Другой приятной неожиданностью стало полученное сегодня письмо от Афелиса. Кажется, до друга детства наконец-то начинало доходить понимание ситуации. Пафосная писанина была невероятно наивной, но учитывая цензуру, через которое проходило любое послание, похвальной во всех отношениях. Когда они встретятся, Маврик укажет приятелю на ошибки, тогда у будущего вождя людей появится отличный помощник. Ответственности, исполнительности и бескорыстия Афелису было не занимать.

Маврик облизал пальцы — какая же всё-таки вкуснотища! Сделал глоток хорошего вина, на сей раз выдержка была то что надо. Хлопнув в ладоши, успешный товарищ велел позвать девочек. Формальная жена давно ему надоела, хотелось чего-то по-настоящему страстного и горяченького.

В конце концов, он действительно заслужил возможность расслабиться. Ведь не ради какой-то абстрактной веры в идеологию он старался? Лихнизм — для простых работяг, для старших товарищей есть более материальные удовольствия.

— Кого же мне выбрать, — задумался Маврик, гладя рукой набитое пузо. — А, давай все ко мне, гулять так гулять!

[1] В дальнейшем с большой буквы термин «антимагия» будет использоваться, когда речь идёт о самих камушках, а с маленькой, когда речь идёт об эффекте воздействия — прим. автора.

Лучше умереть стоя, чем жить на коленях.

Че Гевара

Как ни странно, Брехлисиус продержался дольше остальных эльфов. Видимо, запас прочности, приобретённый благодаря превосходному питанию на высших должностях, сослужил ему добрую службу.

«Пока толстый сохнет, худой сдохнет!» — народная мудрость опять не соврала. Пускай бывший правдист изначально был весьма стройным, на момент заключения он находился в лучшей физической форме, по сравнению с тремя другими ушастыми доходягами, и это помогло ему выжить.

Другая, уже не народная, а местная присказка «Холод, голод и труд — в могилу тебя заведут» тоже возникла не на пустом месте: погодные аномалии вкупе с неадекватной реакцией надзирателей пожали в лагере свою страшную жатву. Через четыре дня после начала внезапной весенней метели, из барака вынесли первый труп эльфа. Ещё через день вперёд ногами унесли сразу два тела. На сей раз новичка-эльфа и бывалого, но старого человечка. Шестой день обошёлся без происшествий, зато на седьмой в лучший мир опять отправилось по одному представителю от эльфийской и человеческой расы.

В лагере не осталось ни одного хотя бы относительно здорового каторжника. Сопли, кашель, озноб или невероятная слабость одолевали всех, даже стойких гномов и орков. Начальство это нисколько не беспокоило, с утра пораньше всех вновь гнали в карьер. Мол, нечего имитировать страдания и болезни, а пятеро померших сами во всём виноваты. Недостаточно верили в светлое будущее, оттого и скопытились. Старшие товарищи не по силам задания не дают, так что проникайтесь верой и вкалывайте.

Однако, несмотря на пламенные морализаторские речи, производительность труда с каждым днём падала. Никакая мотивация не работает, если выжать из работников все соки по максимуму — простая истина, недоступная понимаю власть имущих во все времена. План не выполнялся, паёк сокращался, обе стороны извечного конфликта между эксплуататором и рабом выражали всё большее недовольство.

Первым понесло тяжело пережившего потерю соратников Брехлисиуса. Стоя на утреннем построении, эльф напрочь отказался работать, требуя освободить его по амнистии, которую, по его прикидкам, товарищ Торин должен был объявить со дня на день.

Естественно, вместо освобождения «правдоруба» демонстративно жестоко избили, объявив, что все слухи об амнистии — выдумки. Учитывая, что никто, кроме Афелиса, Рока и Даскалоса Балиновича, даже слова такого не слыхивал, никакого возмущения от каторжников не последовало. Эльф сошёл с ума, ясное дело. Свободу он требует, держи карман шире!

«Кирка и лопата — такова для виновных расплата.

Пускай виноваты все без вины, в правах мы навеки поражены», — печальный девиз, придуманный давно помершим заключённым, прекрасно отражал суть всех перспектив в северном лагере.

Но старший надзиратель-то про амнистию знал. Как знал и единственного среди каторжан человека, до которого была доведена на сей счёт информация. Вечером Афелису предстоял весьма непростой разговор.

В добротно сколоченном домике с большой печкой было тепло и уютно. Сладко пахло горящими сосновыми брёвнами и наваристой бараньей похлёбкой. Закутанный в лохмотья Афелис чувствовал, как в его замёрзшее тело вместе с теплом постепенно возвращается жизнь. Ноздри непроизвольным образом расширялись, ловя чудесные запахи. Живот урчал, словно пармашина на полном ходу, но сознание понимало, что рассчитывать на угощение бесполезно.

— Я же просил, нет, приказывал тебе держать язык за зубами! И не притворяйся, что не понимаешь, о чём идёт речь. Указ товарища Торина пришёл только вчера, Брехлисиус никоим образом не мог узнать о нём раньше остальных надсмотрщиков в лагере!

Старший надзиратель гневно глядел на Афелиса, искренне не понимавшего, откуда бывший правдист мог узнать об амнистии. Даскалос Балинович оставался вне подозрений: принципиальный гном ни за что бы не проболтался. Рок… да, Рок провёл много времени, занимаясь «перевоспитанием» эльфа, а за словом орк лезть в карман не привык. Ладно, со всяким бывает, в любом случае Афелис сдавать друзей не привык. Понурив голову, он предположил, что мог взболтнуть лишнее во сне…

Надзиратель, конечно, ему не поверил:

— Кому ещё ты рассказал об амнистии, человек? Я спрашиваю, кому…

Теперь пришлось взглянуть главному мучителю прямо в глаза:

— Никто больше не в курсе. Вы же видели реакцию остальных заключённых, все решили, что эльф поехал кукухой! Он потерял троих друзей всего за несколько дней…

Жестокий гном внезапно расхохотался. Афелис удивлённо захлопал глазами, не видя причины для столь странной реакции.

— Друзей, он потерял друзей, говоришь?! — надсмотрщик смахнул слезинки от смеха с лица. — У таких, как Брехлисиус, не может быть никаких друзей и товарищей. Верней, они-то могут и считать Брехло другом, но он их — никогда! Для него они все просто полезные инструменты, не более. На такой высокой должности, как была на воле у правдоруба, настоящих друзей не бывает. Не думаю, что остроухий проронил по поводу потери трёх дурней хотя бы слезинку. С другой стороны… — начальник лагеря задумчиво погладил холёную бороду. — Брехлисиус ведь не может не понимать, что судьбу таких высокопоставленных товарищей, как он, непосредственно решает самое высшее руководство, и никакие «общие указы» его не касаются? Идиот, не понимающий основ работы системы, не мог получить столь важную должность и управлять Союзом Западных Островов. Что-то с правдорубом нечисто, вот только пойди пойми что…

Афелис работу «системы» с её двойными стандартами понимал плохо, а потому счёл за лучшее помалкивать, слушая рассуждения надзирателя. Тем паче, что Брехлисиус давно вызывал подозрения и у него самого.

— Нет, ну а с чего ради товарищ Торин поставил руководить отдалёнными островами эльфа, бывшего практически личным летописцем у Горрыка? Ушастый должен был прибыть в наш лагерь ещё лет двадцать назад, а не строить из себя эффективного управляющего! Ясно же, что он предатель вдвойне! От эльфов ушёл, от орков ушёл, а с лихнистами вдруг честным и преданным стал?

Старший надсмотрщик вдруг пристально уставился на Афелиса, как будто тот мог знать ответ.

— Лихнизм меняет сознание… — промямлил заученную фразу стушевавшийся под взором гнома затравленный каторжник.

Бородач презрительно отмахнулся:

— Своей мамаше будешь эти сказки рассказывать. Хотя… на воле советую именно так всем и отвечать, — увидев на лице Афелиса замешательство, главный надсмотрщик пояснил: — Да, ты не ослышался, мне не нужно, чтобы кто-то смущал остальных заключённых разговорами об амнистии. Во сне, от небольшого ума, по доброте душевной — неважно. Брехло мы выставим фантазёром, но тебе, как бывалому, могут поверить.