Но есть в этом письме еще кое-что интересное. «Относительно 441 ящика золота, которые оставлены в Японии, — продолжал Кэнго Мори, — я пока не получил результаты их проверки и взвешивания. Однако… поскольку я обещал лорду Канлиффу выплатить стоимость в американских долларах по монетному паритету, то „Йокогама спеши банк“ в Нью-Йорке выдаст кредит Казначейству Англии на эквивалентную сумму в фирме „Дж. П. Морган и К°“»[1009].
Здесь примечателен тот факт, насколько за время войны окрепло финансовое положение Японии, в том числе и за счет военных поставок в Россию и Францию. А это не могло не вселять повышенное чувство уверенности в тех людей, в первую очередь военных, что определяли дальнейший вектор внешней политики Токио. Показательно, что с марта 1917 г. начались крупные поставки золота из Японии в Индию через «Йокогама спеши банк», к сентябрю они составили 4,8 млн ф. ст. (по данным Кэнго Мори). Лондонский филиал «Йокогама спеши банка» имел к тому времени на счетах свыше 50 млн ф. ст.! Сумма по тем временам колоссальная. Столь агрессивное продвижение японцев на рынки важнейших британских колоний обеспокоили в конечном итоге даже Лондон. В июне 1917 г. правительство Индии издало постановление, которое предписывало все золото, ввозимое в колонию, предлагать для покупки властям по фиксированному курсу 15 индийских рупий за 1 ф. ст., что делало эту операцию малопривлекательной для местных деловых представителей[1010].
Англичанам оставалось одно — направить окрепшую японскую мощь на новый объект, тот, на который пока не удалось наложить свои загребущие руки британской короне. И такой «не занятой» территорией оставался только российский Дальний Восток.
А пока в Лондоне жили слухами и неофициальной информацией, ожидая сообщений из Канады. Наконец-то 9 мая 1917 г. в Банк Англии поступила из Оттавы долгожданная телеграмма: «Министр финансов уведомляет о получении тысячи восьмисот трех (1 803) ящиков золота из России»[1011]. На Треднидл-стрит вздохнули с облегчением.
К тому времени в Генеральном штабе армии Великобритании пришли к заключению, что «ценность России как союзника заметно снизилась, если совсем не уничтожена». По оценке британских военных, «русская армия не была способна предпринять наступление; они также сомневались в том, что она сможет удержать вражеские дивизии на своем фронте»[1012]. А кто будет считаться с таким союзником? Точно не Лондон с его колониальными замашками.
Письмо посольства Японии в Банк Англии о разделе русского золота (обращают на себя внимание расчеты, сделанные английским банкирами прямо на оригинале письма). 17 мая 1917. [Bank of England Archive. Russian Gold to Ottawa via Vladivostok]
Конечно, поступало в Канаду и золото в счет тех 53,333 млн фунтов стерлингов золотом, которые, в соответствии с подписанным 24 августа 1916 г. в Кале протоколом, французское правительство обязалось «одолжить» Англии, передав правительству Британии в одном из своих портов. Так вот что примечательно. В доставленной из Франции партии золота весом 875 993,319 унции, проверка которой была завершена в начале мая 1917 г., находилась… российская золотая монета массой 311 132,400 унции на сумму 1 185 544.1.8 фунтов стерлингов[1013]. Безусловно, эта монета могла быть еще из довоенных запасов Банка Франции, однако нельзя исключать, что деньги поступили Парижу из России уже после августа 1914 г. в оплату каких-то услуг, а уже затем их перевезли в Канаду для передачи англичанам.
При этом нелишне будет заметить, что сами французы не слишком пунктуально выполняли свои обязательства по поставке в Россию военной техники и материалов. Так, с января по конец мая 1917 г. получено из Франции только 79 летательных аппаратов из заказанных 2200 (а всего законтрактовано на тот момент за границей 3200 самолетов)[1014]. Не лучше была ситуация и с авиамоторами: получено 235 из заказанных 6838. Еще хуже обстояло дело с тяжелыми орудиями: за первые два месяца навигации 1917 г. в Россию не отгружено ни одного! Даже А. Ф. Керенского возмутило низкое качество поставленных ранее союзниками пушек крупных калибров: 35 % из них «не выдержали двухдневной умеренной стрельбы»[1015]. Зачастую снаряды попросту взрывались прямо в орудийных стволах, калеча и убивая обслугу.
Интересно, а как же проявил себя в этой ситуации «лучший друг» России Ллойд-Джордж? Вполне в соответствии с кодексом поведения истинного британского джентльмена. В мае 1917 г. он обратился к находившемуся тогда в России Альберу Тома с запросом: следует ли Великобритании вообще продолжать отправку в Россию тяжелых орудий? На что получил ответ, что нет, поставки, конечно, нужны. Но пока, вероятно, в воспитательных целях можно и нужно временно прекратить отгрузку, на месяц, например[1016]. И это, заметим, буквально накануне готовившегося июньского наступления русской армии под руководством, уже в должности главнокомандующего, генерала Брусилова.
Более того, союзники задерживали даже часть вооружения и техники, закупленных Россией в третьих странах. Так, англичане выгрузили одну из трех батарей пушек и 40 артиллерийских зарядных ящиков из 300, изготовленных в Италии для русской армии. Не лучше поступили и французы, замотавшие на своих складах 5700 итальянских авиационных моторов из 8800, отгруженных предприятиями Италии[1017].
Письмо Казначейства в Банк Англии об оплате британцам русского золота японской стороной через «Дж. П. Морган и К°». 11 мая 1917. [Bank of England Archive. Russian Gold to Ottawa via Vladivostok]
Да и зачем было торопиться? Все это вооружение и оборудование могло пригодиться и себе. «Вести из русской армии очень плохие. Братание с германскими солдатами распространено по всему фронту», — отметил 22 мая 1917 г. в своем дневнике М. Палеолог[1018]. Так что чему тут удивляться?
А если все же стоит удивиться — то это тому, насколько причудлива история и какие порой невероятные пируэты она выписывает.
…Капитан Рабоче-крестьянской Красной армии Василий Архипов[1019] знал этот участок обороны финнов на Карельском перешейке буквально наизусть. Сколько часов он провел здесь, среди редких сосенок и каменных валунов, глубоко зарывшись в снег, рассматривая в бинокль передний край противника, пытаясь разгадать систему его обороны, выявить замаскированные огневые точки, распознать систему расположения минных полей. Перед его глазами маячили остовы сгоревших наших легких танков Т-26, которые подожгли финны во время предыдущих попыток прорыва. Сколько же здесь было пролито солдатской крови в отчаянно-героических, но бесплодных атаках за последние месяцы боев. И Архипов знал, что такого больше допустить нельзя. Он был уверен в своей технике, ее боевых качествах, позволявших при правильном маневрировании и огневой поддержке прорвать эту клятую линию дотов, дзотов, системы опорных пунктов, окопов, перекрывающих все пространство перед собой перекрестным пулеметно-пушечным огнем. Но особую опасность для атакующих подразделений представляла тяжелая артиллерия противника, которая в критические моменты боя накрывала наши цепи и танки поддержки беглым огнем с закрытых позиций по отлично пристрелянным заранее целям. И выявить расположение этих батарей нашей разведке никак не удавалось.
В тот памятный февральский день 1940 г. танковая рота Архипова, используя заранее разведанные и намеченные для каждого взвода маршруты прорвалась через передний край финнов, несмотря на отчаянно-ураганный огонь противника, и вышла в тыл его обороны. Их не остановили ни минные поля, ни сложные завалы на обходных лесных дорогах: красные танкисты были готовы к любым неожиданностям.
В какой-то момент финны потеряли отряд из виду. И здесь рядом заработала тяжелая артиллерия противника, скрытая на тех самых позициях, которые долго оставались нераскрытыми. Капитан скомандовал: «Вперед!»
Наши танкисты с ходу атаковали позиции дивизиона тяжелой артиллерии финнов, который в тот момент вел огонь по наступающим частям РККА. Появление танков было настолько неожиданным для финнов, что расчеты бросили свои орудия на позициях и в панике разбежались, преследуемые пулеметным огнем танкистов. И хотя финны ожесточенно оборонялись и устроили на дорогах завалы из спиленных деревьев, скрепленных между собой тросами, ничто не помогло.
«Противник рассчитывал, — вспоминает командир танковой роты капитан Архипов, удостоенный за этот бой звания Героя Советского Союза, — что мы хотя бы задержимся перед препятствием, пока размотаем тросы да распутаем проволоку. А наши ребята вышли из танков с пилами и за пятнадцать минут от барьера и следа не оставили. Пока пилили, слушали звуки артиллерийской стрельбы. Недалеко уже огневые позиции. Судя по всему, там не менее дивизиона, орудий десять-двенадцать. Гаубицы… Еще несколько минут ходу — и мы у цели. Лес поредел, а в просветах среди заснеженных елей вижу на поляне земляные полукапониры. В них стояли гаубицы, вели огонь куда-то за дальний лес — стволы подняты очень высоко. А рядом с нами — добротные землянки. Из одной выскочил солдат в белом фартуке с поварешкой в руке: да так и застыл, вытаращив глаза на танки. Как было у нас условлено, даю радиосигнал, дублирую его ракетами, и танки с трех сторон врываются на огневую позицию. Видимо, артиллеристы не были обучены стрельбе по танкам. А может, просто их паника охватила — они кинулись врассыпную. А поскольку здесь располагались на значительном отдалении друг от друга три гаубичные батареи, то бегущие фигурки, сотни две солдат и офицеров, заполнили все видимое пространство»[1020].
В итоге в качестве трофеев захвачены 12 исправных гаубиц калибра 120 мм. Как оказалось, эти орудия были изготовлены в Японии по лицензии фирмы «Крупп», а затем закуплены для нужд императорской российской армии во время Первой мировой войны. Но, как водится, «подзадержались в пути» и прибыли уже после развала страны. Не без помощи союзников эти гаубицы, как и многое другое из вооружения, попали в распоряжение государств, образовавшихся на территории бывшей Российской империи, в частности Финляндии. А в распоряжение своих настоящих хозяев — теперь уже Красной армии — они вернулись только через двадцать лет, хотя и были сполна оплачены нашим золотом. Как видим, справедливость в итоге восторжествовала. Не твое — не бери. Такая вот интересная и причудливая история у нашей страны и у ее золота.
