— Я прикажу отказать этой девушке, — сказала маркиза. — Беда не велика, пусть придёт в другой раз. Это, вероятно, дочь какого-нибудь отставного чиновника с просьбой о вспомоществовании.
— Разве она не сказала своей фамилии? — спросила Антуанета.
— Как же, ваше сиятельство, — ответил слуга. — Она назвала себя Армгарт.
Маркиза поставила свою чашку на стол. Она была так удивлена, что у ней едва не вырвалось весьма нелестное восклицание для неожиданной посетительницы, но Антуанета успела во время остановить её. Она бросила на мать многозначительный взгляд и сказала слуге:
— Проводите фрейлейн Армгарт в мою комнату. Маркиза занята, а я готова принять её.
Слуга удалился.
— Как! Ты хочешь принять её! — воскликнула маркиза, багровея от гнева. — Разве можешь ты иметь дело с подобной тварью! Как смеет она войти в наш дом!
— Не забудьте, что это дом графа. Если она прямо обращается к нам, то это лучшее доказательство, что ваше подозрение не имеет никакого основания.
— Может быть, она заранее сговорилась с ним, и наша роль будет самая незавидная.
— Мы узнаем это через несколько минут, — сказала Антуанета, поднимаясь со своего места.
Для молодой графини было своего рода торжеством, что девушка, к которой дядя её чувствовал такую очевидную привязанность, является к ней в виде просительницы. Она сама хотела сделать первый шаг к знакомству, отчасти из любопытства и главным образом из ревности, но теперь счастливая случайность избавляла её от поступка, который был тяжёлой жертвой для её самолюбия.
Если бы Магдалена была спокойнее духом и глаза её не были затуманены слезами, то она, вероятно, была бы неприятно поражена тем взглядом, который бросила на неё молодая графиня, входя в комнату. Отзыв Цамбелли о красоте дочери секретаря возбудил зависть Антуанеты, которая не выносила похвал чужой красоте, тем более что шевалье осмелился сравнивать их.
«Я красивее её», — подумала графиня, вглядываясь в миловидные, но далеко не правильные черты посетительницы; и лицо её опять приняло то идеальное выражение спокойствия, которым так восхитился Эгберт при первой встрече с нею.
Она придвинула кресло своей гостье и, заметив, что глаза её полны слёз, спросила о причине её горя. Простой и правдивый рассказ молодой девушки глубоко тронул Антуанету, так что незаметно для неё самой холодный и официальный тон, с которым она приняла её, перешёл в ласковый и задушевный.
Магдалена пришла к ним просить их заступничества у графа. Отец её не возвращался домой со вчерашнего вечера, и до них дошли самые дурные вести. Одно из двух: или его заключили в тюрьму за какое-то преступление, или он решился на самоубийство. Час тому назад у них в доме сделан обыск; чиновники забрали все его бумаги и опечатали кабинет.
— Матушка сама хотела обратиться к графу, — добавила Магдалена. — Он всегда был милостив к нам, но от горя и беспокойства она слегла в постель. Это придало мне смелости обратиться к вам и к маркизе в надежде, что вы не откажете передать нашу просьбу графу.
— Я сейчас пошлю за дядей, — ответила с живостью Антуанета, которая чувствовала теперь искреннее расположение к своей мнимой сопернице и от всего сердца готова была помочь ей.
Она взялась за звонок, чтобы позвать слугу, но в этот момент граф неожиданно вошёл в комнату.
Антуанета изменилась в лице. В ней опять заговорила ревность. «Он пришёл к ней, а не к тебе», — подумала она. Это подозрение ещё больше усилилось, когда Антуанета увидела нежный и озабоченный взгляд, который граф бросил на Магдалену.
— Что с тобой, что с вами, фрейлейн Армгарт? — сказал он, подходя к ней. — Не случилось ли чего особенного? — Затем, обратившись к своей племяннице, он добавил:
— Я очень благодарен тебе, Антуанета, что ты ласково приняла это бедное дитя. Ты сделала мне этим большое одолжение...
Граф говорил торопливо, взволнованным голосом и, слушая рассказ Магдалены, закрыл на секунду лицо обеими руками.
— Печальное известие, — сказал он, ходя взад и вперёд по комнате, причём лицо его опять приняло обычное выражение спокойствия и уверенности. — Но не пугайтесь и не унывайте, моя дорогая фрейлейн. Я убеждён, что Армгарт не совершил никакого преступления и что власти принимают более серьёзные и строгие меры, чем следует... Также нет никакого основания предполагать, чтобы отец ваш решился на самоубийство, он слишком благоразумный человек. Ну, а что делает Геймвальд, где он?
— Вы знаете его, граф, — ответила, краснея, Магдалена. — Он принял в нас самое живое участие, всё время присутствовал при обыске вместо матери и теперь пошёл искать отца.
— Да, это странствующий рыцарь в полном смысле этого слова, — сказал граф. — Ты недаром прозвала его так, Антуанета.
Слова эти наполнили ужасом сердце Магдалены. Она с невольным испугом взглянула на молодую графиню. «Эгберт знаком с этой блестящей красавицей и нравится ей, — подумала с отчаянием молодая девушка. — Разве ты можешь сравниться с нею!..»
— Что с вами? — спросил граф, взяв её за руку. — Отчего так побледнели? Вы не должны терять голову, моё милое дитя. Рано или поздно каждого из нас постигают бури. Я сейчас поеду к министру и узнаю, в чём обвиняют вашего отца. Скажите пожалуйста, вы не замечали в нём никакой перемены в последнее время?
Магдалена не могла припомнить ни одного определённого факта, кроме того, что отец казался ей измученным от усиленной работы. При этом она вспомнила посещение Цамбелли и заметила, что разговор с ним сильнее взволновал отца, нежели можно было ожидать.
Антуанета быстро отвернулась к окну при этих словах, а граф воскликнул с досадой:
— Жаль, что я раньше не знал этого. Я не подозревал, что он был у вас. Где вмешается этот проклятый итальянец, там не жди добра!
Сказав это, граф тотчас же раскаялся в своей горячности, заметив испуг Магдалены.
— Идите домой, милое дитя моё, — сказал он ей ласковым голосом. — Не плачьте. Может быть, Геймвальд принесёт вам хорошие известия. Передайте ему, что я надеюсь увидеть его сегодня вечером у нас. — При этом граф Вольфсегг со смущением взглянул на свою племянницу, как будто хотел просить её о чём-то и не решался.
Антуанета невольно улыбнулась, угадав его желание.
— Оставьте нас вдвоём, дядя, — сказала она. — Вы только пугаете фрейлейн Армгарт своими вопросами. Пусть она успокоится, и я сама провожу её домой в нашей карете.
— Ты ангел, — ответил ей граф и, обратившись к Магдалене, добавил: — Вы видите, ей невозможно сопротивляться. До свидания. Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы выручить Армгарта из беды.
Антуанета, взяв на своё попечение молодую девушку и задавшись целью утешить её, помимо своей воли преследовала другую затаённую цель. Она надеялась из дружеского разговора со своей сверстницей узнать её отношение к графу и Цамбелли и разрешить таким образом мучившие её вопросы. Она сознательно не стремилась к этому, не прибегала к искусственно льстивым речам, чтобы опутать незлобливую девушку и заслужить её доверие. Всё сделалось как бы само собою. Магдалена в простоте душевной откровенно рассказала молодой графине своё недолгое прошлое и открыла ей все помыслы своего сердца. Оно было так же чисто и прозрачно, как горный источник, в котором отражается голубое небо и солнце. Проницательный взгляд Антуанеты увидел на дне его только одно изображение — это образ белокурого Эгберта.
Проводив Магдалену и возвращаясь одна в карете, молодая графиня улыбалась, припоминая свои недавние сомнения. «Как это мне раньше не пришло в голову? — спрашивала она себя. — Магдалена должна была полюбить его, живя с ним в одном доме и видясь ежедневно... Если она боится, что её рыцарь влюбится в меня, то я сегодня же вечером скажу ему, что взяла Магдалену под моё покровительство и что он не должен подавать ей повода к огорчению».
Относительно графа Антуанета также окончательно успокоилась. Она была теперь уверена, что между ним и Магдаленой не было и тени нежных отношений, и, скорее, можно было предполагать, что он покровительствует её сближению с Эгбертом. Но для Антуанеты оставалась загадкой причина дружбы графа с Армгартами. Она даже задала себе вопрос: не был ли когда-нибудь её дядя в связи с женой Армгарта, но тотчас же отказалась от этой мысли. Если бы это было в действительности, то граф, вероятно, не выказывал бы так явно своего расположения, и супруги Армгарт не жили бы так дружно! «Отчего это мы так склонны, — спрашивала себя Антуанета, — отыскивать дурной повод в действиях, которых мы не можем себе объяснить? Граф вознаграждает дочь за верную службу отца; он заботился об её воспитании и, привязавшись к ней, восхищается её красотой и миловидностью. Он благородный и великодушный человек, а мы настолько злы и мелочны, что приписываем ему разные слабости и судим о его нравственной высоте по жалким свойствам других людей».
