Дуртура перекосило и будто назад отбросило — он сдал назад пару суетливых шагов, тяжело сглотнул, и едва-едва, на пределе сил обуздал глаза и рот. А глаза там явно «понесли», ровно бешеные кони.

— Мы не часто видимся, а уж утренние трапезы за общим столом всей семьей у нас давно в прошлом.

— Младшенький, а у тебя глазик загорелся, — Стюжень ткнул в сторону Дуртура пальцем и тем же пальцем насмешливо погрозил. — Только это тот огонь, от которого дома сгорают.

Зерабанн глядел на старика и ровно не слышал, зато верховный был уверен — выйди он сейчас на порог и спроси Безрода, слышал ли тот перещёлк костяшек в купецких счётах, Сивый ухмыльнётся да кивнёт.

— Я ведь не должен был встретить Желну. Никак не должен был, — Дуртур щёлкал себе костяными сотнями и тысячами, а потом вдруг заговорил о делах, настолько отдалённых от мора, смертей и чёрной ворожбы, что верховный приподнял в удивлении брови. — Настолько разные дороги вели нас от рождения по этой жизни, что скорее упавшая звезда влетела бы обратно в небо, чем встретились мы. Я — сын дерабанна, она — дочь простого торговца тканями. Ну, никак я не связан с тканями. Только никакой звездочёт и толкователь знамений не сможет объяснить, как вышло так, что дочь торговца тканями ждёт ребёнка от младшего брата дерабанна.

— Даже не знаю, поздравлять её или сочувствовать, — Стюжень развёл руками.

— Мне ведь нельзя жениться раньше старшего брата, — Дуртур заметно скривился. — Да и жениться придётся с выгодным расчётом для Хизаны, и что грозит Желне и ребёнку, как только о них станет известно рабаннам, я прекрасно понимаю.

— Чарзар знает?

Младший брат правителя Хизаны размышлял мгновение-другое, неслышные костяшки перекатывались от доски к доске и отстукивали своё.

— Уверен, знает. И если пока никак не даёт это понять, значит, просто ждёт момента, чтобы выгодно сыграть Желной и ребёнком в какой-нибудь хитроумной каверзе. Как маленькими изваяниями в игре «вперёд-назад». А мне придётся вести свою игру и сделать так, чтобы Желне и ребёнку ничто не грозило. Тоже «вперёд-назад».

Дуртур устало потёр переносицу, бойко помял лицо и взбодрившись, усмехнулся:

— Я это к чему… дороги судеб очень причудливы, и то, во что ещё вчера ты не верил, стоит против тебя, улыбается и моргает. Сделаю, как ты просил, узнаю, не видел ли брат ночных видений, пригасивших его дух. И если окажется так, что видел, и ты, старик, знаешь того, кто может этим похвастать, в тот момент, уверен, я поймаю себя на мысли, что очень хотел бы посмотреть на этого умельца.

— Отчего-то мне кажется, что ты его увидишь, — усмехнулся Стюжень.

— Брат на самом деле изменился несколько месяцев тому назад. Что случилось, он не говорит никому, даже мне, но не заметить в воздухе чёрных вихрей колдовства стало невозможно. Наверняка, потайная темница Чарзара залита этим самым чёрным колдовством так же, как речное русло водой после обильных дождей, а ты — я почему-то в этом тоже уверен — скажешь, будто вы покажете хизанцам, как взламывается колдовской заслон, который бережёт эти земли от смертельной заразы.

— Уверен, я скажу именно так. Ворожба Чарзара не остановит нас.

— Иными словами объездчик зла тут, вместе с тобой. Сидит на ступенях крыльца, — Дуртур, улыбаясь, закивал. — Значит, старик, ты спрашиваешь, куда Чарзар спрятал ужеговских?

— Ага. Пальцем покажи.

Дуртур в молчании ходил по комнате довольно долго, наконец принял решение и поднял глаза с полу.

— Ответ я дам через два дня. Где — вам сообщат.

И только было Стюжень ступил за порог, в спину ему прилетело любопытное:

— А твой… ну, второй… на самом деле моих парней в одиночку скрутил?

Старик переступать порог уже не стал, просто повернулся и поманил княжича.

— Да понимаешь какое дело, — доверительно зашептал верховный Дуртуру на ухо. — Не сам он. Грибы это.

— Какие грибы? А-а-а-а, понимаю.

— А такие. В наших краях растут. Вот не поверишь, твои ночью заснут спокойно, а этого корёжить будет. Последочки такие. И орать дурниной станет, весь конец перебудит. Вот, боюсь, как бы стража не нагрянула, дуронюх пришибленный…

— Конечно, ужаса в его глазах никто не видел, Чарзар не слонялся с утра по дворцу с потерянным видом, — через помянутые два дня на одном из своих выпасов Дуртур мерно прохаживался по шатру пастуха, а Стюжень сидел на скамье и внимательно слушал. — Но приблизительно в то же время, что обозначил ты, старик, пропала одна из дев для услад Чарзара. Исчезла без следа. Как ты понимаешь, спрашивать об этом дерабанна глупо, и тревоги бить никто не стал, но поразмыслить можно.

— Услады — дело ночное, — старик с улыбкой закивал, — А чего только ночью не увидишь, тем более если делишь с повелителем ложе.

— Да, чего только ночью не случается, — повторил зерабанн. — Чтобы кого-то убрать без следов, основания нужны более чем веские, и я полагаю, что бедняжка увидела то, чего не должна была видеть. И я спрашиваю, старик, тебя: «Что это было?»

— Просто твой брат узнал, как выглядит его страх, — Стюжень простецки развёл руками.

Младший брат дерабанна, было на мгновение вставший, как вкопанный в середине шатра, вновь мерно заходил из угла в угол.

— Тайную темницу брата разыскать удалось без особого труда. По крайней мере мне. Но, повторюсь, уверен — она напичкана колдовством, как ягнёнок приправами, может быть, именно поэтому Чарзар её почти не скрывает. Я совершенно в этом не смыслю, но отчего-то готов голову поставить на кон: как только вы туда сунетесь, брат обо всём узнает, как паук узнаёт, что кто-то потревожил его паутину.

— И решать станешь только после того, как мы преодолеем ворожачий заслон и выкрадем родных Ужега?

— Выдвигаться в дальний и опасный поход можно только на крепкой и надёжной лошади, которая довезёт тебя да цели, а не рухнет на полпути, — Дуртур выразительно смотрел верховному прямо в глаза, и старик пожал плечами. Ну раз так…

— Колдовство — оно как грязь, прилипнет, не отмоешься. Если вам улыбнётся удача, не получится ли так, что брат найдёт вас по колдовскому следу? Не перепачкаетесь?

«Не знаю, — ворожец пожал плечами. — Может быть, извозимся по самое „не балуйся“, может быть, нет. Время покажет».

— Если только исполните задуманное и оторвётесь от преследователей, мои люди буду ждать здесь. Несколько дней придётся переждать, а затем поодиночке я переправлю домочадцев Ужега к границе. Ты понял, Стюжень?

Старик удивлённо потащил брови на лоб. Дуртур усмехнулся.

— Мы тоже знаем окружение Отвады, и спутать тебя с кем-то иным было бы очень мудрено. Ничья?

Козлёнок смешно блеял и топал вперёд, а уши его, длинные и вислые, болтались как налобные подвески у местных красавиц, разве что не звенели. Стюжень и Безрод, схоронившись за толстенным стволом дерева, плоды которого тутошние сушат, перемалывают и добавляют в пресные хлеба, дабы сообщить им сладость, внимательно наблюдали за голенастым комочком в серой шкурке. Степь здесь и там пятнали зелёные островки леса, но обмануть никого не могли: чем дальше дело раскатывалось на полдень, тем явственнее густые леса сходили на «нет», полуночных исполинов тут сменяли местные разновидности, тощие и недокормленные, степь ширилась, входила в силу, и если солнце — это конь, как верили хизанцы, по чистой и ровной степи оно носилось из края в край так, что только ветер вихрем гулял.

— Больно долго ничего не происходит, — бросил старик.

— Чую: скоро, — Сивый мотнул головой вперёд.

Не змеилась по земле рубежная линия, не парил в воздухе упреждающий знак, но едва козлёнок ступил за невидимую межу, на него ровно древесный ствол рухнул. Так-то ствола не видно, но Стюжень поклялся бы чем угодно, что если бы упало дерево, козлёнка придавило бы точно так же. Глаз не успел выхватить, а голову, ноги, шею зверёныша ровно к земле прибило — не оторвать. Огузок вверх задран, задние ноги туловище поднять пытаются, да не в силах козлята тягать неподъёмные стволы да валуны. Потом вдруг спинка вниз обрушилась, как-то резко: в это мгновение ещё нет, а в это — будто дубовыми костылями приколотили. А задние ножки… сначала назад выгнуло, чисто намётом скачет, да так и застыл в прыжке, а потом в коленях против хода сустава переломило, старик аж поморщился, когда хруст прилетел.