И в это самое мгновение в комнату вошла — она. Вайнона. По-прежнему босиком, но уже не в парео, а в потертых спортивных шмотках: штаны да майка. Вошла без стука. Вошла не спросясь — невзирая на четкий Аленин наказ оставить ее в одиночестве. Затворила за собой дверь и, сделав два шага, остановилась так близко от Алены, будто и понятия не имела о такой штуке, как личное пространство. Или же, напротив, имела понятие о чем-то гораздо более насущном. Заложила руки за спину и посмотрела Алене в глаза: открыто и без затей. Вот прямо так и читалось в ее взгляде: дай-ка я тебя рассмотрю получше, синеглазка, а ты — меня, если пожелаешь. Она, чертовка, еще и на цыпочки привстала, чтобы оказаться вровень со своей визави. Нормально, да? И еще она улыбалась. Совсем чуть-чуть: не Алене даже, а собственным мыслям.
Разительное сходство девушки с ее заокеанским эталоном никуда не исчезло. Однако теперь, на расстоянии поцелуя, стало очевидно, что не одна только прихоть природы сближала ее со знаменательным для Алены обликом… Ну да! Реснички-то у нас, чай, неспроста так распушены, правда, малышка? А бровки мы, значит, вверх расчесываем? Ну, допустим… И тени вон как положены — совсем как у Лидии в том фильме, один в один… Так, а на губках у нас что? Алене неведомо, сколько длилось это противостояние. Возможно, всего миг, возможно, гораздо дольше. И тут девчонка заговорила. И правильно сделала, потому как у Алены язык все равно отнялся напрочь, до самого желудка. Приоткрытым для приветствия ртом у нее получалось только дышать. В сказанном не было ничего особенного, но голос… С первыми же звуками этого голоса как-то сразу вдруг стало ясно, что — аминь, жребий брошен, Лахесис сплела нужные нити и теперь все будет просто офигенно. Как это описать? Девушка говорила так, будто не застыла нос к носу с привередливой незнакомкой при крайне странных и неловких обстоятельствах, а сидит в каком-нибудь шезлонге на берегу океана по соседству с близким другом, колупается пальцами ног в песочке и продолжает давно начатую беседу о всяких пустяках. Ее высокий, отчасти мальчишечий голос ласкался бархатистыми нотками и в то же время в нем слышались различные мелкие дефекты или, лучше сказать, приятные шероховатости: призвук дыхания, легкая хрипотца, возникающие ниоткуда тихие озорноватые колокольчики. Что же касается до самого разговора, состоявшегося с глазу на глаз у этой парочки, он, со слов Алены, не содержал в себе ничего примечательного и выглядел примерно так…
Вайнона. У вас все в порядке?
Алена. Да, благодарю, все нормально.
Вайнона. Могу я предложить вам чаю? Кофе? Воды?
Алена. Нет, спасибо.
Вайнона. Меня зовут Вика.
Алена. Ох ты ж… А меня — Алена.
Вика. Я знаю. Вам все у нас понравилось?
Алена. Да как сказать…
Вика. Планируете к нам вернуться еще раз?
Алена. Очень в этом сомневаюсь.
Вика. Поняла вас… А ко мне?
Здесь Аленина повесть прервалась, в то время как диалог между подругами, напротив, благополучно продолжился, поскольку в этот самый момент Алене позвонил не кто иной, как ее ненаглядная Вика. Сестренка, резво соскользнув со своего насеста, отлучилась с телефоном к окну. Обернувшись ко мне спиной, она сунула в ухо золотистую гарнитуру и стала вполголоса ронять в нее короткие невнятные реплики. При этом обе ладони она запустила в задние карманы джинсов и спустя какую-то минуту, вероятно, под влиянием душевного разговора, принялась мечтательно поглаживать свои филейные части. Я не прислушивался, но пара долетевших до меня фраз навела на мысль, что сегодняшний вечер мне, похоже, предстоит провести в теплой компании: я, бутылка Midleton и две очаровательные гостьи, затворившиеся во второй спальне… «Погнали!» — заявила Алена. Этим неизбитым прощанием у них внезапно все и закончилось. Она медленно отвернулась от окна, и мне незаслуженно достался обрывок нежнейшей улыбки, что без сомнения была посвящена иной, куда более достойной персоне.
— Все идет по плану? — уточнил я на всякий случай.
— Да, — подтвердила Алена, выудив из уха золотого жучка и прислонившись задом к подоконнику. — Последний клиент у нее в восемь. Мужчина. В полдесятого мы ее забираем, здесь будем в районе десяти…
— Что ж, весьма похоже на план: были бы цифры, а смысл появится… Я готов послушать развязку, родная, но прежде предлагаю переместиться в гостиную. Помнится, где-то в тех краях я оставил очень удобный диван…
— Какую развязку? — удивилась Алена.
— Ну, концовку: собственно, чем кончилось вчера. У вас с Викой… В смысле фабулы, разумеется: красочные подробности предлагаю поберечь для мемуаров.
— Так этим все и кончилось, — сестренка состроила недоуменную мину. — А что там еще могло быть? Обменялись телефонами и разбежались. Ты что, не вкурил? Все подробности, братец мой, сегодня ночью должны приключиться. Обещаю не рассказывать…
Мне стало немного не по себе:
— Да нет, ну как же… Ну, подожди, Ален… Сюжет что-то не складывается… На «долго и счастливо» претендовать рановато, но где-то между «могу я предложить вам чаю» и … подробностями у людей обычно что-то происходит… Прости за скучный вопрос, но… Вика знает, зачем ее сюда пригласили?
Алена вытаращила на меня глаза и недоверчиво обшарила взглядом каждую складку моего лица в поисках затаившейся там иронии.
— Ты это всерьез? — ей все еще не верилось. — Димуль… Вот сам ты когда деваху снимаешь, она ведь в курсе, зачем к тебе на хату едет? Не удивляется потом? А почему со мной должно быть иначе? Чем таким, дорогой брат, я от тебя отличаюсь, «цэ́тэрис па́рибус»?
Я обошелся без слов.
— Ах, этим, значит… Вот только на себе не показывай, обормот… Ничего это не меняет. И поверь, Вика знает, зачем ей сюда нужно. Может, даже побольше моего…
— Надеюсь, что так… — осторожно высказался я.
— А ты бы не надеялся, — ворчливо отозвалась Алена, отворачиваясь в сторону. — Ты бы лучше мне доверял в таких случаях. Не все же докладывать… Ну, поцеловались мы, конечно. И еще там всякое, в пределах флирта… В общем, не веришь мне — поверь моей заднице: Вике известно, на какую вечеринку она собралась.
— Заметано, верю обеим, — заключил я с готовностью. — Ален, давай уже диван в гостиной проведаем — не одичал бы он там без меня…
Глава 4
В гостиную мы вошли нагруженные двумя бутылками сока и полудюжиной жестянок с печеньем. Алена выудила их из буфета и всучила мне: дескать, на месте разберемся, что из этого можно употребить в пищу. Она помогла мне разложить принесенное на кофейном столике и, не присаживаясь, с гордостью уведомила о том, что испытывает вдохновение отлить. Отправляясь воспользоваться «нужником» (так она на этот раз выразилась), сестра захватила с собой телефон и свою непременную цацку — наушник в виде золотого скарабея. Должно быть, на случай экстренной связи… С подковырками, задевающими мое обиталище, я давно смирился и редко удостаивал их вниманием. В действительности, Алена неплохо здесь освоилась и лишь из принципа продолжала поносить дом, главным недостатком которого считала его хозяина. Точнее, тот злополучный казус, что хозяином числился именно я, ее возлюбленный брат, чье истинное место, по убеждению Алены, было совсем в иных эмпиреях. Вот только сказать этого она мне не могла, не нарушив заключенного между нами соглашения. На деле, ей очень нравилось проводить со мной вечера, сидя в приглушенном свете гостиной, где, забравшись с ногами в огромное кожаное кресло, она могла часами рассказывать мне о всяческой чепухе, постепенно теряя нить и обессиленно засыпая посреди очередного рассказа…
Вместо привычного маршрута ноги почему-то понесли Алену в сторону моей спальни. К ней прилагалась ванная комната чуть большего размера, чем та, что была отведена для гостей. Провожая взглядом сестру, я смутно припомнил вчерашний вечер и одну досадную оплошность, которую, кажется, допустил. Мой поздний холостяцкий ужин, очевидно, остался в ванной: там, где мне вздумалось им насладиться, и, если память не изменяет, я не допил его примерно на треть. Шансы, что бутылку заметила и вернула в шкаф Регина, были ничтожными: такого рода услуги не относятся ни к списку ее обязанностей, ни к числу добродетелей… Алена не любит, когда я ужинаю вот так в одиночестве. Ну, будет мне на орехи.
