— Вика! Малыш! Дружочек! — в смятении обратился я к существу, которое в недалеком прошлом с готовностью отзывалось на все эти имена. — Вика, ответь мне!
Вика не ответила.
— Ничего не понимаю! — меня охватил натуральный ужас. — Что с ней? Она больна?
— Она хуже, чем больна! — Алена с отвращением взглянула на скорченную фигурку под окном. — Она дура!
— Сама ты дура… — равнодушно откликнулась Вика.
— Здесь ты, пожалуй, права, — согласилась сестренка. — И я тоже дура. Связалась с тобой на свою голову…
— Алена, ты можешь объяснить толком? — я схватил ее за руку. — Ты не одна с ней связалась, если на то пошло. Я в той же компании… В этом все дело? Это из-за меня? Из-за того, что у нас было? Вы поругались?
— А что у вас было? — Алена ошарашенно уставилась на меня.
— Ты серьезно? Так много вариантов?
— Ах, это! — сестрица сардонически хохотнула. — Успел? Поздравляю! Тогда мы оба в одно и то же дерьмо вляпались!
— Я не дерьмо! — вскрикнула вдруг Вика с таким безраздельным отчаянием, что у меня защемило сердце.
— А кто же ты? — обернулась к ней Алена.
— Не знаю… Я не дерьмо… не дерьмо… нет, я не дерьмо… прошу вас, я не дерьмо!
— Заладила! — сестра снова уселась на корточки. — Вика, успокойся! Ты не дерьмо…
— Спасибо! — девушка судорожно всхлипнула.
— А вот ситуация, что и говорить, дерьмовая, — продолжила свою речь Алена. — Еще раз спрашиваю тебя: что это? Можешь шепнуть по старой дружбе? Что это за дрянь? Или ты со мной в угадайку хочешь сыграть? Ну? Ты этого хочешь? Кивни, если слышишь…
— Ничего я не хочу…
— А придется! Я тоже на такой геморрой не подписывалась! Хотя, с учетом обстоятельств, лучше уж геморрой… Вика, простой вопрос: что это? Отвечай, чучело! Открой варежку и скажи как есть! Это спид, так ведь? В точку? Он? Похоже на то… И как тебя угораздило? Не с тем парнем спуталась? С наркошей каким-нибудь? По «быстрому» с ним пошла? Или это девчонка была? А, не важно! Главное, что прижало тебя по всей форме. Я такое уже видела раньше… Случалось… Любишь скорость, детка, люби и саночки возить.
Лично я ничего такого раньше не видел, но после одного короткого слова, произнесенного Аленой, у меня все поплы́ло перед глазами. Она правда так сказала? Я не ослышался?
— Признавайся, балда! Для твоей же пользы спрашивают! — Алена в сердцах щелкнула Вику по темечку. — Валерьянкой делу не поможешь. Может, есть какое-то средство! Должно быть! Я в момент человека снаряжу. Хотя нет, какое там… Нельзя… Значит, сами достанем! Говори, чумичка: что — это — такое?!
— Я не знаю… — Вика помотала головой и гулко икнула в колени.
— Как можно не знать?! — едва не заорала сестренка.
— Я не разбираюсь… Алена, мне плохо. Мне хуже… Я прошу: не лезь ко мне…
— Это хорошо, что тебе плохо! — сестра клацнула зубами. — Я очень рада!
— Потому что я заслужила? — со странной искоркой интереса спросила Вика.
— Именно поэтому! Сечешь, когда захочешь!
— Ладно… — Вика начала покачиваться, все еще сжимая руками свою голову, будто надеялась ее убаюкать. — Пусть… Пусть будет плохо… Отлично… Так и надо… Да, я заслужила… Только не мучай меня еще больше.
— Алена, отстань от нее! — не выдержал я. — Чем бы это ни было, просто отстань!
— Ах, вон какая тема! — по приподнятому тону можно было решить, что сестра чуть ли не возрадовалась моему вмешательству, если бы не слезы, застывшие в ее глазах, потерянных и неправдоподобно синих, как небо из моего сна. — Приплыли! Значит, ты еще и защищать ее будешь? Ее? Эту мерзавку? Эту блядь придурковатую? Ее — не меня? А мне каково, об этом вы подумали? А со мной что? Меня-то кто защитит? Боже мой, да как же я теперь… Я же любила тебя, идиотка! — снова напустилась она на Вику. — Я и сейчас тебя люблю! Сука ты бестолковая, я же люблю тебя…
— Нет! Нет, не надо! — в каком-то испуге забормотала Вика. — Оставь… Откажись… Не надо меня любить! И трогать меня не надо…
— А что надо? — сестренка яростно вытерла глаза предплечьем.
— Простите меня… Вот и все… Ну, простите… Алена… Дима… хорошие мои…
— Бог простит! — жестко отчеканила Алена. — А я не могу. Уж не взыщи… Но я хочу помочь, если это еще возможно.
— Тогда… — Вика перестала раскачиваться. — Тогда иди в жопу!
— Серьезно? — от сестры вдруг повеяло опасным спокойствием, в котором обычно и совершались ее самые безрассудные поступки. — А, может, ты сама пойдешь? Отличная идея! Что-то ты у нас загостилась, как по мне. Давай-ка, ягодка! Встала и пошла! Сгинь отсюда!
— Да… — не меняя своей пришибленной позы, девушка несколько раз переступила подошвами по полу, словно нащупывая дорогу. — Я пойду… Конечно… Сейчас… Через минутку…
— Вот и иди! — глотая слезы, Алена встала на ноги. — Выметайся! Господи, всю душу мне перевернула… Ради чего? Чтоб через пять минут духу твоего здесь не было! Трусы я тебе в карман положила. В правый. Нет, в левый. Найдешь, короче! Кофта в прихожей… И халат свой вонючий не забудь! Дима, где халат?
— Так, красавицы! — я вышел на середину кухни и на всякий случай стал между ними. — Никто никуда не пойдет! Алена, я понимаю, звучит довольно дико, но это и моя девушка тоже… Мы в моем доме. Здесь я буду решать, кто уходит, а кто остается.
— То есть, это мне нужно уйти? — немедленно ощетинилась сестренка.
— Алена, я такого не говорил!
— Так говори, не стесняйся! Что? Понравилась девочка? Клево трахается, скажи? Обменяемся впечатлениями? Слу-уушай, а ты маляву мою нашел? Я там посылала тебе с оказией. Думала переписку завязать, раз уж такая голубица промеж нас порхает. Эпистолярный жанр, называется… Конвертик — лучше некуда. Практично и сугубо конфиденциально… Нет, не наткнулся? Может, слишком далеко запрятала? Переоценила тебя?
— Родная, перестань! — меня передернуло. — Господи прости! Алена, это гадко…
— А что в этом доме не гадко? Она? Наша прелесть? А нынче она тебе все так же нравится? Ах, да! Ты же еще рожи ее не видел. А ты полюбуйся — она все губы себе изжевала. До крови. Из носа течет. И в пятнах вся, что твой далматинец. Зомби, и те лучше выглядят…
— Что, правда?
— Правда! А если ты к ней до такой степени проникся, чего ж ко мне ее направил? За каким лешим? Чтобы она в моей спальне проблевалась, а не в твоей? А мне еще и отмывать эту нежить пришлось, как долбанной самаритянке… Нет, если нравится, забирай! Дело вкуса! Можешь прямо здесь понекрофилить: уж прости, что одеть ее поторопилась. Ну, справишься как-нибудь. Только я на это смотреть не стану. Я ухожу!
— Алена, я не хочу, чтобы ты уходила. Давай во всем разберемся…
— Не буду я ни в чем больше разбираться! С меня хватит! Я ухожу.
— Алена…
— Я ухожу! — еще раз повторила она, не двигаясь с места и отрешенно глядя в окно, на освещенные солнцем верхушки деревьев и нескончаемую вереницу машин вдалеке. — Выбора нет. Все кончено! Ничего не было… И уже не будет. Ничего не будет… Господи, как же так… За что? Это же не я — она во всем виновата…
Я застыл, позволяя сестре остаться наедине с тем, что происходило в ее голове, но в этот момент, вероятно, услыхав последние слова своей обвинительницы, Вика сползла на пол и очень тихо, очень неброско, делая это исключительно для себя самой и зажав собственные уши, будто не зная, как еще приглушить струны, затронутые внутри нее, властному звучанию которых, по-видимому, никак нельзя было не ответить и чьему голосу невозможно было не вторить, заскулила.
— О, боже! — Алена о́прометью бросилась из кухни.
С болью оглянувшись на Вику, я последовал за сестрой. В прихожей Алена сломя голову пролетела мимо своей сумочки, вспомнила о ней уже на пороге, вернулась обратно, грубо оттолкнув меня плечом, поддела сумочку, подхватила с пола кроссовки и, не обуваясь, принялась ломиться в дверь, которая никак не хотела поддаваться ее усилиям.
— Алена, останься! — я взял ее за локоть, от чего кроссовки и сумочка с шумом попадали вниз. — Если уйдешь сейчас, то ты пожалеешь, поверь мне. Даже когда убедишь себя, что другого выбора не было, все равно не перестанешь жалеть. Потому что никогда не сможешь уверовать в это до конца. Потому что день за днем ты станешь возвращаться мыслями на эту кухню и думать о том, что другой выбор был. Он всегда существует. Просто ты его не сделала. А твой выбор, который казался единственным, в итоге сделал тебя.
