Она гордо удалилась в прихожую и вскоре вновь возникла на пороге, привалившись плечом к косяку и целомудренно укрывая за спиной свою коралловую безделицу:

— Ты же не возражаешь? Дома у меня такой фауны навалом, а этого я нарочно прикупила — для твоей сельской местности. Дачный аксессуар. Пригодится… «Буколики» Вергилия читал? — я в изумлении помотал головой. — А мы вот проходили недавно…

«Первым Пан изобрел скрепленные воском тростинки,

Пан, предводитель овец и нас, пастухов, повелитель…»

— Это к чему сейчас было? — изумился я еще больше.

— Так, навеяло… Короче, пусть его полежит на всякий пожарный…

Возражений у меня не нашлось. Возвратившись из спальни, сестра в один присест докурила ошметок своей сигареты и одну за другой принялась вскрывать жестянки с печеньем. Пару жестянок она отставила в сторону, даже не прикоснувшись к их начинке, а содержимое остальных подверглось придирчивой дегустации. Мне было рекомендовано отведать английского печенья из красной жестянки или немецкого — из черной, от прочего надлежало избавиться. Сама Алена, как выяснилось, запихиваться аппетитными углеводами даже не собиралась. Она состряпала себе стакан томатного сока со льдом и притулилась с ним в своем кресле, умиротворенно любуясь тем, как я поедаю печенье и запиваю его чем-то холодным из клюквы.

— Так правда или вибраторы? — спросила наконец сестренка, сразу воскресив в моей памяти нехитрую детскую игру, которой она обучила меня вскоре по возвращении из пансиона. В то время мы чаще выбирали «правду», и уже одно это, как ни странно, помогло нам двоим быстрее и лучше узнать друг друга. Многое становится проще, когда соблюдаешь правила…

— Аленушка… — я состроил умоляющее лицо и откусил кусок английского печенья. — Ну, прости, родная. Не исповедальное у меня сейчас настроение… И, не сочти за новую уловку, но один вопрос мне все-таки не дает покоя. Откуда взялась твоя зверушка? Конкретно эта…

— Из магазинчика на Тверской. Откуда еще они берутся?

— Чудесно. По злачным местам разгуливаете, девушка… Стало быть, пока ты за нее расплачивалась, наши церберы в дверях караулили? Хотелось бы взглянуть на эту сцену…

— Не наши церберы, а мои, — поправила меня Алена. — А Эдичка скорее бультерьер, а не цербер. На вид страшненький, но с изнанки — душевный… Разумеется, я не сама покупала — отрядила Эдика с этой миссией. Я попросила — он сделал…

— Полезный песик. Как доложил? «Вот ваше спецсредство, Алена Андреевна»?

— Перестань! Шутка, кстати, дурацкая… Все он прекрасно понимает. И то, что у него девица великовозрастная на попечении — тоже понимает. Девицы известно какой народ: если не залетит, так контрацептивами траванется. А тут, можно сказать, все стерильно. Ему же спокойнее…

— А еще это его прямой долг, — не унимался я. — Безопасность прежде всего. Такую сомнительную хреновину не мешает проверить перед употреблением. На предмет взрывчатки, например.

— Ну, понеслось! — сестра скорчила гримасу и совершила движение глазами, которое мне никогда не давалось: она умела вращать ими в разные стороны — одним по часовой стрелке, другим, соответственно, против. Жуткое зрелище. — А мужики вообще взрослеют когда-нибудь? Дорвался до клубнички. Не забудь еще насчет прослушки что-нибудь отмочить.

— Дьявол, — сказал я. — Какая тема. Как же мне-то в голову не пришло…

Алена губами подцепила осколок льда из своего стакана и плюнула им в мою сторону. Почти попала. Осколок ударился о спинку дивана и, отрикошетив вниз, подкатился к моему бедру. Я принял его щепотью и аккуратно уронил в свою клюквенную чепуху.

— Касательно Вики… — произнес я, взявшись за соломинку и перемешивая напиток вкупе с маленькой льдинкой, одиноко тающей в алом омуте. — Как думаешь, этого кролика они тоже проверили?

— Без понятия, — Алена резко дернула плечом. — О да, кайф! Без лифчика значительно лучше… Скорее всего, копнули уже: долго ли умеючи. Иначе Эдичка закочевряжился бы по поводу ночевки. А что?

— Да так, размышляю… Он знает? Эдик?

— О чем? Обо мне? — она вдумчиво облизнула губы. — Вряд ли знает… Возможно, догадывается… Но Эдичка, он такой… если у него и есть что-то по моим художествам, он меня не сдаст.

Алена прикончила томатный сок и удрученно заозиралась кругом себя, высматривая, куда можно сплавить опустевший стакан с кровавой кашицей на дне. Кофейный столик стоял в полуметре от нее, но отрывать свою пятую точку от кресла ей явно не хотелось. Мне пришлось подняться с дивана, чтобы избавить сестру от страданий. Когда я забирал стакан, она благодарно чмокнула меня в руку.

— Что значит — не сдаст? — спросил я, подумав. — Как у него получится? Они сдают тебя каждый день, ты же в курсе. В конце смены: по часам и минутам. «17:33. Шуваловский корпус. Объект вышел из учебной аудитории, имея карамельку за левой щекой. Состояние нормальное, заспанное…»

— Не преувеличивай, — проворчала Алена. — Все не так плохо… То есть, сдают, конечно, но не по всякому поводу. И не Эдик…

— Что-то новенькое в твоем репертуаре, — я нечаянно схватил «Treasurer» вместо своей пачки и закурил, после чего, откликнувшись на Аленину отмашку, сходил к ней снова — воткнуть зажженную сигарету в зубы и поставить на подлокотник кресла вторую пепельницу. — Откуда такая убежденность? Семейная мудрость гласит: человек достоин доверия — и тем больше, чем крепче ты держишь его за яйца. Что у тебя на Эдика?

— Не нужны мне его яйца, — она основательно затянулась и внимательно проследила за тем, как угасает кончик ее сигареты. — Я о другом пытаюсь сказать… Докладывает ли он боссам обо всем, что ему известно? Ясное дело, докладывает: от корки до корки. Как и все они. Но знать и догадываться — не одно и то же. Свои догадки Эдик излагать не обязан. И не станет… Почему? Потому что он такой.

— Потрясающее рассуждение…

— Вот тебе еще. Как по мне, он к этому и стремится. Все силы кладет на то, чтобы дальше догадок дело не шло… Просто землю носом роет, лишь бы не узнать чего лишнего.

— А вот это интересный маневр… Может, и с отцом похожая история? — ненароком вырвалось у меня.

— Прости, не уловила, — при упоминании отца Алена моментально подобралась и приняла защитную позу: низко наклонила голову и взглянула на меня исподлобья — ужасно неудобно, учитывая, что я сидел аккурат напротив нее. Безотчетная реакция. Уже через секунду она снова распрямилась и выровняла осанку, вероятно, даже не осознав своего движения. Характерно, что именно так сестра всегда встречала отца, когда тот внезапно входил в помещение или случайно мелькал на экране телевизора. И это тоже длилось недолго, считанные мгновенья. Поскольку дальше немедленно включалась лучезарная улыбка и демонстрировалась ямочка на подбородке. Не в случае с телевизором, конечно.

— Пока это только теория, — предупредил я. — Допустим на минутку, что у отца такие же догадки на твой счет, как и у нашего Эдика. В конце концов, чем он хуже него? А тут еще родительский невроз. Что, мало пищи для него накопилось за эти годы? Напомни, Казанова, сколько лет ты уже по бабам шляешься?

— Ай, только не «бабы»! Фу-уу! — Алену предсказуемо передернуло. — Я этого слова терпеть не могу, предатель…

— Ладно, перефразирую. Сколько лет уже у тебя мужика не было?

— Вот урод! — сестренка надулась.

— Нет, серьезно. Дочурке уже двадцатник, и что? Где кавалеры? Где безрассудства, положенные ей по праву юности? Забытыми мужскими носками под дочерней кроватью даже не пахнет. Непорядок…

— Про носки тоже — «фу». К чему ты клонишь, солнышко? Телись уже!

— Если позволишь, я сам отвечу на свой вопрос. Лет пять уже продолжается вся эта канитель. Пять лет амурных похождений, более или менее успешных, а чтобы их стушевать — столько же лет шпионских фокусов, успешность которых моя теория ставит под сомнение.

— Благодарю за деликатность, но скорее шесть, чем пять, — Алена скромно потупилась, после чего показала мне длинный язык. — Вдруг это принципиально для твоей теории…