой ужин снотворное, о чём я узнала только в двадцать. Они не знали, что причиной моей бессонницы являлась смерть моей сестры. Она умерла за несколько дней до нашего семнадцатилетия.

Впрочем, тогда мне казалось, что не спать ночами — круто! Работать всю ночь напролет пока на улице темно, и люди ещё спят — лучшее, что можно придумать. Я чувствовала прилив сил, работая или выполняя школьные задания, да и вообще все, что угодно. Это было похоже на островок спокойствия, где я знала, что мне не нужно ни с кем взаимодействовать и уж точно никто не побеспокоит меня.

Это беззаботное время закончилось, когда мне подсыпали снотворное и я засыпала. Тогда начались кошмары — худшие из всех возможных сюжетов. Они прекратились, как только мои родители перестали накачивать меня снотворным, но это оставило у меня страх. Темноты.

Сейчас бессонница вернулась. Слава Богу, без кошмаров и снотворного. На этот раз причина вовсе не смерть моей сестры-близнеца, а ребёнок в моём животе.

Любая поза, в которую бы я не легла, кажется крайне неудобной. Новая кровать намного больше, чем та, которая была раньше у Майлза. На этой могут поместиться четыре взрослых человека. Нехватка свободного места не главная причина, по которой я не могу найти удобную позу для сна.