Он неоднократно замечал лютую несправедливость, с какой высшие силы расселяют по лицу земли дураков. Отчего-то найти толкового человека, чтобы хорошо починить сапоги, удается не всегда. Зато если наступает момент, когда вам позарез требуется болтливый олух, его под рукой нет.

Вот и сейчас – почему за прилавком не могла оказаться одна из тех пустоголовых кокеток, которыми кишат лавки, рынки и мастерские швей и кружевниц? Но вместо словоохотливой кумушки полковник наткнулся на строптивую девицу, немедленно выставившую вперед штыки и скупо цедившую слова, а на миловидном личике было крупными буквами начертано «Пошел ко всем чертям».

Что ж, не беда. Несмотря на неразговорчивость юной лавочницы, в деле все же наметилось как минимум три варианта. Самый простой – мальчуган подарил букет первой попавшейся девице, чтобы цветы не пропадали. Стало быть, букет понадобился лишь для отвода глаз, никаких подружек у Мак-Рорка не водится, а посыльный с запиской действительно был от Гамальяно. Вывод – нужно продолжать слежку за шотландцем, и его приятель все равно однажды попадется.

Второй вариант был даже интересней – мальчик подарил сей случайный букет знакомой девице, вероятно, в той лавке, куда забегает чаще всего. Недаром девушка угостила ребенка печеньем. А значит, лавка поблизости от дома мальчугана. Неплохо бы изловить самого постреленка – уж он-то точно знает, где искать слепого хитреца. Тот непременно тоже затаился где-то совсем неподалеку. Едва ли незрячий и знающий о грозящей ему опасности Гамальяно бестолково расхаживает по Венеции.

Вариант третий казался наименее желательным: вся эта пьеса на площади была чистой монетой, Мак-Рорк действительно еще до ареста успел обзавестись возлюбленной, но не снискал фавора у ее папаши и теперь обменивается с нею весточками при помощи какого-нибудь соседского малыша, которому нравится играть в секреты. В этом случае девушку можно оставить в покое.

Конечно, самым привлекательным был простой военный подход: методично разослать осведомителей по всем тратториям Каннареджо, вызнать, где живет слепой прохвост, и устроить обычную облаву.

Но в этой стратегии имелся целый ворох недостатков. Неизвестно, живет ли Гамальяно в траттории. Он мог поселиться где угодно, в Венеции хватает бедняков, что охотно за лишний гроссо примут в своей конуре на постой такого же голодранца. Шерстить же многочисленные ночлежки, наводненные мошенниками и преступниками всех мастей, – все равно что тыкать палкой в улей.

Расспрашивать о Гамальяно опасно: трудно сказать, где и каких он успел завести друзей. Достаточно вот такого мальчугана, чтобы тот сумел вовремя предупредить приятеля о чьем-то внезапном любопытстве.

Все очень осложнялось тем, что Гамальяно нужно было взять неожиданно и непременно невредимым. У него почти наверняка находится бесценная Треть из замка Кампано… Загнанный в угол, Гамальяно может избавиться от Наследия просто для того, чтобы оно не досталось противникам. Поэтому его нельзя травить открыто. К нему нужно подобраться тихо, вовлекая в дело как можно меньше людей. Свидетели в таком вопросе тоже ни к чему, уж очень ценен главный приз.

Полковник доел орехи и задумчиво отряхнул руки. Что ж, однажды он уже поторопился и едва все не испортил. Больше Орсо такого конфуза не допустит. Сейчас его единственная надежная карта – Мак-Рорк. Нужно приблизить его к себе и получше узнать. Уж во всяком случае станет понятно, грезит ли он о холодной «маргаритке» из лавчонки в Каннареджо.

День клонился к вечеру. В каморке под крышей было нестерпимо жарко, и даже воздух, вливавшийся в узкое окно, казался раскаленным и тягучим, как варящаяся карамель.

Пеппо отер лицо и шею снятой рубашкой и снова взялся за ветошь. Он корпел над одним из тех арбалетов, которые познали все тяготы походной жизни и хозяйской беспечности. Теперь же спохватившийся владелец понял, что оружие вот-вот придет в полную негодность, а новое ему едва ли по карману.

Падуанец потратил два дня на разболтавшийся, лязгающий, проржавевший механизм и теперь остервенело счищал ржавчину с дуги, поклявшись закончить возню с мерзким оружием еще до ночи и послать заказчика к чертовой матери, если тот посмеет торговаться.

Он снова окунул ветошь в плошку и вдруг разочарованно застонал: на глиняном дне прощупывалась скудная россыпь меловых крупинок. Громко выругавшись, Пеппо швырнул ветошь на стол и принялся натягивать камизу. Заказчик придет уже утром, а в полдень хозяин собирает плату за постой…

Сбежав вниз, юноша рванулся по переулку: лавка была всего в двух кварталах, и оставалось молиться, чтобы хозяин по какому-то своему резону не закрылся сегодня прежде времени.

Однако жестяной колокольчик сухо брякнул над дверью, и тетивщик погрузился в упоительный мирок ароматов. Дневная толчея схлынула, и за прилавком слышалось позвякивание: хозяин, похоже, раскладывал по банкам травы.

– Добрый вечер, мессер Барбьери! – воззвал Пеппо.

– Здорово, парень, – послышался приглушенный бас, и хозяин, кряхтя, выбрался из-под прилавка. – Эко ты притомился! Бледный, что твой призрак!

Подросток усмехнулся:

– Была б работа, а лицом цвести успеется.

– Твоя правда! – рокотнул хозяин. – Ну, чем сегодня порадовать?

Сделав заказ, тетивщик отвлеченно слушал сноровистую возню хозяина и вдруг ощутил, как справа потянуло легким и свежим ароматом цветов. Вот и маргаритки Лотте. Два дня как куплены, а свежие. Мысленно позабавившись, он вынул из кармана кошелек. Хозяин положил перед ним товар, а сам лукаво хмыкнул:

– Что, цветы чуешь? Росанне моей кто-то прислал. Она молчит да глаза прячет: мол, не знаю, батюшка, видать, ухажер завелся не в меру робкий. А сама аж маковым цветом полыхает! Отец у ней дурак, понимаешь ли, молодым не был, так и народился в усах и с лысиной! Вот, держи. Воск, мел и пирожки.

Пеппо расплатился, еще немного посудачил с лавочником о пустяках и, попрощавшись, вышел на улицу, уже погрузившуюся в первые сумерки. Замедлил шаги, нашаривая в суме среди покупок пирожок, но тут сзади снова звякнул дверной колоколец, и тетивщика настигла быстрая поступь в шелесте полотняных юбок.

Локтя коснулась маленькая крепкая рука:

– Риччо! Погоди!

– Росанна? – улыбнулся Пеппо. – Я, болван, тебя в лавке не приметил. Что-то забыл или с платой ошибся?

– Да нет, я тебя из кладовой увидела. – Росанна говорила тихо и взволнованно. – Мне потолковать с тобой надобно, пойдем-ка!

Пеппо не успел опомниться, как дочь лавочника подхватила его под руку и стремительно увлекла к заднему крыльцу, куда торговцы подвозили для Барбьери тачки с товаром.

– Осторожно, тут бочки понаставлены. – Росанна втолкнула Пеппо в кладовую, захлопнула дверь и зачастила шепотом: – Послушай, сегодня покупатель заходил, военный в больших чинах, о тебе спрашивал. По имени не назвал, просто сказал: молодой слепой оружейник. Любезный – у меня прямо зубы заломило, ну чисто отец родной. Дескать, ему мастер очень нужен, а о тебе молва идет – заслушаешься. Расспрашивает меня, сам только что медом не течет, а глаза колючие. Осторожно, Риччо, не иначе прознали в мастерских, что ты у них втихомолку заказчиков сманиваешь, да подослали топтуна для проверки, чтоб прищучить.

Пеппо подобрался:

– Вон оно что! А собой каков?

Росанна фыркнула с непередаваемым сарказмом:

– Из тех, кому свое чихание краше чужой песни. Высокий, осанистый, смуглый, весь в черном, одна шляпа дороже батюшкиной воскресной весты. Глазищи – как в пропасть глядишь, мороз по коже. И шрамы поперек губ, косые такие, две штуки. Поначалу насмешничал, маргаритки нюхал, расспрашивал, не от жениха ли. А потом на тебя перешел – да как клещ вцепился!

Пеппо хмуро покусывал губы:

– Что ты ему ответила, Росанна?

Девушка покачала головой:

– Это умницей притворяться трудно, а дурой – роль нехитрая. Я ресницами похлопала и отправила его к старому Тонио, ну а он, сам знаешь, правую руку от левой уже не отличает, бедолага. – Она вдруг запнулась, шагнула чуть ближе и сменила тон. – Только ты все одно берегись, Риччо. Не понравился мне этот франт.