— Вот как, оказывается? А чего же я хочу?

— Насчет секса сейчас сложно сказать, — Вика прямо поглядела мне в глаза и каверзно ухмыльнулась. — Но ты определенно хочешь пощекотать мои пятки.

— С чего бы это? — стыдно признаться, но в тот момент я и впрямь запаниковал, как какой-нибудь мальчишка, застигнутый за внеклассными упражнениями в естествознании. — Решительный бред! Умнее ничего не придумала?

— Точно хочешь, даже не спорь! Точнее не бывает, — девушка развела под острым углом соединенные в пятках подошвы и, поджав лишние пальцы, показала мне с помощью оставшихся две весьма убедительные «Виктории». — Смотри, как я могу. Это означает, что я выиграла. Причем трижды: погляди на мои ступни́ — это тоже считается.

— Хоть четырежды! Тоже мне, нашла аргумент.

— Аргумент сидит передо мной. Боже, Дима! Да у тебя, наверное, все зудит, так сильно хочется пощекотать! В жизни такого не видела! Ты и дальше будешь отпираться?

— Ладно, сдаюсь, — я стесненно усмехнулся и зачем-то ощупал щетину на подбородке. — Ты права. Ужасно хочется…

— Так пощекочи, чего ты?

— Брось, не подзуживай.

— Дима, это же просто. Вот мои пятки. Протяни руку и пощекочи.

— Вика, хватит!

— Ничего не хватит. Давай уже, мой герой. Вперед! Щекочи меня… Совершенно бесплатно!

Тогда я протянул руку и пощекотал. Сначала одну бледно-розовую подошву, а затем — другую. И то, как звонко расхохоталась девушка, то, как задергались при этом ее ноги, стараясь перетерпеть суровое испытание, наполнило меня неким бесхитростным, но давно уже недоступным чувством: и теплым, и легким, и приятным одновременно. Похожее тепло в своем сердце я ощущал, пожалуй, только рядом с Аленой, но с нею почти никогда не бывало легко и далеко не всегда бывало приятно. Впрочем, не в легкости и приятности заключалась ее ценность. С Кристиной все обстояло иначе: более приятным легкомыслием, чем у нее, могли обладать только обкуренные коалы, однако особенной теплотой мы с моей бывшей невестой друг друга не баловали. Жаром взаимной страсти в разгар нашего романа — да, горячкой пылких ночей на завершающих его страницах — тоже да, но и только… Между тем, к тому чувству, что возникло во мне сейчас, примешивалась некоторая доля сожаления, а также крупица едва уловимой горечи. К чему именно это относилось, я не смог определить, однако сожаление усилилось еще больше, как только Вика, довольно посмеиваясь, конфисковала у меня свои ноги и, обогнув кресло, устроилась за его массивной спинкой, словно за старинной конторкой, облокотившись на нее худыми предплечьями.

— Надоело сидеть, — сообщила она. — Как ни сядь, в одной позе все тело затекает. А поскольку я нынче скромная, вариантов не так много…

— Ты кажешься неплохим человеком, дружок, — сказал я с искренней сердечностью. — Совсем еще юным и совсем еще неплохим человеком. Возможно, именно поэтому мне трудно тебя понять…

— В основном я неплохая, да! Самой мне тоже так кажется… Только чего же ты во мне не понимаешь? Давай я расскажу, пока есть время…

— Ответь, ты любишь Алену?

— Я очень люблю Алену. Теперь я в этом совершенно уверена.

— Отрадно это слышать, Вика. Представь, я испытываю к ней не менее сильные чувства. Она моя сестра и мой лучший друг.

— Я знаю про твои чувства. Такое нельзя не заметить.

— Тогда как все это вяжется с твоим предложением?

— Каким предложением?

— Обязательно произносить это вслух? С предложением переспать, разумеется: нам двоим, не считая Алениного браслета.

— Э, нет! Разговор такой был, но переспать я не предлагала.

— Прости, мне послышалось?

— Я сказала, что пересплю с тобой, если пойму, что ты этого хочешь. Это не было предложением. Такое случается само собой — нужно только подождать.

— Мудро. Вполне продуктивная стратегия. Если все, что ты надеешься увидеть в своей постели, это труп твоего врага.

— Чего? Какой еще труп?

— Не важно. Положим, ты своего дождешься. И, по-твоему, милая моя, это будет хорошо?

— Ты о сексе? — Вика выпрямилась и величаво оправила на себе футболку, будто на церемонии вручения «Оскара» ее имя выкрикнули со сцены, и ей нужно пройтись за заслуженной наградой через рукоплещущий зал. — Хорошо ли это будет? Дима, я, конечно, не знаю, что за девушки спали с тобой раньше, но, вернее всего, со мною тебе будет так хорошо, как ни с кем другим.

Признаться, после таких слов я тоже чуть не зааплодировал.

— Видит Бог, Вика, что твой ответ не имеет ни малейшего отношения к тому аспекту «хорошо», которым я интересовался. Однако так или иначе он не оставил меня равнодушным. Весьма самонадеянное заявление от едва шестнадцатилетней особы. У виски, что я пью, выдержка и то больше.

— Если я в чем-то уверена, то почему не сказать так, как есть? Ты сам мне разрешил.

— С уверенностью у тебя полный порядок, но к чему она прилагается? Должно же ее хоть что-то подкреплять. Что-то помимо того факта, что ты у нас дорогая штучка и без семидесяти миллионов в кармане к тебе лучше не подходить…

— Дима, хватит уже про миллионы. Проехали. Чтоб ты знал, ко мне удобнее подходить вовсе без карманов… А мармеладных мишек можно и в руках принести.

— Учту твои пожелания… Так что же делает тебя настолько особенной? Такой, что мои бывшие девушки, если я все правильно понял, должны показаться мне бледнее твоей тени?

— Прости! Не только бывшие, но и будущие тоже, — Вика виновато вздохнула.

— Тем более интересно…

— Дело не столько во мне, сколько в тебе. Ты слишком умный — я уже говорила. И ты не похож на парня, которому дано с этим жить. На парня, умеющего отключать все ненужное в голове, когда это требуется. А без такого умения… ну, как тебе, умнику, объяснить… в общем, ты и представления не имеешь, каково может быть в постели с другим человеком. Самому тебе со своей головой не справиться — тут все ясно. Даже выпивка не поможет. А я знаю, как это сделать. Вернее, я просто делаю такое и все. В этом мой талант.

— Еще один, — понимающе кивнул я. — Однако не думаю, что подобному человеку, как я, следует отключать голову. По крайней мере, в присутствии женщин и детей. Или женщин и детей в одном лице… Результат может быть непредсказуемым.

— Ошибаешься, — Вика сложила руки на спинке кресла и уперлась в них подбородком. — Труднее предсказать обратное: как ты поведешь себя, если останешься при своих теперешних мыслях. Я не читаю мыслей, но ты сам многое мне рассказал. Среди них есть такие, которым в постели не место. Ты наверняка попытаешься их перебороть, потому что рядом со мной они покажутся тебе лишними. Или даже стесняющими и неприятными, как дурацкий презерватив. И никто из нас не знает, что произойдет, когда у тебя это не получится. В лучшем случае ты обозлишься на меня, а в худшем… Но этого не будет! Верь мне, я очень хорошо представляю, как все случится, если помочь тебе стать немножко другим. Не нынешним Димой, а проще… Я бы сказала, безымяннее… Всего лишь парнем, у которого есть девушка.

— И как все может случиться? — неожиданно для меня поинтересовался парень, у которого девушки не было уже второй месяц.

— А ты готов это услышать? — усомнилась Вика. — Одно дело увидеть себя со стороны без одежды (а я знаю, о чем говорю), и совсем другое — выяснить, каким ты сделаешься, если окажешься без всего, что привык считать своей натурой. У тебя и с одеждой-то какие-то чересчур тесные отношения, а уж с прочей своей шелухой ты, скорее всего, и вовсе никогда раньше не расставался.

— И все же просвети меня, пожалуйста.

— Ты же понимаешь, что мы сейчас делаем? Мы обсуждаем, каким бы мог стать секс между нами, взамен того, чтобы просто им заняться, когда наступит такой момент. Не считаешь это странным?

— Если задуматься, я считаю странным буквально все, что со мной происходит начиная со вчерашнего дня. Так что, пожалуй, для меня странные разговоры — то, что доктор прописал. Нечто вроде вакцины от странной действительности… Всегда есть шанс, что ими все и ограничится… С другой стороны, я знаю довольно длинную и грустную историю, которая тоже начиналась со слова… А что, дружок, у тебя с этим трудности? С разговорами о сексе?