— Тогда выпиши премию, и можно отправить её сразу маме. — Сказала Рина, понадеявшись, что это не выйдет ей боком. С другой стороны, граф сам это предложил. Виктор лишь снова хмыкнул:

— Я ошибался, думая, что ты романтичная натура. Да ты самая практичная из всех девушек, что я встречал.

— Приятно слышать, Виктор, — обворожительно улыбнулась ему Рина и даже слегка присела в реверансе. Виктор негромко рассмеялся, а Рина вышла, мягко прикрыв дверь за собой.

«Становится всё интереснее», — подумал про себя граф, глядя хищно на закрывшуюся дверь.

Рина тут же спустилась в архив, взяла отложенные книги и погрузилась в чтение. Первым делом она открыла дневники Циммера. Ей запомнилось содержание ещё с того раза, когда она, ошеломлённая, впервые открыла эти записи. Теперь Рина смотрела на них иначе — это были воспоминания человека, непосредственного имевшего дела с магами. Конечно, в его глазах они выглядели угрозой. Так он о них и писал:

«Маги — это опасный элемент общества. Человек, владеющей силой, противоестественен. Всё в мире устроено так, что живёт в гармонии за счёт энергетических потоков. Тёмные, светлые — они формируют мироздание, и ни один человек не имеет права влиять на них. Маги чудовищная ошибка природы, мутация, что повлечёт за собой конец всего живого. В наше время сила доступна людям с их жалкими и мелочными желаниями. Что хорошего они могут создать? Ничего. Только по глупости своей они могут нарушить порядок и гармонию мира. Только из самых своих низменных порывов они могут загубить жизнь. Человек должен быть человеком, он не имеет права влиять на космическое устройство вселенной».

Рассуждения тирана, начинаясь логически, перетекали в бредовый поток сознания. Тиран будто наполнялся гневом, призывая изничтожить любое явление магического в человеке. Однако вот что Рине показалось странным — Циммер почти не приводит ни одного прямого описания магов, лишь косвенные, искажённые его собственным восприятием. Когда она, наконец, нашла текст, посвящённый личности мага, она кое-что поняла:

«Когда сила захватывает человека — а это неизбежно произойдёт, ведь ни один человек не способен подчинить себе мироздание, как бы ему ни хотелось — человек, охваченный силой, утратит разумность. Сила сожжёт всё живое, человеческое, логическое, оставив лишь саму себя внутри человека. Не важно, будь то сила светлая или тёмная. Она победит человеческое существо. Что будет с нашим миром тогда? Нет, я не могу этого допустить».

— Как странно… — рассуждала девушка про себя. — Он описывает, как маги теряют разум, но мысли его самого и есть самое неразумное, что может быть. Он противоречит сам себе, а слова его… Ненависть его к магам так сильна, словно бы…

Предположение, возникшее в её голове, так поразило девушку, что она чуть не выронила дневник из рук. А что если Циммер сам был магом? Тогда его страх, ненависть, потоки бреда и рассуждения о благе человечества — всё были его внутренние демоны, пожирающие человека, не сумевшего совладать с силой. Тогда это многое бы объяснило. Но почему он скрывал это?

Рина решила, что читать дневники Циммера стоит по-другому. Если её догадка верна, это значит, что перед ней ничто иное как воспоминания самого мага, обуреваемого силой, вышедшей из-под контроля. И влияние силы отражается в тексте. Если смотреть на текст как на шифр, Рина сможет разгадать, как сила влияет на человека, и что она собой являет.

— Пожалуй, стоит провезти подробный анализ, — подумала девушка и вышла из архива, прихватив дневники с собой.

Рина открыла дверь в свою комнату и второй раз за день застыла на пороге от удивления. В лунном свете, что падал из окна, Рина увидела фигуру графа. Он стоял спиной к девушке, рядом с розами, и повернулся, лишь она вошла.

— Подойди, — сказал он ей, а глаза его светились невероятным золотом.

Рина задержала дыхание. Взгляд графа был совсем как в её кошмарах. Но граф лишь спокойно улыбнулся ей и слегка подался вперёд навстречу девушке.

Рина медленно закрыла дверь и подошла к графу. Он приблизился к девушке и произнёс почти шёпотом:

— Значит, не любишь розы… А знаешь ли ты, Рина, что сама пахнешь, как роза?

— Виктор…

Рина неловко отвернулась и положила дневник на кровать. Граф мельком проследил за её движением и сразу заметил, что именно она читала. Но ничего не сказал. Мужчина подошёл к ней сзади и склонился к её шее. Рина замерла. Граф убрал волосы девушки, играя с шёлковыми прядями. Он обжёг ей кожу дыханием, затем втянул запах и тяжело произнёс:

— Каждый раз, когда я рядом с тобой, я ощущаю этот запах. Ты как цветок, красивый, но с шипами. Но знаешь, что самое горькое в этом всём? Что я могу лишь любоваться тобой.

Рина повернулась к графу, что стоял слишком близко, и непонимающе смотрела на него. Он легонько дотронулся до её щеки, отчего девушка вздрогнула. Всё это до жути напоминало мучащие её кошмары.

— Да, — повторил Виктор, — лишь любоваться. Но не могу сорвать.

Виктор тяжело выдохнул, оторвал руку от лица девушки и вышел из комнаты. Рина перевела дыхание. Ей всё это не нравилось.

Рина ворочалась с боку на бок, не желая подпускать сон, что окутывал её своими чёрными щупальцами. Она боялась закрыть глаза и вновь увидеть кошмар, в котором граф пьёт её кровь. Она понимала, что это лишь её эмоции, которые возникли после столь тесного общения. И эта близость, постоянное нахождение бок о боком с человеком, лишающем её сна, изматывала девушку. И сейчас она пыталась перебирать в голове всё что угодно — учебные годы, друзей, семью, болезнь Бетти, Алекса, — лишь бы не думать о Викторе. Она отчаянно пыталась думать о том, каково ощущать прикосновения Алекса, когда проваливалась в сон.

Граф вновь появился перед ней. Его глаза горели так же ярко, а на лице отражался всё тот же голод. Рина ощутила прилив страха, думая о том, что сейчас произойдёт. Граф приблизился к ней и припал к шее. Но вместо того, чтобы укусить, Виктор поцеловал Рину прямо в пульсирующую артерию. Рина замерла на миг от удивления. Её тело вдруг отозвалось желанием на поцелуи Виктора, которыми он стал покрывать девушку — шею, губы, щёки, глаза, снова шею и губы. Она оцепенела и не могла ни ответить ему, ни оттолкнуть, а поцелуи графа становились всё чаще и жарче. Вдруг Рина поняла, что она совершенно голая в руках графа, а его руки гладят её бёдра, грудь, талию, ноги. Она почувствовала, как мышцы внизу сжались.

Виктор навис над ней, раздвинул руками ноги и резко вошёл. По телу Рины разливалось тягучее удовольствие. Это продолжалось долго, Рина мучительно желала оргазма, но он не наступал. Виктор двигался внутри девушки и всё так же покрывал её поцелуями. Рина стонала, но не могла пошевелиться, лишь принимала ласки. В уголке её сознания очень слабо звучал протестующий голос. Там, совсем глубоко, она чувствовала отвращение к тому, что с ней происходило. Но этот голос был так слаб, что Рина не вслушивалась в него, позволяя Виктору делать всё, что он хочет. Он задвигался сильнее, зарычал ей в шею, и тело Рины отозвалось ему. Мышцы внизу отзывались, удовольствие становилось ярче и сильнее, и она желала, чтобы Виктор не останавливался.

Прозвенел будильник. Рина долго не могла открыть глаза, пытаясь успокоиться после увиденного. Она так явно ощущала Виктора внутри себя, что на миг ей показалось, будто это был и не сон вовсе. Но с пробуждением громче зазвучал голос, что лишь шептал о сопротивлении.

Рине стало стыдно. Почему она позволила Виктору делать это с ней, пусть и во сне? И почему она так желала его? Ведь это всё не то, всё неправда. А правда была в том, что она боялась Виктора всем своим нутром и не доверяла ему. И видя его голодный взгляд, думала, что это вовсе не тот взгляд, которого она ждала от любящего мужчины.

За завтраком Рина отстранённо ковырялась вилкой в тарелке и пила кофе. Кусок в горло не лез. Виктор смотрел на неё как-то странно. Девушке даже показалось, что в его словах прозвучала издёвка, когда он спросил: