– Нам, голубчик, уже готовиться нечего, – прервал его генерал Сноп, не поднимая головы с подушки, прилаженной к подлокотнику просторного кресла. – Мы урожай посеяли, и теперь только и остаётся ждать, что взойдёт.

– Но мы, Ваше Высокопревосходительство, можем регулировать характер процесса, – тут же возразил доктор Плавун. – Если смягчить условия пребывания в лагере, возрастёт вероятность того, что в итоге мы получим именно действенную и, главное, управляемую боевую единицу, а не кучку озлобленных личностей, затаивших обиду и жаждущих мщения. С другой стороны, информации у нас действительно негусто, и совершенно непонятно, есть ли у нас время наверняка, есть ли у нас на это время. Если бы ваши агенты работали, как следует…

– Если бы кто-то из них в дай-ваны выбился! – Дина, сидевшая слева от докладчика, с первых слов его речи почувствовала, что того несёт куда-то не туда. – Я думаю, что режим надо не смягчать, а наоборот – ужесточать, – заявила она, стараясь, чтобы слова звучали твёрдо и отчётливо. – Лучше однажды выдержать острую боль, чем годами маяться от мелких болячек.

– Не смею возражать, – отозвался доктор Плавун. – Вам, военным, конечно, виднее. Я, знаете ли, теоретик. Впрочем, там уже образовалось несколько групп людей, тяготеющих к друг другу. Есть примеры взаимопомощи – даже с риском для остатков собственного благополучия. Кстати, часть кандидатов можно уже и отсеять – примерно четверть. Это тоже ускорит процесс. Да, ускорить можно. И ещё всех подсадных пора выводить из игры. Не ровён час – кого-нибудь расколют.

– А если кто-то из них сможет войти в Седьмицу? – возразила Дина. – Нам бы там свой человек ох как пригодился бы.

– Тогда не будет иметь значения – свой он или чужой. Они все должны быть друг для друга своими, – влез в разговор доктор Сапа, который доселе молчал, пристроившись за спиной своего начальника. – Иначе весь процесс, который мы запустили, теряет смысл. Кстати, а вы не думали о том, что подобные проекты могут быть не только у нас и Хунну. Дурные затеи – это очень даже заразно. Надо бы и к ромеям и к эверийцам присмотреться…

– Что сейчас происходит? – обратился генерал к Дине, дождавшись, когда Сапа замолчит.

– По данным на сегодняшнее утро, группа кандидатов во главе с Яо Ваем, три женщины и четверо мужчин, находятся у ворот Тао-Линя, дожидаясь, когда их пригласят для совершения какаго-то обряда. Ожидание, кстати, затянулось. У нас есть основания полагать, что мудрецы вовсе не собираются выпускать на волю Змея Семиглавого и отдавать все силы служению Солнцу Поднебесной. Они явно что-то затевают в собственных интересах, на что только что намекнул уважаемый доктор Плавун. Полностью достоверных сведений на этот счёт нет.

– Всё, Дина, голубушка… – Генерал вздохнул, столкнул подушку на пол и постарался сесть как можно прямее. – Пора вам… Пора окунуться в гущу событий. Сегодня же отбывайте в Гремиху, и чтоб завтра же начался интенсивный отбор. И не говорите, что спешить некуда. Спешить всегда есть куда, особенно тем, кто может и до завтра не дожить. Мне, например…

Да, брат мой, не лучшие времена переживает ныне Тао-Линь, Светоч Востока. Мне понятна твоя тревога, и сам я, погружаясь в Незамутнённое Зеркало Вечных Вод, наблюдаю, как Нить Времён становится всё напряжённей, как будто две великих силы тянут её на себя – одна из будущего, другая – из прошлого, как будто минувшее страшится того, что его ждёт, а грядущее тяготится памятью прошедших веков. Только не думай, что мы переживаем что-то небывалое или такое, чего невозможно было предвидеть. Ещё в «Девятой скрижали» описаны события восьмисотлетней давности, когда армия императора Тан Сяо окружила нашу твердыню, выдвинув к стенам метательные машины и окованные медью тараны. Посланник Солнца Поднебесной потребовал тогда, чтобы мы обучили искусству Бесшумной Стрелы сотню верных слуг императора. Тогда мы приняли условия Властителя Поднебесной, но через пять лет, когда войска Тан Сяо выступили против Лагаша, сотня Бесшумных Стрел, оставив своего повелителя, разлетелась по свету, чтобы разить несправедливость, сокрушать невежество и препятствовать жестокости. Император в итоге не получил ничего, а миру была дана передышка.

Да, нынешний Государь вооружён лучше, чем тот, который однажды угрозами пытался заставить нас следовать своей воле. Да, ему достаточно нажать кнопку, и цветущая долина, окружающая Тао-Линь, превратится в смертоносную пустыню. Но монастырь неуязвим, ибо он – твердыня духа. Можно разрушить стены и башни, можно уничтожить наши телесные оболочки, но то главное, что у нас есть, пребудет с нами навсегда и вскоре вернётся в мир живых.

Не пойми, брат мой, будто мои слова означают, что я собираюсь свернуть с Тропы Мудрости и проявить непокорство. Нет, мы поступим точно так же, как поступили наши предшественники. Если бы мы решили принести себя в жертву, это только умножило бы хаос земного бытия, принесло бы неисчислимые беды и страдания, а мир отбросило бы в эпоху дикости и запустения.

Государь хочет, чтобы его могущество распространилось за пределы Поднебесной, и какие-то придворные недоучки внушили ему, что Дракон станет всесокрушающим оружием в его руках. Чрезмерная самонадеянность произрастает из невежества, и едва ли возможно словами убедить его в том, что Дракон – такая великая сила, что не может кому-либо принадлежать и следовать чьей-то воле. Главное – чтобы среди тех, кто войдёт в ворота Тао-Линя, не было трусов, прикинувшихся храбрецами, глупцов, прячущих за витийством речей свою духовную пустоту и скудоумие, сластолюбцев, выдающих собственную похоть за высокие чувства, и лицемеров, надевших маски искренности. Если мы примем тех, в ком не угасла искра Изначального Света, Дракон, которого мы вскормим, не сможет сеять смерть во имя призрачного долга. Ты возразишь мне, брат мой, что Просветление приходит лишь вослед за могуществом, и эта безжалостная тварь успеет наделать немало бед, прежде чем раскаянье настигнет её. Да, это так. Но то зло, которое успеет войти в мир, будет наименьшим из всех зол, которые могут его постигнуть, если наша гордость возьмёт верх над нашей мудростью. Чтобы убедить тебя в своей правоте, приведу страницу из книги Учителя Ку, возле гробницы которого я пишу это письмо:

«После приобщения к Свету человек теряет способность творить зло, даже самое мелкое, самое ничтожное, то зло, которого он раньше и не заметил бы, совершил бы походя, не удостоившись ни осуждения окружающих, ни мук совести.

После приобщения к Свету человек теряет способность жить в месиве страстей, которое принято именовать реальным миром, поскольку его сознание перестаёт отражать Тьму, без которой не может существовать материальная реальность.

После приобщения к Свету человек теряет способность во что-либо верить, поскольку его знание становится абсолютным и само понятие «вера» для него теряет смысл.

После приобщения к Свету человек, вероятно, теряет способность любить, поскольку никто и никогда не вернулся из Света, чтобы навестить своих близких.

Суть Учения вовсе не в том, чтобы приобщиться к Свету. Суть Учения в том, чтобы остановиться в шаге от него, поскольку погрузившийся в Свет не видит Света.

Мао Цзы говорил, что в пределах Вечного Света начинается новый отсчёт бытия, недоступный нашему пониманию, ибо для осознания его необходимо отречься от всех знаний и добродетелей, присущих благородному мужу, от всех ценностей и благ, к которым приличествует стремиться в привычном нам мире. Мао Цзы говорил об этом так, как будто сам заглянул в Царство Света. Ему достало силы духа и мудрости, чтобы, заглянув за чудесную грань, не переступить её, и это – высшая цель Учения.

Самые безжалостные и своенравные владыки внимали и внимают слову мудрецов Тао-Линя – одних лишь суеверный страх заставляет открыть свои уши, иные пытаются ступить на путь Учения, и порой кажется, что так будет всегда. Но не стоит рассчитывать, что тем, кто привык повелевать, никогда не откажет благоразумие. Хранителям мудрости надлежит быть готовыми к тому, что кто-то из потомков великого и славного Йан Сяо, ослеплённый своим могуществом, преступит традиции и захочет невозможного.