Кто-то из телохранителей не сдержался:

— Ты просто ничего не добившийся неудачник! У нас всё по-честному!

Афелис демонстративно кивнул, соглашаясь:

— Спору нет, я тот ещё неудачник. Что, впрочем, не отменяет всех остальных претензий к лихнизму. Ты, Торин, — человечек не обратил внимания на угрожающие жесты разгневанных воинов, — всё время пытаешься свести все процессы к ложной дилемме: либо жёсткая властная вертикаль, либо анархия. Либо рабство у орков, либо служение лихнистам. Либо чёткая организация, либо полный бардак. Но я не анархист, не оркозащитник, не служитель некоего тайного культа хаоса. И я отказываюсь всё время делать выбор в пользу меньшего зла!

Товарищ Торин сумел унять першение в горле, но решил дать человечку возможность до конца дискредитировать себя наивными рассуждениями из разряда «мы за всё хорошее».

— У меня есть мечта… — продолжил Афелис. — Придёт время, когда в мире не останется больше правителей. Когда на смену властелинам придут управленцы — обычные наёмные работники, пускай и выполняющие важные организационные функции. Когда деятельность таких государственных служащих будет полностью прозрачна и контролируема. Контролируема народом, а не горсткой прикрывающихся законом бандитов! Когда жестоких или неэффективных управленцев можно будет легко заменить на других, когда нельзя будет удерживаться у власти силой и пропагандой. Когда общество будет формулировать цели и задачи управленцам, а не власть гребущие навязывать свою волю народу!

— У меня есть мечта, — обратился уже не к Торину, а к его воинам человек, — что граждане будут реально участвовать в управлении государством, а не бездумно выполнять приказы и принимать на веру всё, что говорит власть. Что каждый будет свободно ориентироваться в политических дебрях, ежедневно отслеживать все важные события в мире, а не отмахиваться, мол, мне-то что, пусть умные дяди наверху разбираются, им виднее. Что каждый взрослый гражданин станет заниматься этой дополнительной работой после работы, брать на себя ответственность за общее дело. По-настоящему общее дело, а не которое указывает всем безумный диктатор!

— У меня есть мечта, — никак не мог угомониться Афелис, — что уравниловка в нищете сменится равенством возможностей. Что образование будет давать всем гражданам ценные знания, а не навязывать слепое подчинение и полезные властям ценности. Что критерием получения всякой должности будут исключительно личные достоинства кандидата, а не заслуги его родителей, супруга, друзей или родственников. Что раса, пол или возраст будут иметь значение, но не будут непреодолимым препятствием. Что бедным станут помогать по моральным соображениям, а не принудительно содержать дармоедов.

— У меня есть мечта, — окончательно размечтался наивнейший человек, — что войны и все формы рабства навсегда останутся в прошлом, в поучительных сказках. Что понимание выгодности долгосрочного сотрудничества перевесит жажду лёгкой наживы. Что мотивирование рабочих станет выгоднее их принуждения. Что жизнь каждого гражданина превратится в увлекательную игру, а не в суровую ежедневную каторгу. Что мир станет по-настоящему дружелюбным, и всякий найдёт своё место.

Мечты наконец-то закончились. В тронном зале воцарилась напряжённая тишина. Слышно было, как поскрипывают доспехи переминающихся с ноги на ногу воинов. Как потрескивают стоящие на постаменте жаровни. Как посвистывает пар, вырываясь из механизмов, приводящих в действие чудо-доспехи товарища Торина.

Великолепная речь! Которая, конечно же, не произвела на предвзято настроенных лихнистов и товарища Торина ни малейшего впечатления.

— Звучит неплохо, но боюсь, твоё место у параши, Афелис, — подвёл итог рассуждениям мятежника Торин. — Ты, похоже, совершенно не слышишь того, что говорят тебе более умные товарищи, но при этом хочешь, чтобы твоим утопическим пожеланиям внимали все остальные. Поначалу сей детский лепет даже казался забавным, но сейчас стал меня раздражать. У меня есть мечта… — товарищ Торин поднял клевец, указывая на Афелиса. — Проверить, есть ли в этой головушке хоть какой-то намёк на мозги! Вас двоих, — кивнул он на Даскалоса Балиновича и Рока, — я допрошу позже и, пожалуй, в более приватной обстановке.

Товарищ Торин сделал шаг в направлении помоста, пристально вглядываясь в лица троих безумных мятежников. Не отважных, нет, он понял, что ошибался. Именно что безумных. Ведь говорить публично столь крамольные вещи, да ещё и в лицо Вождю было абсолютным безумием, не иначе. Стоящие позади него воины застыли, но их позы красноречиво говорили о готовности немедленно сорваться с места при малейшей угрозе жизни их повелителя. Товарищ Торин сомневался, что это потребуется.

— Только скажи напоследок, Афелис, — поднял Вождь голову, встретившись взглядом с худеньким человечком. — Ты на самом деле верил, что сможешь переубедить кого-то своими жалкими доводами?

Торин шагнул на первую ступеньку помоста.

— Нет, — спокойно ответил Афелис. — Я лишь тянул время, ожидая, когда в зале соберётся побольше народу.

Мраморная плитка под ногой товарища Торина треснула, нога провалилась во что-то мокрое, он взглянул вниз.

Вдоль всего возвышения, на котором тысячелетиями стоял трон правителей Хребта Великого Змия, пошла длинная трещина. Из неё сочилась маслянистая чёрная жидкость.

— Твою ж…

Полый многоступенчатый помост, мастерски декорированный под прежнюю деталь интерьера, лопнул, во все стороны хлынула нефть. Стоявшие на постаменте жаровни вместе с мятежниками плюхнулись в жидкость.

Товарищ Торин развернулся, но лишь затем, чтобы увидеть, как нефть быстро разливается по всему помещению, а на выходе из тронного зала образуется давка.

— Придурки, мы же все сгорим, задохнёмся! — в сердцах крикнул Торин.

— Вот именно, — проговорил поднявшийся после падения Афелис, с головы до ног перемазанный чёрной жидкостью. — Нефть горит хорошо.

Стоило человеку отчеканить последние слова, как огромная площадь зала воспламенилась. Повалил густой чёрный дым. Послышались вопли.

Чудо-доспехи товарища Торина без проблем выдерживали практически любые удары, но не были предназначены для защиты владельца от жара и пламени. Ноги, а затем и всё его тело пронзила страшная боль. Дышать стало нечем. Перед глазами всё потемнело — сначала от дыма, а потом... Потом эти самые глаза просто вытекли.

Вечная тьма опустила перед находившимися в тронном зале свой занавес. Всё, света больше не будет.

Уже никогда.

Сколь ужасно спасение, которое даёт самообман!

Карл Маркс

Гэльфштейн вышел из транса. Внимательно осмотрел крошечную каюту триеролёта, вновь собирая воедино реальность. Затем сел поудобнее на койке и принялся обдумывать картину мира, увиденную сотнями разных глаз. Ситуация в лихнистской империи становилась тревожной.

После принесения в жертву известных лихнистов на Межрасовых играх и глупой гибели товарища Торина при штурме Железнограда, весомых лидеров мнений практически не осталось, в обществе возник кризис доверия. Пропагандисты усердно пытались выдать произошедшую катастрофу за нечто малозначительное, но верили им лишь доверчивые старики, остальные относились к сказочным выдумкам со всевозрастающим скепсисом. Не помогали даже репрессии, тем паче что из-за гигантских потерь в Железнограде особых ресурсов для повального запугивания населения не было. Земли вблизи Хребта Великого Змия были разорены, логистика нарушена, от северных лагерей не осталось камня на камне, так просто на каторгу народ массово не отправишь.

Без связующей личности яркого лидера завязанная на Вожде система начинала понемногу расшатываться. Внутри Товарищества за освободившееся место шла яростная подковёрная борьба, но пока она вела лишь к взаимному истреблению группировок, нежели к консолидации вокруг нового, хотя бы чисто символичного вождика. Такую историю Гэльфштейн видел не раз: после смерти диктатора государство вязло в грызне за передел власти. А ведь он так хотел предотвратить негативное развитие ситуации, создав коллективный орган управления! В случае с Маго Лихнуном это даже сработало, но Торин… Товарищ Торин оказался слишком амбициозен и за долгое время у власти успел перетянуть одеяло на себя. Возможно, тот мятежник был прав, нужно заменять властителей управленцами и менять их почаще.