– Все в порядке, – отвечает пассажир. – Я пойду пешком.

«Иди туда, куда позовет сердце».

Галлея Гашек выходит из автопода и наступает прямо в грязь.

– Это небезопасно, – предупреждает автопод.

– Я справлюсь.

Какими высокими кажутся горы. Они как стена, отделяющая этот мир от следующего. Погрузнели от снега. Первого после пыльных бурь и испепеляющего зноя снега. Однако здесь, в долине, снега нет. Только слякоть и грязь. Она перекидывает сумку через плечо и находит тропинку на размокшей дороге, ступая туда, где остались следы других ходоков.

В долине реки охотятся красные коршуны. Один из них кричит. Крик похож на плач младенца, он эхом отскакивает от горных склонов. Вдоль дороги растут дубы и кусты боярышник, рябины и высокие клены. Отсюда Галлея видит реку. Та вернулась в свои берега, но вода все еще несется стремительным потоком. Над долиной висит дымка тумана.

Дорога, ведущая к ферме Немцовых, почти полностью ушла под воду. Надо было взять с собой резиновые сапоги. Да и черт с ними. Она закатывает джинсы, входит в холодную воду и идет вброд.

На ферме в хлевах темно и пусто. Галлея садится на ступеньку, снимает носки, отжимает их и вешает на стену. На босые мокрые ноги туфли натягиваются с трудом.

Сквозь щели в деревянной стене она заглядывает в доильный зал. Решетки давно проржавели. Дорожки разворовали на отдельные камни. Коров здесь не держат уже много лет. Остались только клочья соломы и память о том времени, когда хлев наполнялся мычанием скота во время дойки, жужжанием молокосборников, запахом и брызгами навоза. Сейчас тут тоскливо и сыро. Доильное оборудование исчезло. Что ж, никто не заплачет. Допотопная советская рухлядь. Она вспоминает, как Катя кипятила воду в чайнике, чтобы отпаривать трубы, пока Ярослав тихо разговаривал с коровами, похлопывая их по бокам, а старый Кристоф чистил солому.

Пахнет гусями. Недалеко от старого пастбища, где когда-то паслись быки, стоит новый гусятник. Он пуст. Но она думает, что восстановить его не составит большого труда.

Она пересекает двор, направляясь к дому, поднимается на крыльцо и дергает ручку двери, ведущей на кухню. Заперто.

Ничего. Она подождет.

Все выглядит меньше, чем в ее воспоминаниях. Более обветшало. Но это вечная история. Память – она как увеличительное стекло. Но вот луга… Разве что луга, пожалуй, выглядят как прежде. Между травинками пробиваются подснежники. «Поздновато для подснежников», – думает она. Это все вулканы. Никто не виноват.

Как же легко все это можно привести в порядок. Все отнюдь не так плохо, как она опасалась. Двор нужно будет заново замостить. Старые булыжники убрать. Установить дренажное оборудование в полях. Поменять ограды. Можно купить доильного бота и построить доильный зал рядом с пастбищем. Коровы будут приходить туда и уходить по своему желанию. Она поставит поилки в каждом уголке каждого поля. Проложит новые песчаные дорожки, чтобы беречь коровьи копыта. Построит мост через реку и откроет поля на северной стороне. Посадит живые изгороди, заменит ворота. Оборудует коровник резиновыми матрасами, чтобы беременным коровам было удобно на них спать. Откроет прямо на ферме маленький молочный магазинчик, где будут разливать молоко по бутылкам и делать мороженое.

В ее сторону по дорожке движется грузный мужчина. Его фетровая шляпа то появляется, то исчезает за деревьями. Он осторожно пробирается к воротам. На нем резиновые сапоги, но одет он не по погоде, в костюм с узором в красно-синюю клетку. Для жилета у него слишком выпирает живот. Его костюм забрызган уличной грязью. Под мышкой он держит папку. У него одышка.

– Мисс Гашек? – спрашивает он и машет рукой.

– Добрый день, пан Черни, – говорит она по-чешски.

– Вы говорите по-чешски? – Его это радует. Он подходит к ней ближе и пожимает руку. – Я думал, вы англичанка.

– У меня в семье были чехи.

– Жаль, что так вышло с погодой, – говорит он. – Я уж и не думал вас здесь застать.

– Я люблю такую погоду, – признается она. – Дождь – не такая уж и большая беда. В худшем случае неприятность. В лучшем – благодать.

– Приятно, что вы так думаете.

Дождь как раз начинает подходить к концу. Долину омывает странным свечением, похожим на сценическую подсветку.

– Ну, раз уж мы оба здесь, – он достает из кармана ключи, – позвольте показать вам дом и ферму.

– В этом нет необходимости, – говорит она. Она смотрит в сторону, наблюдая за кружащими в небе коршунами. – Я уже приняла решение.

Мужчина меняется в лице. Он добирался сюда по такой грязи – и все напрасно.

– Нет, вы все-таки осмотритесь здесь хорошенько, – говорит он. – Вдруг вам понравится. Дом на самом деле больше, чем кажется снаружи. И в очень хорошем состоянии.

Она игнорирует его мольбы.

– Я покупаю ферму, дом, служебные здания и все прилегающие поля. Я вижу заброшенные поля на другой стороне реки. – Она указывает на них рукой. – Пожалуйста, выясните, кому они принадлежат, и предложите владельцам любую цену. Это старая ферма семьи Свобода. Судя по состоянию земли, думаю, что на этих полях скот не пасли уже по меньшей мере лет десять.

– Вы хотите купить их? – Агент выглядит удивленным.

– Эта маленькая долина вполне хороша собой. – Она касается своего запястья. – Внести полный платеж в размере шестисот шестидесяти тысяч евро на счет «Земельного агентства Черни», – произносит она. – Собственник находится рядом со мной. Решение принято в здравом уме и твердой памяти.

Экран агента пиликает. Он вытаскивает прибор из кармана и не верит собственным глазам.

– Шестьсот…

– Ключи я заберу, – говорит Галлея. Она выдергивает брелок из рук ошеломленного мужчины. – Я буду ночевать здесь.

– Боюсь, тут пока никак нельзя ночевать. В доме нет мебели. Нет отопления.

– Я разожгу огонь.

Он смотрит на нее с опаской, так, как обычно смотрят на дикое животное.

– Это так не работает, – возражает он наконец. – Такие дела требуют времени. Нужно соблюсти все формальности. Подписать документы.

– Ну так соблюдайте, – перебивает она. – Подписывайте.

Он стоит, растерянно разинув рот.

– Я заплатила десять процентов сверх заявленной вами цены, а взамен жду от вас скорейшей передачи права собственности. Можете нанять мне юриста, если захотите. Или же мы могли бы все решить по старинке, рукопожатием. – Она протягивает агенту руку.

Через мгновение он тянет руку ей навстречу и пожимает.

– Вы можете возвращаться к своим делам, пан Черни, – говорит она. – Мои вещи уже едут сюда из Англии. Они должны быть здесь через несколько дней. А вы приходите, когда будут готовы документы на подпись.

И она снова остается одна, на пороге своего дома, и только призраки ее прошлого готовы составить ей компанию. Франциску через этот порог перенес на руках Ярослав. Это был день абсолютного счастья. Светило солнце. Радостно голосила деревенская детвора. Катя, стоя на этой самой ступеньке, столько раз целовалась с Миланом Гашеком, что и подумать страшно. Она помнила его теплый запах. Его очки в проволочной оправе. Морщинки, проступавшие вокруг его глаз, когда он улыбался.

В апреле начнет расти трава. К тому времени она обзаведется своим стадом молочных коров. Она купит коров швицкой породы: те хорошо подходят для горных регионов и куда менее темпераментны, чем симментальские. Она повесит им на шеи колокольчики и, сидя у себя на веранде, будет слушать их перезвон, когда коровы будут пастись на зеленых склонах.

Ей понадобится веранда.

– Джейкоб, – зовет она.

– Галлея?

– Найди мне местного строителя и подрядчика на ферму. Мне нужен человек с бульдозером, чтобы расчистить дорожку. Размести объявление о поиске двух работников. – Она задумалась. – Нет, четырех. Опыт работы на молочных фермах приветствуется, но не является обязательным. Должны любить работать с животными.

– Это все? – спрашивает Джейкоб. В его голосе слышится легкий сарказм.