Тошнотворного запаха разложения оказалось достаточно, чтобы кусок хлеба встал Марианне поперек горла. Перед фургоном с человеческими останками вяло тащилась вереница из двадцати отощавших колченогих коров; а перед ними – дюжина жертв наполеоновских набегов на Испанию, которые лично заплатили за то, чтобы их забрали с войны и вернули в Париж на двуколках, запряженных ослами и мулами; а перед ними – шесть возов с зерном, потому что в городе закончился хлеб; а еще священник в экипаже с зашторенными окошками, так и не показавший своего лица, и почтовая карета с фонарями, кучером и двумя гвардейцами в париках, и торговец лошадьми, везущий в столицу хромых кобыл на убой, потому что, хромые или нет, но в городе они вполне могли сойти за съедобную пищу, если зайдут в ворота еще живыми, и берлинская коляска, везущая какого-то важного человека, запряженная шестеркой тощих лошадей, которых, казалось, так сильно хлестали на протяжении путешествия, что ран на их боках было больше, чем здоровой плоти. Может, и эти лошади тоже скоро станут тушеным мясом. Были собаки, которые следовали за ними большую часть пути от Дижона, и другие, прибившиеся позже, которые теперь петляли между колесами повозок в поисках объедков. Были десятки пешеходов, одни в одиночку, другие группами, которые присоединялись к колонне на разных этапах путешествия и теперь, когда транспортный обоз еле-еле полз вперед по глубокой грязи, пользовались своим преимуществом. Все вместе они представляли собой длинную, утомительную колонну усталой торговли. Придорожные лавочники, пользуясь неторопливым продвижением обоза, установили вдоль дороги прилавки с фруктами, хлебом и улитками. Марианна купила булочку и поделилась ей с извозчиком. Булочка оказалась сухой и черствой.

– Они добавляют туда землю, – сказал ей извозчик. – Землю и конский навоз.

Марианна выплюнула в грязь все, что было у нее во рту.

Канавы, которые тянулись по обе стороны дороги, были вырыты специально для отвода дождевой воды, но дождь шел так долго, что это возымело противоположный эффект, и теперь вода, смрад, нечистоты и грязь непрерывным потоком лились из города и вытекали на проезжую часть. Добраться на ногах было бы быстрее. Мимо промаршировал батальон солдат, возвращающихся домой с полуострова, и на их формах запекся такой толстый слой грязи, что не было видно даже, красные они или синие. Они бы с легкостью могли оказаться испанцами, подумала Марианна. Большинство мужчин выглядели настолько измотанными, что едва держались на ногах. Один из них отпустил в ее адрес непристойную реплику. «Отсоси нам, деточка», – сказал он. Но даже он выглядел таким усталым, что Марианна подумала, не предпочел бы он просто прилечь.

Они въехали в городские ворота, где их встретили волонтеры из комитета безопасности в похожих кителях и черных двуугольных шляпах. Они щеголяли золотыми аксельбантами, пришитыми к эполетам, чтобы подчеркнуть их важность.

Снова начинался дождь. Марианна, сидя в телеге на бочонке с бургундским вином, укрывалась тростниковой циновкой, которая служила ей подстилкой по ночам, и размышляла, не лучше ли было купить на свои деньги не платье, а пальто.

– Что привело вас в Париж? – спросил юноша, ровесник Марианны, с лицом, изрытым шрамами от оспы.

– Я помогаю ухаживать за лошадьми, – ответила Марианна. Эта легенда была согласована с извозчиками. Она показала юноше рекомендательное письмо от «сестричества дождей». – Но я приехала в город, чтобы присоединиться к революции.

– Революция закончилась много лет назад, – сказал юноша. – У нас теперь империя. Или новости не доходят туда, откуда вы родом?

– В таком случае, я приехала способствовать процветанию империи.

– Тогда ты пришла по адресу, сестра. – Юноша пылко схватил ее за руку. – Мы якобинцы, но мы преданы императору. Я помогу тебе. Империи нужна молодежь. Нужны свежие силы.

– У меня есть силы, – заверила Марианна, но, по правде говоря, их у нее не осталось. У нее кружилась голова от голода, ее тошнило от смрада, и она устала от бессонных ночей, проведенных под фургоном со стиснутым в руке ножом, потому что она боялась за свои деньги, за то, что между ног, или за то и другое сразу.

– Меня зовут Антуан, – представился юноша. На нем был шейный платок оливкового цвета, который, судя по небрежности завязанного узла, наводил на мысли о распутном характере его обладателя. – Вино хорошее? – Он кивнул в сторону бочек.

– Я не пробовала.

Юноша отдал распоряжение, и полдюжины волонтеров ринулись в его сторону. Значит, несмотря на юный возраст, он был авторитетной фигурой. Возможно, шейный платок был символом ранга.

– Разрешите проверить вино? – поинтересовался он. – Мы ведь не хотим, чтобы провинции снабжали столицу скверным вином.

Извозчики согласились (хотя у них и не было особого выбора); в одной из бочек выбили пробку, кто-то раздобыл винный черпак с длинной ручкой.

– Хорошее, – объявил молодой революционер, пригубив первым.

– Хорошее, – повторил каждый из его подопечных по очереди, тоже пробуя вино. Марианне и извозчикам предложили сделать по глотку, после чего члены комитета выпили по второй. Кто-то принес деревянные кубки, и разлили еще вина.

– Пойдем со мной, – сказал Антуан, мальчик с оспенным лицом, когда все напились до отвала. Его щербатые щеки пылали, частью от вина, а частью, как показалось Марианне, от зачатков влюбленности. – Я покажу тебе город и устрою тебя на работу в комитете.

Пешком они отправились в Париж. Марианна узнала, что теперь этот город принадлежит корсиканцу.

– Кто такой корсиканец? – наивно спросила она, но поняла ответ, как только брови Антуана взлетели на лоб. – А-а. Ты имеешь в виду Наполеона?

– А что, есть другие корсиканцы?

– Из известных мне – ни одного.

– Город восстанавливают, чтобы приветствовать Grande Armée [24] после победы в Москве, – рассказывал юноша.

В центре города возводилась огромная арка. Покрытая деревянными строительными лесами, она была размером с собор. Они подошли ближе и встали под аркой.

– Трущобы сносят, чтобы построить на их месте красивые бульвары, – говорил Антуан. – На север к Англии, – он указал направление пальцем, – на юг к Марселю, Испании и Африке, на восток к Москве и на запад – к обеим Америкам. Весь мир встретится в этой точке. Прямо здесь! – Он гордо ткнул им под ноги. – Ты и я, Марианна Мюзе, мы стоим в центре мира.

Его лицо раскраснелось.

Марианна подумала, что никогда не сможет его полюбить. Но в течение некоторого времени она сможет терпеть его общество. Если повезет, этого будет достаточно.

– Где ты живешь? – спросила она Антуана.

– На улице Севр, со своей матерью.

– Твоя мать могла бы сдать мне комнату?

Юноша взглянул на нее со смесью опасения и восторга.

– Мне сказать ей, что мы хотим начать отношения?

– Скажи ей, что ты принял меня в комитет и берешь под свое крыло, – предложила Марианна. Она любила правдивые объяснения.

1980 год

– Монета весит три целых восемь десятых грамма, – объявил скупщик. Он ввел цифры в калькулятор размером с пишущую машинку и нацарапал результат на листе бумаги. – Могу предложить вам шестьдесят пять долларов США и сорок центов. Моя комиссия составит два доллара. Или, если хотите, двести шестьдесят новых франков и двадцать сантимов.

Двести шестьдесят франков. С одной монеты!

– Мы возьмем франки, – сказала Катя.

Они остановились недалеко от Дижона в «auberge de la jeunesse» – молодежном общежитии с раздельными комнатами для мальчиков и девочек.

– Мы женаты, – сказала Катя женщине, которая их оформляла.

– Не имеет значения.

Под покровом ночи Катя пришла на виноградники, одна, и пересчитала кусты виноградной лозы, как когда-то это сделала Марианна. Пятьдесят рядов и пятьдесят кустов. Катя вернулась оттуда с тридцатью золотыми монетами.