Алиса резко поднесла нож к собственному горлу:

— Я могу прямо сейчас убить себя, и тогда вы уйдёте ни с чем. Я не боюсь.

— Серьёзно? — «Крокодиловый» сделал шаг вперёд и надавил на нож. Алиса испуганно вскрикнула. Кровь потекла по шее. — Если ты думаешь, мелкая дрянь, что мы уйдём ни с чем, ты глубоко ошибаешься. Прямо сейчас ты отдашь нам оригинал и все копии документов. И только попробуй сказать, будто не понимаешь, о чём речь.

— Не понимаю, — она дерзко улыбнулась.

«Крокодиловый» отпустил руку, наклонил голову.

— Не хочешь по-хорошему. Твоё право.

Третий ослабил морковный галстук, выскочил из-за спины «Крокодилового», как чёрт из табакерки, схватил Алису за волосы. Нож выпал. Алиса потянулась к пальцам «Морковного», пытаясь ослабить хватку.

— Я сниму с тебя скальп, — пообещал он, — живьём… если ты не отдашь документы. Но сначала поиграю с твоими сыновьями. Люблю мальчишек, знаешь ли. — Потащил её в сторону комнаты, выкрикивая имена мальчишек. — Не отзываются. Спрятала? — Намотал её волосы на кулак, обратился к «Розовому». — Зови. Скажи, у нас тут ретивая лошадка.

Ретивая лошадка, ретивый жеребец. Такими словами вызывали водителя. Именно он убил парня, которого Алиса не смогла спасти от Караэса.

Хватка усилилась. От боли у Алисы брызнули слёзы. Она стиснула зубы и попыталась выровнять дыхание. Не сдаваться. Ради детей.

В дом вошёл мужчина. Самый худой. Его галстук был чёрным. Насвистывая лишь ему известную мелодию и поигрывая поднятым с пола ножом, он приблизился к Алисе вплотную и зашептал:

— Разве парни были с тобой грубы? Не думаю. Но раз позвали меня, значит, ты слишком несговорчива. А жаль. Нам ведь всего-то нужны бумажки.

Последовал удар в живот. Дыхание спёрло. Внутри разгорелся пожар. Алису отпустили. Она согнулась пополам и тут же получила кулаком по спине. «Морковный» с силой её толкнул. Алиса упала. С трудом перевернулась с живота на спину и увидела нависающий над грудью ботинок «Чёрного».

— У меня короткие разговоры, — сказал он, расставив руки, словно крылья. Мазнул подошвой по её щеке. — У нас есть два варианта. Либо ты сама отдашь бумажки, либо их найдём мы. Для тебя станет лучшим выходом первый вариант. Ну так что? А, может, всё же поискать детишек?

— Их здесь нет.

«Чёрный» махнул рукой остальным, велел начать поиски. Затем опустил ногу на грудь Алисы, слегка надавил.

— Пока ты чувствуешь лишь дискомфорт, но, если я захочу, ты ощутишь адскую боль.

— Мне всё равно.

— Всё равно? А если я буду избивать твоих мальчишек?

— Их здесь нет.

— Я умею искать.

Пощёчина, вторая, третья. Лицо воспламенилось болью. Наконец, Алису оставили в покое. «Розовый» загораживал выход, всё также держа наготове кастет, но её больше никто не бил. Алиса медленно стёрла кровь, отползла к стене.

— Не шевелись, — велел «Розовый».

Она и не собиралась.

Перерыли всё. Грохотали мебелью, звенели посудой. Один искал детей, двое других — документы.

— Похоже, дети гуляют, — сказал «Чёрный». — Значит, подождём. Что у вас? Нашли все копии?

Ответил «Морковный»:

— Пока только флешку. Хорошо спрятала, с…ка.

— Должно быть ещё. Она перестраховалась, — харкнул на детский стол.

— А ты не думаешь, что детей она к кому-то отправила? — спросил «Крокодиловый». Может, и документы с ними?

— К кому? У неё никого не осталось, — фыркнул «Чёрный». Это место последний приют. Она одиночка. Нет. Дети здесь. Она их защищает. Могут быть у соседей, но рано или поздно они вернутся. А пока ищите. Не могла она спрятать одну флешку. Должно быть что-то ещё. Но вот дети… — «Чёрный» задумался. — Может ты и прав. Никаких следов нет. Может, их сбила машина или ещё где подохли? Неважно. Подождём, на всякий случай.

Изрезали обои, искромсали все найденные книги, откололи кафель на кухне. «Чёрный» вернулся к Алисе. Она сжалась. Непроизвольно. «Чёрный» довольно улыбнулся.

— Всё-таки боишься. Хорошо. Где документы?

— Разве вы их ещё не нашли?

— Смелая? Мы не идиоты! — гаркнул «Чёрный». — Где остальные копии? Где спрятала ноут? И не говори, что у тебя его нет. А может… ты отдала его детям, с…ка?

И снова удар в лицо. Алисе показалось, её лишили носа. Но нет. Он был на месте. Только кровил.

— Мы дождёмся твоих сосунков, и тогда ты поплачешь… — Обернулся и крикнул. — Продолжайте поиски!

— Я тут подумал…

«Чёрный» взглянул на «Розового». Тот продолжил:

— Она не обязательно всё спрятала в доме. У неё ещё есть дивный сад. Поискать?

— Нет. Я сам. А ты следи за ней. И кастет держи поближе.

— Он всегда со мной.

«Чёрный» вышел за дверь и столкнулся с соседкой.

— У вас… всё хорошо? — спросила та, улыбаясь.

— Жить хочешь?

— Ч-ч-что?

— Твои там? — указал кивком на мальчишек, выглядывавших из-за угла дома.

— Ч-ч-что?

— Ты тупая?

— Я… я вызову…

— Полицию? Тогда твоим детям хана. Хочешь рискнуть? — схватил за горло. — Или тебе нет дела до жильцов этого дома? — надавил. Женщина захрипела. — Ну так, что? — Отпустил.

— Я… я просто проходила мимо. Я… я ничего не видела.

— Правильно. Кстати, не подскажешь, где сыновья Сафьяловой?

— Не знаю. Мы… мы только утром приехали.

— Точно утром?

Она прокашлялась и кивнула.

— Иди.

Соседка бросилась к своему дому и спешно увела мальчишек внутрь.

«Чёрный» снова улыбнулся. Людская трусость его забавляла.

Он перерыл весь сад, уничтожил цветы и разбил клумбы, но нашёл то, что искал. Стряхивая землю с файлов прямо на Алису, засмеялся, а затем сказал:

— Спасибо. Спрятала хорошо. Теперь ты свободна. Хотя нет. — Позвал «Розового», попросил кастет и ударил под рёбра.

А где-то совсем в другом мире Маша «летала» по комнате, изображая Супермена. Братья смеялись.

Чёрный ударил Алису снова. А потом ещё раз. Журналистка почувствовала, как её внутренности разрываются.

Ступив на мост, Наталья погрузилась в детство, в дни беззаботности, уюта и надёжности. Когда мама была жива, всё было по-другому. Нелюбовь отца воспринималась легче и спокойнее, потому что её с лихвой перекрывали мамина забота, ласка, доброта.

Мама.

Рядом с ней Наташе хотелось быть лучше. Она действительно чувствовала вину, когда подставляла Карину, искренне извинялась за проступки и плакала по-честному, а не напоказ.

Мама.

Была она, и был мир, принимавший Наташу. Её не стало, и весь мир полетел к чертям.

Самым любимым местом всегда оставался этот мост: что в детстве, что сейчас. Об этом никто не знал, но именно сюда Наташа приходила после каждого сезона. Жалости к умершим не испытывала, сострадания к их семьям тоже, но здесь становилось совсем хорошо. Наташа приезжала сюда глубоким вечером и разговаривала с призраком мамы. Саму себя убеждала в её поддержке. А ещё она просила помощи у призрака — молила изменить отношение отца.

Наталья могла долго стоять у одного из львов и не только представлять, но и видеть живую маму, рассказывающую удивительные сказки об античности. Она смотрела в мамины глаза, живые настоящие, глаза, обещавшие не только свою любовь несмотря ни на что, но и любовь отца. И верила любимому взгляду.

Из года в год вера слабела. Мамины глаза, застывшие в памяти, по-прежнему сияли эмоциями, теми, которых Наташе так не хватало в реальности. Но отец оставался холоден. Он не понимал её, не пытался понять и не давал и малейшего шанса в Игре. Ей надоела роль администратора, до жути, до крика. До убийства. И, держа Алину за горло, выдавливая из неё последние хрипы, Наталья радовалась. И снова верила. Верила в то, что теперь отец посмотрит на неё по-другому. Тогда она ещё думала, что он может встать на её защиту, как это делал с младшей дочерью. Наталье казалось, что они должны, обязаны стать ближе, ведь, наконец, оба замарались кровью. Разве не этого он ждал от любимицы Карины? Она оказалась на это не способна. Но Наталья убила. Взаправду. Собственными руками. Она это смогла. Однако долгожданной поддержки не произошло. В глазах отца она, как всегда, всё сделала неправильно.