Ирма обвела присутствующих взглядом. Никто не смотрел в её сторону. Её избегали. Её презирали. Её ненавидели.

Часть приза Агнецкую тоже не устраивала. Часть — это не половина. Тоже немало, но и недостаточно: накопленные финансы подходили к концу. Да что там накопленные? Ирма никогда не копила. Тратила, шикуя, довольствуясь лишь лучшим, точно зная: деньги придут. Пункт 29. Нулевой обязуется по завершении сезона распределить между участниками Игры остаток от общей суммы банка, внесённой в начале сезона. Остаток был всегда, и это было приятным бонусом для новых участников. Именно поэтому два года назад Ирма подписала договор с Нулевым. Деньги, полученные за одно лишь участие, что может быть приятнее? Но… Пункт 29.1. В случае нарушения одного из правил Нулевой принимает решение о необходимости включения данного игрока в распределении остаточных финансов. Если Нулевой захочет, она не получит ничего.

Ирма снова взглянула на участников. Каждый был занят одним и тем же: смотрел куда угодно, но только не на неё. Каждый терзался ожиданием.

Вариант о восполнении финансовых пробелов Агнецкая даже не рассматривала. Конечно, она могла бы попросить помощи у мужа, ведь он сдувал с неё пылинки и явно не был бы в восторге, узнай, в какой ситуации она оказалась. Но… Пункт 33. Участники не имеют права сообщать какую-либо информацию об Игре семьям, друзьям, близким. Нарушение пункта влечёт к расторжению договора. Ирма не могла нарушить сразу два пункта. Последствия могли быть непредсказуемыми. И смерть в этом случае, пожалуй, была бы, самым предпочтительным исходом. Только Агнецкая почти не рассчитывала на смерть. Слишком счастливый финал для Игры. В эту минуту она почти завидовала Ларе и ненавидела её за свою собственную ошибку. Мечта убить красавицу принесла одни проблемы, и виновата в этом была шатенка с каре.

Ирма ненавидела шатенок.

Первый особо не печалился. Свои деньги он всё равно получит, а что там будет с Ирмой его мало волновало. Но это лишь с одной стороны. С другой, он отлично знал правила и помнил: Пункт 6. Решение об условиях, повлиявших на ошибку, в случае доноса одного из участников о намеренной ошибке, принимает Нулевой. И в случае подтверждения намеренной ошибки выплачивает доносчику сумму в двойном размере от изначальной части финансов по системе распределения. Первый серьёзно задумался на этот счёт. Ему, как Мистеру Обаяние без денег было никак нельзя. Женщины привыкли к его дорогим подаркам. А он привык к женщинам. Разве он мог лишать себя и их такого наслаждения? Первый погрузился в глобальные размышления. Могла ли Агнецкая специально убрать Лару вместо Ольги? И если нет, можно ли доказать обратное?

Второй сжимал портфель. Он всегда был с портфелем. Злился. Он мог бы сам убить Ольгу и тогда не пришлось бы сидеть здесь, в ожидании. Но он испугался ошибки. Он был не уверен. А почему? Скосил глаза на Первого. Мистер Обаяние забирал лоты, уводил из-под носа, лишая его, Второго, возможности узнать информацию. Топтал его уверенность.

Второй возненавидел Первого с первой совместной игры и сейчас ненавидел лишь сильнее. Из-за него он упустил приз. Из-за него он до сих пор не мог позвонить матери и сказать через сколько вернётся. А мама любила точность. Мама за него боялась. Второй не хотел расстраивать маму: когда она расстраивалась, то становилась невыносимой. Сделал глубокий вдох и открыл портфель. Последующие десять минут застёжка то и дело щёлкала.

Третий и Пятый периодически встречались взглядами. Со стороны могло бы показаться, что они поддерживают друг друга, сочувствуют. Что они едины в своём горе. Но на самом деле это было не так. В головах участников звучали разные голоса и рождались совсем непохожие мелодии. У Третьего — боль, скорбь и отчаяние исполняли что-то из Моцарта. У Пятого — ненависть, страх и боль стучали барабанами.

Когда раздался долгожданный звонок, дрожь прошлась по телу каждого. Одинаковый для всех сигнал взорвал мысли, чувства.

Заставил потерять ощущение безопасности не только Ирму.

Первый боялся сделать неправильный выбор. Всё-таки донос — это не шутка. Возможны последствия.

Второй боялся убить Первого, потому что из-за него лишился приза и до сих пор не позвонил матери. Он с ужасом представлял, что его ждёт дома, не зная, чего же страшится сильнее: её или того, как чешутся руки раз и навсегда стереть с лица проклятого Мистера Обаяние.

Ирма потела. То ли из-за лишнего веса, то ли из-за страха. Её сердце совершало немыслимые кульбиты, пока мозг судорожно искал ответ на вопрос: как поступить.

Пятый смотрел на шарф Третьего и боялся. До жути, до дрожи. Боялся не сдержаться и набить морду Третьему, ведь Ольга в показаниях рассказала, что Лара была напугана мужчиной с серым шарфом. Видимо, поэтому она и легла в номере Ольги. Лара, его Лара боялась новенького. Из-за новенького она умерла. Пятый сжал кулаки и с трудом отвёл взгляд. Он знал правила. Пункт какой-то там запрещал драки между участниками на месте действия. Нарушение пункта влекло за собой не только расторжение договора. Пятый ненавидел Третьего и дуру Ирму.

Третий закрыл глаза, и перед ним сразу появилась Лара. Невысокая и стройная. В красных туфлях. Она подняла свою тонкую руку, провела по волосам, изумительному каре, а затем помахала ему, мужчине с серым шарфом.

Третий хотел плакать.

Мобильный продолжал кричать, а игроки не решались ответить. Не выдержала Ирма.

— Да ответьте уже ему! Кому он звонит? Возьмите трубку! — отошла от окна и бессильно прижалась к стенке.

Участники уставились на Ирму.

Сигнал раздавался из её сумки.

Больше, чем стоять у плиты, больше перепалок с родителями, Александра Селивёрстова ненавидела лишь бездействие. Сидеть, ожидая интересного дела ей было невмоготу. Получив сотню разочарований от сеансов по скайпу, теперь, услышав про необычное преступление, она гепардом рвалась в бой и уже спустя час — проклятые пробки — взбегала по ступеням к нужной квартире.

В истории заказчиков было полно любопытных моментов. Во-первых, возраст умершей. Во-вторых, причина этой самой смерти. В-третьих, совпадение адреса с тем, где неожиданно умер отец клиентки, Нильской Вероники Давидовны. В-четвёртых, упоминание неких соседей, по словам матери Нильской, именно этих неизвестных личностей боялся её покойный муж. Как-то по-пьяни он предупреждал о них жену.

Александра подошла к двери, расположенной в левом углу этажа, полная уверенности: дело будет увлекательным. Интуиция, для кого-то несерьёзная причина, а для неё живая верная подруга улыбалась широко и открыто, подгоняя в направлении загадок.

Селивёрстова подняла руку, чтобы дать звонок, но дверь уже распахнулась. Встречало всё семейство. Троица смотрела, не отрывая глаз. Нильская сжимала в руках зелёную тетрадь. Александра обратила внимание на одежду — летнее зелёное платье, зелёный ободок на волосах. Милые тапки с влюблёнными крокодильчиками. Тоже зелёные. Крокодильчики были на тон темнее фона. Нильская своим зелёным напоминала лягушку. Заблудившуюся. Вся её поза говорила о неуверенности. На лице отражались страх и робость.

— Спасибо, что приехали, — попыталась улыбнуться Манина Раиса Павловна, мать Вероники. — Мы… вы… очень нас выручили, — произнесла зажато и тоже сцепила руки. Детектив обратила внимание на её маникюр ровный идеальный. Непритязательного цвета сгущёнки.

— Вам дать тапки? — слово взял единственный мужчина. Потянулся к тумбочке, вытянул из череды одинаково белых одну пару. Поставил у ног Александры.

— Не люблю тапки, — честно призналась детектив. — Куда пройдём?

— Белые, как у покойника, — тихо произнесла Вероника. — Я бы тоже от таких отказалась, — опустила взгляд на своих крокодильчиков.

Александра невольно испытала симпатию к собравшимся. Особенно к Веронике. Было что-то в ней близкое сердцу. Что-то странное.