Хотелось бы мне самому оказаться среди участников состязания, но моя телесная форма оставляет желать лучшего. Основное внимание в лагере уделяется нашему нравственному перевоспитанию, грубый физический труд минимален, отчего мышцы становятся с годами слабее.

Но не переживай, я быстро восстановлюсь, когда вернусь в Торинград и примусь за работу! Главное — теперь у меня есть железная мотивация, а всё остальное как-нибудь образуется.

Встретимся летом на Межрасовых играх! Надеюсь, я успею добраться до новой столицы лихнистского общества к началу соревнований.

Ещё раз сердечно благодарю тебя за внимание, проявленное к моей скромной персоне!

С уважением, товарищ Афелис».

* * *

— Вы все дерьмо! Пыль под ногами! Бесполезные рты! Доходяги! — орал на шеренгу каторжников старший надзиратель. — И слышать не хочу никаких возражений! Закрыли хлебальники и марш все в карьер! Снег, голод, холод — мне плевать, слышите?! Хоть сдохните там, но угля мне добудьте! Всё, вперёд, мрази! Смотреть на вас тошно, уродцы, как таких земля только носит…

Ударившие под конец весны страшные холода и метели нисколько не волновали главного надсмотрщика. План есть план, а помрёт кто-нибудь, выполняя его, или нет, руководство нисколечко не волнует.

В течение календарной зимы хотя бы сокращалась норма добычи, увеличивался дневной паёк, часть угля выделялась для круглосуточного обогрева барака. Можно было перетерпеть восемь часов на морозе, затем относительно сытно покушать, согреться. В «тёплую половину года» всех этих благ не было: двенадцать часов проработай, потом спи полуголодным в холодном помещении — и только попробуй пожаловаться! Новые комплекты зимней одежды тоже выдадут лишь следующей осенью… В общем, довольствуйтесь тем, что есть, твари неблагодарные. Внезапные погодные аномалии — не столь уж редкие для этих широт — в расписание не вписываются, а значит, не существуют.

Кутаясь в свои жалкие лохмотья, заключённые брели к месту работы. Глядя на замерзающие на ходу сопли товарищей, Афелис не сомневался, переживут ближайшую неделю не все.

На Брехлисиуса было больно смотреть. После работы на пару с Роком, хилый эльф и так-то едва держался на своих тоненьких ножках, а при первых же морозах схватил такой жуткий кашель, что казалось, вот-вот выблюет лёгкие. Наблюдая за неподдельными страданиями «правдоруба», даже суровый Рок сжалился, поручив Брехлисиусу заниматься расчисткой снега вместо махания киркой. Остальные новички из отличавшегося мягким климатом островного Эльфланда выглядели не лучше. Некоторые заключённые даже делали ставки, кто из четырёх эльфов окочурится первым. Призом служила одёжка остроухих, ещё не успевшая превратиться в рваньё, как у бывалых каторжников.

Афелис и сам чувствовал себя очень плохо. Хотя после прибытия эльфов он больше ни разу не пил ядовитого пойла, его организм продолжал медленно, но верно разваливаться. Тридцать шесть лет — это тридцать шесть лет, старость не за горами. Надо беречь своё тело, а не истязать его изо дня в день непосильным трудом, недосыпанием и скверной кормёжкой. Вот только сраный план лихнистов не предусматривал различий по расе и возрасту. Справедливость на практике оказалась примитивной уравниловкой, а не равенством возможностей, как в теории. И попробуй поспорь, если начальство не терпит никаких возражений…

Даскалос Балинович тоже хворал, жалуясь на боли в пояснице и коленях. Гномы были привычны к суровому северному климату, но резкая смена погоды всегда обостряла возрастные болячки, так что бывший учитель Афелиса страдал вместе со всеми, пускай и по-своему.

У Рока шли ломки по пойлу, на которое тот основательно подсел за двадцать лет заключения и считал, что день без выпивки прожит зря. Но с полудохлыми эльфами-новичками и такой непогодой о перевыполнении нормы можно было забыть. Отбатрачить бы на похлёбку, какой уж тут бонус…

Только надзиратели чувствовали себя хорошо. Для них план предусматривал поблажки и исключения. Всем были выданы меховые шубы, на обед и ужин подавалось свежее жирное мясо, каждые два часа надсмотрщики менялись, чтобы погреться у очага в помещении. Любые ограничения на употребление согревающих веселящих напитках были временно сняты.

Никакого противоречия с действующей идеологией охранители режима не видели. Они слишком важны для общества, а вот всем остальным блага выдаются строго по расписанию.

Именно такой уклад называется справедливостью, понимать надо!

Мой прагматизм заключается в том, что если вы ударились головой о стену, то сломается ваша голова, а не стена.

Антонио Грамши

Невероятно старый орк по кличке Старпёр аккуратно вытащил из металлической коробочки, чёрный шар. Положив странный предмет на подушечку, вгляделся в темноту внутри сферы. Тяжело вздохнул, увидев… Ничто.

Да, тьма в шаре была настолько абсолютной, что не предполагала материи, способной отражать свет. Ни бликов, ни малейших оттенков чёрного цвета. Орк словно смотрел в пустоту, ощущая, как та втягивает его сознание в бездну.

Неудивительно, что в радиусе мили от этого приспособления любая магия была невозможна. Невидимая простым смертным энергия являлась основой Вселенной, а шар казался воплощением отрицания бытия. Шаман чувствовал, как вечный поток волшебных сил под воздействием пустоты останавливается, превращаясь в студень, которым невозможно управлять каким бы то ни было усилием воли.

— Космическое дерьмо, — охарактеризовал орк предмет, помещая тот обратно в коробочку. — Вселенская срань! Дырка в жопе Крушителя Миров…

Гномы называли такое приспособление Антимагией[1]. Куда менее пафосно, зато отражает практическую пользу устройства. С помощью подобных незамысловатых с виду коробочек им удалось полностью нейтрализовать орочьих шаманов, разбив Третью Орду пускай не играючи, но с относительно небольшими потерями.

Против эльфийских магов использовать загадочные устройства уже не пришлось. Судя по слухам, колдуны первыми радостно приняли идеологию гномов, как только дирижабли высадили коротышек на обетованные острова. Это казалось странным, ведь лихнизм использование магии строго-настрого запрещал, небезосновательно полагая, что та способствует индивидуализму. Тем не менее, похоже, товарищ Торин подлиз эльфийских волшебников оценил. С тех пор о колдунах практически ничего не было слышно, даже эльфы в Союзе Западных Островов не могли определённо сказать, где обитают и чем занимаются сейчас их легендарные чародеи. Если бы не полёты триеролётов и продолжавшее локально функционировать эльфовидение, по которому теперь с утра до ночи пропагандировали лихнистские ценности, можно было решить, что больше никакой магии в мире нет.

Отряду шаманов во главе со Стервой пришлось потратить немало усилий, чтобы заполучить образцы Антимагии. Эти предметы строго учитывались, да и открыть коробочку было ой как не просто. Лишь после того как Стерве удалось создать серьёзную подпольную сеть враждебно настроенных к лихнизму представителей разных рас, в лапы Старпёра стали поступать украденные коробочки с неведомым содержимым. К сожалению, несмотря на все его усилия и годы исследований, сущность тёмных шаров по-прежнему оставалась тайной, покрытой не меньшим мраком, чем абсолютная тьма внутри странных предметов.

Один из помощников старого орка даже выдвинул предположение, что источники Антимагии не принадлежат этому миру, а возможно, и космосу в целом. Шары не подчинялись законам природы, их нельзя было уничтожить физическим образом. Любые инструменты, падение с высоты, удары, охлаждение, нагревание и прочее выверты не оставляли на сфере даже царапины. Самый яркий свет не мог преодолеть темноту, огибая предмет.

Происхождение Антимагии тоже оставалось загадкой, удалось выяснить лишь об изготовителе коробочек, обитавшем в Железнограде — подгорной столице Хребта Великого Змия. Но тот просто делал коробки с невероятно крепким замком, тёмную сердцевину в них вкладывал кто-то из самых высокопоставленных лихнистов, возможно даже, сам Торин. Причём ровнёхонько после победы над Третьей Ордой, производство новых коробочек вообще прекратилось.