Чем дольше Александра слушала Манину, тем больше сочувствия испытывала. Раиса Павловна продолжала лелеять образ своего Давидушки, понимая, каким чудовищем муж был с самого начала. Его настоящее «я», мрачное и жестокое, было известно с первых недель знакомства, но Манина прикрывалась от страшной правды своей безграничной и наивной любовью.

«Глубоко несчастная женщина, — подумала про себя Александра, когда витиеватыми путями всё-таки дошли до сути. — Она настолько ослепла от чувств, что обманывала не только себя, но и собственную дочь».

В такие моменты детективу становилось по-настоящему страшно. Любовь, как бы её не воспевали деятели искусств, сколько бы прекрасного о ней не говорили пары, прожившие в счастливом браке десятилетия, по сути являлась ядом для каждого. Одних он лечил, других калечил, а третьих убивал. Яд действовал на всех, но не все это осознавали, мало кто задумывался о собственных чувствах. О том, на что готов пойти ради этой самой любви и какие границы готов размыть.

Александра поймала взгляд Бриза и неожиданно для себя внутренне сжалась: недоступность, непоколебимость, собственная вера её предавали именно в эту минуту, заставляя признаться себе в том, что собственные размышления — пустое, а все муки ада не страшны, любые последствия ничтожны, если сердце горит любовью, если двое нашли друг друга. Неважно, какие проблемы будут потом, и сколько слёз прольётся позже. Главное — побыть счастливой, хотя бы недолго, хотя бы миг.

Саша опустила глаза, борясь с эмоциями. Она вспомнила Диму. Его тёплые прикосновения и настойчивые губы, насмешливые глаза и широкую улыбку.

Запах потного тела в моменты ласк и аромат парфюма проникли в воздух и окружили Сашу. Горячие споры до бешенства и холодные ссоры возникли перед глазами. Сменялись кадры недолгих отношений, внося сумятицу в мысли, внося сумятицу в сердце. Моменты нежности ранили душу, пугая яркими ощущениями, словно только вчера Саша воском плавилась в объятьях Димы, через минуту ненавидя себя за эту слабость.

Дима оставался её страстью, болью и страхом — надеждой и врагом пугливого сердца.

— Нельзя взять и вычеркнуть из жизни любимого человека, — донеслись слова Маниной, и детектив вернулась в настоящее, мысленно соглашаясь с Раей. — Каким бы нечестным и паршивым Давидушка не был, невозможно так просто избавиться от чувств. Я подозревала опасность в его переписках, я понимала: хорошим это не кончится, но… но я сроднилась с ним душой и телом, я сделала его своей частичкой. Я… я проклинаю день нашей встречи, проклинаю себя за доверие, ненавижу свою любовь к нему, ненавижу собственное сердце, ненавижу себя! — Манина уже кричала, и в этом крике душа рвалась нескончаемой болью. — Я знала об изменах и молчала! Я рисовала его идеальным семьянином, оправдывая грубости и нахальство, находя сотни причин, для чего остаюсь с ним рядом! Он ведь так любил нашу дочь! По-настоящему любил! Я не знаю человека, способного так заботиться о ребёнке, как это делал Давидушка. Я… ненавижу его…

Последняя фраза и Раиса Павловна сползла по стене. Ника, сидевшая рядом с мужем, вскрикнула и вскочила. Иван бросился к Раисе Павловне. Он отвёл еле держащуюся на ногах женщину к дивану, уложил и долго держал слабую руку в своих, не в силах понять масштаб её горя.

Максим обнимал Нику. Александра молчала. Никто из них не знал, какой удар Манина наносила себе произнесёнными словами, а она избивала себя в кровь, в мясо, признавая очевидное для каждого, но не для собственного сердца. То, что было с Давидом было не только оголтелой любовью, безумной и странной, но и тем, в чём так не хотелось признаваться — любовь была бесконтрольным эгоизмом, прикрываемым Раей нуждами Ники.

Жмурясь от душевной боли, глотая слёзы горькие, как можжевельник, Раиса Павловна просила прощения у дочери.

А где-то совсем с иными чувствами и другими мыслями Третий безумным взглядом обжигал тело Ники-Лары на фото в Сети и мечтал о новой встрече с любимой, пока его жена Ася, прощённая за резкие эмоции по пустяку со стрижкой, месила тесто для пирога.

С трудом успокоившись, Раиса Павловна сообщила, где спрятан телефон мужа, и пока детектив вместе со следователем изучали записи, она представляла Давидушку. Он, как всегда, стоял спиной у облюбованного окна и думал о своём, держа в одной руке бутылочку с пивом, а в другой — её сердце. Она хотела бы спросить, почему он оказался так жесток к ней и к Нике, почему изменял и играл с её чувствами. Хотела бы… Но зачем? Он забрал свою тайну. Возможно, это и к лучшему. Манина не желала выяснять причины его каждодневной лжи и неискренности. Боялась почувствовать себя ещё глупее, чем сейчас.

— У него есть документ. Зашифрованный, — заметила она, когда секреты мужа перешли к посторонним. — Я знаю код. — Поднялась с дивана.

Александра протянула телефон.

Рая улыбнулась с нежной грустью:

— Ласточка. Он называл нашу девочку ласточкой.

Ворд открылся, и перед Александрой возник уже знакомый договор, записанный по памяти. Да, жестокая Игра зияла ранами — многих пунктов не хватало, но они и не требовались. Дрожь и без того пробирала тело, а фанатичная страсть к убийствам чувствовалась в каждой строчке. Нулевой, кем бы он ни был, обладал поистине пугающим хобби.

Детектив перешла на другую страницу и обнаружила список из английских букв, идущих не по алфавиту, цифр, запятых, многоточий, скобок и других символов.

— Вы знаете, что это? — спросила Саша у Маниной.

Та помотала головой.

Увиденное напомнило Александре дело Шифровальщика (подробнее читайте в «Полярных чувствах»).

— Я кажется… знаю, — прозвучал тихий голос Ники. — Папа мне вроде бы рассказывал.

— Доченька…

— Всё хорошо, мама. Он был пьян и много говорил. Обычно я не воспринимала его всерьёз, но, когда он начал повторяться… — Ника достала из вещей, так и не уехавших на дачу, зелёную тетрадь и прижала к груди. Повторила. — Когда папа начал повторяться, я решила записать его слова. Вот. — Раскрыла на нужных страницах.

Александра ещё раз взглянула на записи:

Е А» 1000900803, ^ Db 23,4. 12. (st. adm. «F^»), ~ $, mnit, af * № 3

Вслух зачитала получившуюся расшифровку:

— Елена Аистова 1983, проживает на улице Дыбенко 23,4.12 работает старшим администратором Фитнесс Хауса, страсть к деньгам, мнительная, боится пауков номер 3.

Александра победно взглянула на Ваню и вернулась к записям.

Ниже в зелёной тетради раскрывались ещё четверо, среди них Агнецкая и долгожданная личность Нулевого.

Александра вспомнила слова бизнесмена:

«Страх — это то, что делает нас уязвимыми. И я стараюсь приручать свой собственный страх».

«И поэтому создал Игру, — догадалась Александра. Сравнение Фурского с противным червём теперь казалось идеальным.

— Из-за этого Давидушку и убили? — Глаза Маниной полнились ужасом. — Из-за этих записей?

— Думаю да, — ответила Александра. — Ваш муж нарушал правила, за что и поплатился.

— Но, если так, почему Фурский взял его в Игру? — задал резонный вопрос Иван.

— Возможно их что-то связывало помимо Игры. — Александра задумалась. Вспомнила про Караэс. Обратилась сразу ко всем членам семьи. — Давид интересовался ядами?

Женщины подобного не вспомнили.

Максим кивнул.

— Макс… ты о чём?

— Никусь, это было давно.

— Было что?

Он вздохнул.

— Помнишь, твой отец позвал меня на серьёзный разговор?

— Да. Он просил тебя бросить курить, потому что для меня это вредно.

— Верно. У тебя тогда случилась задержка, и мы решили…

— Но это оказался обычный сбой, помню.

— Ты волновалась.

— Я всегда из-за всего волнуюсь. О чём вы говорили с отцом?

— Мы говорили о сигаретах, о будущем, о моих генах, — замолчал.

Саша видела, какая борьба идёт внутри Максима. Что-то терзало его, не давая продолжить. Максим чего-то боялся. Но у неё не было никакого желания ждать, пока ещё один созреет к признанию, и поэтому без всякого такта она напомнила: