Никто не приходил очень долго. Рина точно не знала, сколько. Она хотела пить, есть, принять душ, лечь на нормальную кровать, выпить вкусный кофе, ну и ещё всякое, человеческое, чего её лишили, просто потому что захотели её наказать. Рина лежала, свернувшись калачиком, на своём матрасе, и тихонько скулила.

День, два или три спустя, но может и меньше — точно сказать нельзя — в архиве зажёгся свет, и вниз спустился граф. Он подошёл к девушке и тихонько позвал. Та не отзывалась. Тогда он присел рядом с ней и тронул за плечо. Рина смотрела перед собой и не реагировала.

— Рина, ты слышишь меня?

Он тронул её за лицо. Вдруг девушка заорала, словно дикий зверь, и набросилась на графа. Она свалила его на пол и уселась сверху, нанося удары. Рина кричала ему в лицо и била, граф чуть придерживал её руки.

— Рина, успокойся. Это я. Успокойся, прошу тебя.

Рина кричала и била, и длилось это долго. Но наконец она выдохлась и затряслась в судорогах над графом. Тот резко сел и прижал девушку к себе. Он гладил её по голове и успокаивал. Граф вдруг решил, что перестарался, желая её подчинить. Он думал, она сдастся. Вместо этого она сломалась.

— Я…

Рина начала шептать что-то. Она пришла в себя, немного успокоилась, и начала соображать.

— Я хочу… Хочу выйти.

Граф снова погладил её по голове.

— Я хочу выйти отсюда.

— Я знаю.

— Я хочу выйти.

— Рина, я знаю.

— Отпусти.

— Не могу. Ты же знаешь, я никогда тебя не отпущу.

— Пожалуйста, — Рина умоляюще посмотрела на него. Глаза его ничего не выражали. Он легонько поцеловал её в лоб, а затем оттолкнул от себя, встал и вышел.

Рина бросилась за ним с мольбой, но дверь захлопнулась быстрее, чем она достигла верхней ступеньки. Рина, обессиленная, спустилась обратно. На столе стояла еда. Рина бросилась к ней, почувствовав жуткий голод. Залпом выпила пол литровый кувшин и засунула в себя стейк. После ужина она сидела в углу и в ужасе ждала, что свет вновь погаснет. Но в этот раз граф оставил свет включённым.

Пока все в доме сходили с ума — Рина в своей пыточной, граф в своём кабинете, и стражи, обескураженные последними событиями, — Михаил уехал по делам. Граф отослал его в Лангрию вместо себя. Они с Михаилом здраво рассудили, что Президент сейчас слегка не в себе, и не может в таком состоянии предстать перед двором. Сначала Дартер сопротивлялся, но после смирился, чуть не сказав вслух, что уже жалеет о своём решении стать Президентом. Он привык быть в тени, серым кардиналом, привык жить в глуши своего поместья или уезжать к чёрту на куличики с миссиями, но никак не быть на виду у всех Сведённых Королевств. Особенно теперь, когда в подвале его дома заперта девушка.

Михаил боялся оставлять его с ней одного, боялся уезжать надолго. Но в то же время он увидел в этом возможность.

Элита, люди силы, сразу бы поняли, что с Дартером происходит то, что когда-то произошло с Циммером. Тьма сжирает его изнутри, и не оставит человека, а только страшного голодного зверя. Тьма начала поглощать его, и случилось это быстрее, чем он успел освоиться в своей новой роли. Михаил понимал, что тому способствовало всё, что случилось с Риной. Дартер решил запереться в доме — чтобы найти способ себе помочь и чтобы неустанно следить за девушкой. Однако оба понимали, что долго скрывать состояние графа не выйдет, а слабость Президента тут же породит желающих его место занять.

Как быстро сошёл с ума Циммер? Как быстро и Дартеру придёт в голову начать избавляться от людей силы в надежде сохранить свою позицию? Всё было столь непонятно, что, возможно, лучшим решением было бы пустить всё на самотёк и дождаться, пока граф не разрушит себя сам. Но Михаилу этого было мало. Он хотел собственными руками сотворить возмездие.

Дела в Парламенте он завершил скоро и решил прогуляться до Нижнего Квартала. В полицейском участке Нижнего Квартала Лангрии мать Рины уже в третий раз подавала обращение. Но когда она в очередной раз рассказывала полицейским, что её дочь находится в заточении у нынешнего Президента, так как уехала сортировать его книжное собрание и пала жертвой его обаяния, полицейские в очередной раз желали ей отправиться в здание через два квартала, в котором находился дурдом. Мать Рины упорно оставляла обращения, несмотря на открытые насмешки, и приезжала каждый понедельник, чтобы узнать его статус.

Как раз в такой понедельник, — когда мать Рины, вновь не добившись ответа, тоскливо опустив голову, вышла из участка, а Михаил, навестив кабак, в котором они с Дартером встретились впервые, вышел освежиться, — они встретились. Михаил не знал, кого он увидел. Но он узнал черты Рины в этой женщине — те же голубые пронзительные глаза, те же каштановые волосы, чуть доходившие до плеч, что слегка были тронуты сединой. Михаил засмотрелся на женщину, а та, чуть смутившись от взгляда стража, произнесла:

— Что вы так смотрите на меня?

— Я… Вы мне напоминаете кое-кого.

— И кого же?

— Одну девушку.

— Девушку? У меня есть дочь. Но откуда бы вам её знать?

— Действительно, откуда бы… — Михаил удивлённо улыбнулся. — Как зовут вашу дочь?

— Это не важно. Она пропала. Я не хочу это обсуждать.

Женщина стремительно зашагала по пути к остановке, и Михаил пошёл за ней.

— Стойте! Вашу дочь зовут Рина?

Женщина вмиг застыла, затем резко обернулась:

— Что вы о ней знаете?

В её голосе слышались боль и надежда одновременно, и Михаил отметил, что он уже слышал эти интонации — сейчас мать была особенно схожа со своей дочкой.

— Я знаю, что она… — Михаил осёкся, подбирая слова. — Она сейчас в доме у одного важного человека.

— Это я и без вас знаю. Постойте. Где же я вас видела?

Михаил, как бывший военный генерал, мог мелькать на телевидении. Он не удивился, что она могла видеть его.

— Не знаю, мы с вами точно раньше не встречались, — ответил Михаил, пока мать Рины пыталась вспомнить. — Послушайте, с вашей дочкой всё в порядке. На сколько это возможно.

— Что вы имеете в виду? — женщина вновь посмотрела на него с этим смешанным чувством.

— Я не могу вам всё рассказать. Но вы должны знать, что скоро она вернётся домой. Я вам даю своё слово.

— Да я вас знать не знаю. На кой чёрт мне ваше слово.

— Вы правы. Но, поверьте, я говорю от всей души. Я даю вам моё слово, что она вернётся домой живая и невредимая. Вам нужно лишь подождать.

— Я жду уже полгода. И получаю только какие-то странные письма от неё и конверты с деньгами от этого… графа, чтобы его. Как подачки голодной собаке.

— Как вас зовут?

— Ольга.

— Слушайте, Ольга, — Михаил взял её за руку, и женщина вздрогнула. — Рина уже очень скоро вернётся. Большего я не могу сказать. Пожалуйста, постарайтесь не падать духом всё это время и ждать.

— Это я и без ваших слов делала, — Ольга выдернула руку и дёрнула плечом. — Спасибо, что дали хоть какое-то понимание, что моя дочь в порядке. Конечно, объяснить вы всё не можете, — куда мне, несчастной глупой женщине, понимать ваши мужские дела. Так что остаётся ждать и надеяться, что вы со своим графом разберётесь так, чтобы моя дочь при этом не пострадала. Надеюсь, что больше я вас не встречу.

С этими словами Ольга развернулась и решительно пошла вперёд. Михаил пялился ей вслед и восхищённо улыбался. О да, Рина определённо была в свою мать.

Михаил отчитался перед графом по возвращении. Тот сидел в кабинете, бледнее обычного, а взгляд его всё время блуждал, пока Михаил говорил. Граф медленно погружался в собственное безумие, и Михаил этому не мешал.

Затем он отправился на кухню, чтобы набрать побольше разных вкусностей, и с ними навестить Рину. Страж замер, почувствовав пистолет, приставленный к затылку.

— Ты не сказал мне, что пойдёшь к ней, — медленно произнёс Дартер, с силой вдавливая ствол в затылок стража.

Михаил застыл, не шевелясь. Безумие и оружие плохо сочетаются. Графа лучше не провоцировать.