Только тут Пли заметил над головой провода. Как смычком, поведет сейчас электровоз по ним своими дугами и, набираясь сил, легко помчит состав. Куда там пыхтящему паровозу!

А в вагоне Пахомов радуется:

— Проиграл, ворчун! Будешь разносить чай.

Он ушел, просигналил с площадки отправление и, вернувшись, накинулся на Пли:

— Ты думаешь, что проводник только спит, подметает да чай разносит! А ты лучше бы не спорил со мной, а спросил: что, мол, на вашей дороге сейчас главное? И я тебе отвечу, что не чай, и не пылесос, а электрификация. Гляди в окно, как едем. Летим, а не едем! Видал, какой красавец нас везет? И главное в этой машине — скорость. Сколько, думаешь, едет электровоз до Байкала? Пять суток, как паровоз? Нет, не пять, а всего трое суток. То-то и оно, что один электровоз подменяет четыре паровоза. И при этом, замечай, пыли в вагонах нет, салфетки и шторы чистые, значит, и проводнику работы меньше. Культурная машина!

Разговаривая, Пахомов разливал в стаканы чай. Вскоре они двинулись в обход по вагону. Пахомов нес поднос, а Пли спрашивал, сколько кому требуется. Они заглянули во все купе, кроме восьмого. Дверь там была заперта, и Пли остался посторожить, не попросит ли академик чаю.

И вот, когда Пахомов уселся на служебной койке и принялся пять чай, вбежал растерянный Пли и выпалил:

— Академик просит горяченького!

Пахомов поперхнулся. А Михалыч открыл глаза, приподнялся и зашипел, шевеля усами:

— Четыре куска клади! Ну, скорее мешайте, тюфяки вы эдакие!

Пли схватил стакан и исчез. Вернулся он через несколько минут. Глаза его сияли от восхищения.

— Разложил! — выпалил он. — Так сразу и определил: четыре куска! Просит еще…

Старик вздрогнул.

— Клади пять! — приказал он.

На этот раз Пли долго не возвращался. Михалыч покашливал, застегивал и расстегивал китель.

Пли принес новость:

— Говорит: зачем так много — пять кусков? Еще говорит, чтобы вы, дедушка Михалыч, зашли к нему.

С минуту старый проводник стоял неподвижно.

Потом медленно застегнул китель на все пуговицы, пригладил усы и удалился — прямой, как телеграфный столб.

Никто не знал, какой разговор происходил за дверью восьмого купе. Только когда старик вышел в коридор, усы у него победно торчали вверх.

Пли стал героем дня. Он важно развалился на своей полке, а старик принес ему сначала леденцы, потом стакан сверхсладкого чая и, наконец, старые щипцы, какими контролер пробивает билеты.

Мы тоже старались угодить Пли и подкладывали ему то пирожок, то халву, надеясь, что он вот-вот раскроет секрет академика.

Но Пли на наши вопросы сказал:

— Я ведь тоже могу разложить чай. В этом стакане, например, пять кусков.

И пораженный Михалыч подтвердил:

— Точно, пять!

— Да что там чай! — воскликнул Пли. — Вы знаете, что мы едем по сибирской платформе? Здесь на каждом шагу — клады, и академик сказал, что он должен изучить эту платформу и указать, где находится уголь, где железо и где нефть…

Нам, конечно, хотелось поговорить с академиком о его редкой специальности. Но мы рассудили так. Стоит ли отнимать хоть одну секунду у человека, если он думает сейчас о четырнадцати новых научно-исследовательских институтах и одном будущем сибирском университете, обо всем городке науки на берегу Обского моря и о вахтере Михалыче в том числе! Кто знает, может быть, он решает, куда послать сейчас отряды геологов? А может быть, он составляет задачу для счетных электронных машин? Да разве мало и других важных дел у академика, который должен изучить всю Сибирь! Подумайте только: всю Сибирь, территорию побольше, чем Австралия.

На одной остановке к нам заглянул начальник поезда и сказал:

— Не волнуйтесь, граждане пассажиры, — на дороге окно. Все поезда ждут полтора часа. Но это время мы потом нагоним.

— Что такое окно? И почему, когда окно, все поезда стоят? — в один голос спросили мальчишки.

Но начальник был уже у другого купе и говорил то же самое, прибавив только, что в поезде испортилось радио и ему приходится сто раз повторять одно и то же.

Мы выглянули из вагона и увидели вдоль дороги железные столбы, между которыми свисали провода. А на столбах и на проводах работали люди. Один на корточки присел, другой во весь рост стоит, третий на перекладину столба лег, ногами ее обхватил. У всех в руках инструменты, а от пояса к проводу тянется предохранительная цепь. Высота — в три этажа.

— И все-таки, что же такое окно? — недоумевал Пли.

Я рассказал, что такое «окно» на железной дороге.

На больших станциях сидит диспетчер — командир дороги. Он принимает по радиотелефону донесения от дежурных со всех станций и отдает им приказания. Диспетчер дорожит каждой секундой и следит, чтобы ни один поезд не опоздал.

И вдруг этот точный и аккуратный командир приказывает: «Всем поездам без исключения в таком-то месте задержаться и стоять полтора часа».

Что случилось? Может быть, авария? Нет, это и есть «окно».

Только одному поезду разрешает диспетчер нарушить запрет. Вот какой этот поезд: паровоз, платформа с металлическими столбами и подъемный кран на колесах. Машинист тормозит, кран цепляет опору и ставит ее в яму рядом с рельсами, и строительный поезд спешит к другой яме. «Быстрее, быстрее!» — торопится машинист. Ведь «окно» для работы — всего полтора часа, и ни одной лишней минуты.

А следом за поездом катит дрезина с платформой. На платформе закреплен барабан — огромная деревянная катушка. Вертится катушка и разматывает не нитку, не веревку, а алюминиевый провод. Рабочие привязывают этот провод к канату, что лежит вдоль пути. Натянут потом канат между столбами, и взлетит провод над рельсами.

Вот и весь рассказ про «окно» на дороге.

Пока мы разговаривали, к составу прицепили сразу два тепловоза. Прогудели они и помчали нас легко, словно пустой трамвайчик.

В окно мы увидели монтажников: они закрепляли на столбах провода. Задержанные составы мчались с бешеной скоростью прямо под ними, на запад и на восток. Машинисты знали, что электрификация дороги — большая стройка, стройка в несколько сотен километров, и не сердились на опоздание в полтора часа.

Вошел снова начальник и повесил в коридоре вагона такой плакат:

Здравствуй, Братск! Мы приехали!

Так вот какие у тебя городские ворота — скромный низенький вокзальчик. Впрочем, этот деревянный домик временный. Будущее — впереди. Вот оно, на картине, которая висит прямо на улице, над входной дверью. Перегородившая Ангару плотина, голубая гладь с барашками волн, и режет воду белый пароход. Железнодорожный вокзал художнику, очевидно, не удалось вместить. Без всякого сомнения, через несколько лет он будет большой и торжественный.

Едва мы перетаскали вещи с платформы на автобусную остановку, как из-за поворота вынырнула бойкая желтая машина. Шофер распахнул дверцу, сам втащил два рюкзака и обрадовался, узнав, что мы едем в поселок Зеленый городок.

— Насовсем? — спросил шофер и, не дожидаясь ответа, улыбнулся. — Правильно!

И сразу же мы окунулись в лес и покатили по красной дороге. На глиняных ее откосах доцветали крупные, почти с кулак, фиолетовые подснежники. Издали они были похожи на чернильные кляксы.