Почему же тогда папа так ненавидел Наташу? Ведь он её именно ненавидел! Откуда столько злости, агрессии? Почему он отзывался о ней так грубо?

Эти мысли не оставляли Карину в покое всё то время, пока он сыпал убеждениями, мягко переходящими в угрозы, говорил, что подумает о том, чтобы лишить её доли в фирме, если она не согласится уехать.

Карина не соглашалась. Снова попыталась поговорить откровенно, намекнула на угрожающую ему опасность, сообщила о встрече с детективом. Воспринял спокойно, будто ему нечего было скрывать. Но ему было что! Иначе к чему такая спешка?

Когда она приехала в отчий дом, квартиру, где они жили все вместе, пока не умерла мама, он сразу протянул ей скан электронного билета в Новгород. На вокзале тебя встретит человек, говорил он, выдаст следующие инструкции.

Всё так таинственно и так страшно. Карина терялась в эмоциях. С одной стороны, ей передавалось его нешуточное беспокойство. С другой, раздражало, бесило, унижало такое отношение. Она давно выросла, а он вёл себя с ней, как с ребёнком. И папа оскорблял Наташу!

Не думай о ней, я сам разберусь с её проблемами, бросал он словами, но при этом совершенно ничего не объяснял! Как же Карина устала от тайн! Как же ей всё осточертело!

Они разругались вдрызг, когда она сорвалась, прямо спросив про игру «Соседи» и участие Наташи. Он рыкнул ей, что, не зная об игре, она останется целее.

Карина стала набирать сестру и пообещала папе сегодня же встретиться с ней в их тайном месте. Затем, громко хлопнув дверью, вылетела из квартиры.

Теперь она брела по Банковскому мосту. Это было их любимое с Наташей место. В детстве они с мамой, папа практически всегда был занят, приезжали сюда и гуляли по каналу Грибоедова, любовались храмом Спаса на Крови, Казанским собором и домом Зингера. В последнем мама часто покупала им сказки — большие книги с иллюстрациями. Многие сохранились до сих пор. Лежали на антресоли.

Прогулка по мосту превращалась в настоящее временное путешествие. Мама рассказывала легенды о крылатых львах и богах древней античности. И так живо рисовала образы, что дочери верили. Карина в меньшей степени, а Наташа заслушивалась. Когда-то она была такой наивной и романтичной. Даже мечтала о прекрасном воине в повозке, запряжённой этими самыми львами. Куда исчезла та девочка?..

Карина надеялась, здесь, в этом сказочном месте, наполненном большим количеством добрых воспоминаний, ей всё же удастся воскресить ту маленькую фантазёрку и поговорить с ней по душам.

Фурский был зол и винил во всём старшую. Его сжигал страх за Каришу. Честный разговор с сестрой не мог закончиться хорошо. Только не для неё. Обе чересчур влекомые эмоциями, но Наташа ещё и агрессивна. Поэтому она так хотела быть в числе игроков. По этой же причине Олег выступал категорически против. В Игре нельзя поддаваться панике, опасениям, сомнениям. Чувствам. Трезвый взгляд, холодный расчёт, адекватный азарт — они ключ к успеху.

Он попытался дозвониться старшей, но дочь сбрасывала, вселяя в него всё большую тревогу. Карина тоже не брала. Олег не мог сидеть на месте, достал пистолет, на всякий случай, и вызвал водителя, попутно перебирая в памяти все места, какие дочери могли считать своей тайной. Для него подобных не существовало, он знал всё о своей семье, но от этого легче не становилось. Мест было слишком много, а времени слишком мало. Что, если он не успеет?

Водитель объехал пробку — гнал прямо по тротуарам, отшвыривая клаксоном прохожих в стороны. Фурский включил внутри себя Нулевого — знатока людей и их поступков. В памяти завертелись шестерёнки, задрожали обрывки прошлых лет: картины радостных событий и печальных моментов.

Перед глазами возникла жена. Не безмолвная на холодном полу, а живая, искрящаяся счастьем. Она улыбалась, помогая девочкам надеть куртки. Они собирались погулять по городу. Это был выходной, но Олег предпочёл остаться дома. Игра только-только начинала давать свой богатый урожай.

— Конечно! И как я мог сразу не понять?!

Резкий поворот руля, машину чуть занесло, беременная женщина едва успела отскочить в сторону, но Фурскому было всё равно. Он велел надавить на газ и ехать на канал Грибоедова.

Наталья не желала встречаться с Кариной. Она считала сестру предателем. Но когда та обронила, что отец хочет отослать её подальше и винит в этом Наташины проблемы, захлестнула обида. Отец хотел её выбросить, а своего ангелочка спрятать?! Нет. Не выйдет!

Ей снились дети. Алиса закрыла глаза всего на десять минут, а уже погрузилась в другой мир. Там не было опасности в лице Светилова и его прихвостней, не звонила Селивёрстова, давя на совесть, не грохотало сердце, громче раскатов грома, а милые сердцу игрушки не опускались на груду промокшего мусора. В той реальности мальчишки носились по двору, а она любовалась ими в окно на кухне. Ветерок шевелил тюлевые занавески и дышалось легко и бесстрашно.

Вдох. Выдох.

Сон покинул. Но открывать глаза Алиса не хотела.

Вдох. Выдох.

Пустая комната, пустой дом.

Она заснула на Мишиной кровати — она так с ней прощалась, впитывая память простыни, на которой он вертелся ужом, подушки в наволочке с машинками — он сам её выбрал. Вдыхая аромат детского шампуня.

Открыла глаза. Ни машинок, ни постельного белья. На стене часы с замершими стрелками. Не спала она никакие десять минут. Она вообще не спала.

«Я схожу с ума», — кольнула мысль. Алиса услышала детские крики. Узнала мальчишеские голоса, выбежала за дверь и застыла. Это действительно были дети. Но не её. Соседские.

Она бы так и стояла, глотая слёзы страха и одиночества. Всем сердцем, душой и каждой клеточкой ощущая материнскую боль. Но вдали показалась машина. Слишком пафосная для этих мест. Слишком громко рычащая для уютной и тихой местности.

Бандиты не скрывались. Не таились. Да и зачем? За ними стояла семья Светилова, угроза любому журналисту. Алиса вбежала обратно, закрыла дверь, подперла её стулом. Знала, что это не поможет, но руки не слушали мозг. Создав никчёмное препятствие, они начали искать оружие. Маленький кухонный нож спрятался в правой руке за спиной. Беглый взгляд по комнате, следующей, снова в кухню. Вроде всё хорошо. Следов детей нет.

Алиса медленно отдёрнула штору, оценила ситуацию. Автомобиль приближался неотвратимой чернотой. Из салона показались трое, ещё один сидел за рулём. Четверо. Разбираться с ней, хрупкой женщиной прислали четверых здоровяков. Каждый выглядел более, чем импозантно, при глаженных костюмах и галстуках. С виду и не скажешь, что за вполне доброжелательными лицами скрываются головорезы. Но Алиса отлично знала тех, кто стоял на пороге. Эта троица появлялась там, где текла кровь.

Она их видела.

Не стала ждать, пока рука одного из них коснётся звонка. Приоткрыла дверь.

— Добрый день. Вы ко мне?

Дверь пихнули. Стул отлетел в сторону, шмякнулся о стену. Алиса сделала шаг назад. Люди Светилова отличались лишь цветом галстука, а так даже выглядели, будто братья, хотя, конечно, это было не так. Тот, что надел зелёный, крокодиловый, протянул руку и оскалился улыбкой.

— Вы легендарная журналистка Сафьялова? Тогда мы к вам. Хотим… кое-что забрать, — руку сразу же убрал, не дождавшись пожатия. Его жест ничего не значил.

Алиса, держа правую руку за спиной, а левую, сжимая в кулак, ответила:

— Я давно не работаю в журналистике. Не знаю, чем могу помочь.

— В первую очередь бросьте нож, — произнёс «Крокодиловый». — Не стоит начинать беседу враждебно. Мы вам не угрожаем, так зачем вы так нас встречаете? Некрасиво.

Алиса хотела отшутиться, спешно принимая решение, как поступить с ножом. Бросить, воткнуть в говорящего или…

Человек с розовым галстуком закрыл дверь, облокотился на неё, достал из кармана кастет. Улыбнулся. Его улыбка не предвещала ничего хорошего. Желваки заходили ходуном на лице. Улыбка погасла и снова появилась. «Розовый» выглядел безумным.