Шествие вступило на кладбище и остановилось перед вырытой могилой. Началась торжественная церемония погребения. Молча и благоговейно стояла толпа; многие преклонили колени, громко повторяя за священником молитву об успокоении души усопшего.
Вслед за тем у могилы появился патер Марсель; его можно было разглядеть издали, так как он стоял на возвышении, и солнечный луч, выглянув из тёмных нависших облаков, на несколько минут ярко осветил его рыжую бороду. Он высоко поднял серебряное распятие, взяв его из рук священника, и сказал, протягивая левую руку:
— Он лежит тут, у наших ног, мёртвый, поражённый пулей изменника. Это был верный, достойный и храбрый человек. Он прибыл к нам из страны безбожных французов, где поруганы церкви, разрушены алтари и изображения святых; он думал найти убежище среди нас, у которых ещё сохранилось уважение к святыне, повиновение и верность властям. Господь простит Жану Бурдону все его прегрешения; пресвятая Богородица будет его заступницей. Он пал как воин на поле брани, сражаясь с Вельзевулом. Одни могут заслужить Царствие Небесное, делая добро и живя по законам церкви и императора; другие — борьбой с силами ада. Всюду людям расставлены силки и сети, вырыты ямы; берегитесь, набожные христиане, чтобы не попасть в них, будьте день и ночь на страже, как этот человек, которого мы погребаем сегодня. Пока он был жив, его глас возвещал нам: «Остерегайтесь! Вельзевул идёт!» А кто этот Вельзевул? Это Бонапарт, тот самый, который три года тому назад прошёл через наши благословенные поля со своими войсками, занял Вену и расстрелял картечью ваших сыновей и братьев в ужасный день Аустерлицкой битвы! Теперь Бонапарт свирепствует в Испании, срывает венцы и ризы с образов Пресвятой Богородицы. Наш император заключил мир с Бонапартом, но Господу не угоден этот мир. По воле Божьей против Бонапарта восстал воинственный народ — испанцы. Там все взялись за оружие — мужчины, женщины, дети. Господь благословил их на борьбу за святое дело. Его ангелы направляют их удары. Последуем, возлюбленные христиане, примеру храбрых испанцев! Разве Бонапарт соблюдает обещанный нам мир? Вот вам доказательство налицо... — Марсель указал на гроб. — Бонапарт вместо обещанного мира посылает в нашу страну грабителей и убийц. До сих пор мы могли утешаться, что только во Франции господствуют грех и пороки. Но Бонапарт хочет и нашу Австрию сделать вертепом разбойников! Неужели вы потерпите, чтобы у нас водворились богохульники, убийцы короля, санкюлоты, кровопийцы? Вот деяние, достойное их! Жертва перед вами с пулей в груди. Убийцы отняли у него последние деньги и будут на них пить и веселиться в Париже. Бонапарт выжимает соки из народов, его клевреты упиваются кровью отдельных людей. Долго ли это будет продолжаться, благочестивые христиане? Близок час, когда и вас могут призвать на защиту святой церкви, австрийского императора, жён и детей ваших. Разве вы не учились владеть оружием, не умеете действовать топором? Бонапарт, это исчадие ада, жаждет крови и плоти людской. Но не робейте, Господь пошлёт вам на помощь Архангела Михаила, своего лучшего небесного борца... — Берите пример с усопшего. Он был непоколебим, набожен и честен. К его рукам не пристало неправедно нажитое добро; он защищал своей жизнью замок и имущество своих господ. Вот каким был человек, и я желаю, чтобы каждый из вас был таким же! В Священном писании говорится: «Блажени нищий духом, яко тех есть Царствие Небесное!» Поэтому не сетуйте об усопшем и не проливайте слёз. Бренное тело человека после смерти обращается в прах, но душа живёт вечно. Весь вопрос в том, благочестивые христиане, где будет находиться душа? От вас зависит — будет ли ваша душа вечно гореть в аду или прогуливаться в раю. Следуйте примеру Жана Бурдона и держитесь верной стези. Будьте благочестивы и точите косы, молитесь и лейте пули. Вельзевул ходит по свету как рыкающий лев и ищет себе добычи, и потому ни один христианин не должен пренебрегать оружием. Будем на страже день и ночь — всегда вооружённые и готовые явиться на зов. Тогда мы наследуем Царствие Небесное, подобно Жану Бурдону. Тогда благословение Господне будет над нами во веки веков. Рано или поздно черви источат наше тело, но душа, освобождённая от земных оков, будет испытывать блаженство и петь в хоре ангелов: Алиллуйя! In saecula saeculorum, Аминь!
Женщины громко плакали; мужчины смотрели в землю, чтобы скрыть волнение, произведённое на них надгробной речью. Оратор сошёл с возвышения. Всякий спешил отдать честь покойнику, бросив горсть земли на его гроб. Дошла очередь до Цамбелли. Граф Ульрих, всё время внимательно наблюдавший за ним, заметил, что итальянец, наклоняясь к земле, сказал что-то стоявшей возле него Кристель, но это показалось ему настолько невероятным, что он решил более не думать об этом и отправился вслед за другими господами к берегу озера, где их ожидал длинный ряд экипажей. Мало-помалу разошлась и остальная толпа, громко толкуя между собою о богатом погребении и речи Марселя. Большинство отправилось в ближайший питейный дом, где благодаря щедрости графских слуг и богатых крестьян, которые не хотели отстать от них, скоро началась шумная попойка.
Кладбище опустело, и только старый могильщик со слугой молча заканчивали свою работу. В нескольких шагах от них стояла Кристель под деревом и, казалось, считала пригоршни земли, падавшие с их лопат. Правая рука её была крепко сжата, как будто она боялась выронить из неё какую-то дорогую вещь.
— Чего стоишь тут, обезьяна! — крикнул ей могильщик. — Уж не хочешь ли сосчитать, сколько нужно песчинок, чтобы зарыть покойника? Лучше сбегай-ка к трактирщику и прикажи ему налить эту бутылку.
Кристель поспешно опустила руку в карман и подошла к могильщику.
— Что ты вытаращила на меня глаза как помешанная! — проворчал он с досадой.
Кристель взяла из его рук бутылку и боязливо заглянула в могилу, где гроб уже был закрыт землёю.
— Говорят, вы умный человек, дедушка Игнас! Скажите пожалуйста, что думает теперь покойник?
— Благослови Господи и помилуй! — проговорил с испугом старик. — Чего ты не выдумаешь! Плохая была бы история, если бы мертвецов мучили разные мысли. Слава Богу, они не думают и не говорят. Мы достаточно насыпаем на них земли, чтобы они замолкли навеки.
— Священник говорил, что все мертвецы встанут, когда наступит Страшный суд, — заметила Кристель.
— Это правда, — подтвердил могильщик, поправляя свою ермолку. — Святые будут нашими заступниками на Страшном суде. Но он ещё не скоро будет, и неизвестно, доживём ли мы до этого... Ну а ты сбегай скорее и принеси вина. Ты сама дрожишь от холода, я тебе непременно дам глоток.
Но Кристель против своего обыкновения медленно шла по кладбищу, погруженная в глубокую задумчивость. Вот тут, у ворот, она схватила за руку человека со странными чёрными глазами, которых она не могла забыть, потому что этот человек не походил ни на одного из тех, кого она встречала в своей жизни. Не ослышалась ли она?.. Он шепнул ей: «Когда поднимется месяц над Траунштейном, приходи к замку и жди меня у садовой ограды»... Что он хочет сказать ей? При этой мысли вся кровь бросилась ей в голову; у ней вырвался торжествующий возглас, но она тотчас же оглянулась на могилу, и чувство торжества сменилось смертельным испугом. Она бросилась с кладбища, как лань, преследуемая охотниками; но сзади её никого не было; на кладбище царила мёртвая тишина, прерываемая только бранью могильщика, который называл её ленивой, негодной тварью.
Между тем в замке за поминальным обедом, который граф Ульрих счёл нужным устроить, чтобы не отступать от старых обычаев, шли оживлённые толки о надгробной речи капуцина. Все гости безусловно хвалили её, даже Витторио Цамбелли, который хотя и слыл поклонником Бонапарта, но горячее всех защищал её против хозяина дома, крайне недовольного запальчивостью монаха.
— Он напомнил мне сегодня бешеную лошадь, — сказал граф Ульрих, — которая закусила удила и несётся неизвестно куда. Разумеется, он сделал это из усердия, но мне придётся поплатиться за его неосторожность. Генерал Андраши в Вене дня через три получит самые подробные сведения обо всём, что произошло здесь, да к тому же ещё молва, по своему обыкновению, из мухи сделает слона. Начнутся бесконечные запросы, и я получу формальный выговор от имени императора. Почтенному патеру, разумеется, беспокоиться нечего; он выспится с похмелья и будет по-прежнему собирать милостыню на свой монастырь.
