А само золото прибыло во Владивосток около недели назад и было незамедлительно перегружено на борт минного заградителя Сибирской флотилии «Монгугай»[653]. В процедуре передачи золота японцам приняли участие контр-адмирал П. В. Римский-Корсаков, чиновники Государственного банка Н. А. Лавровский, А. Д. Смирнов, С. Н. Смирнов, В. В. Норман, Г. Э. Юз, специально прибывшие для этой цели во Владивосток, а также офицеры штаба Сибирской флотилии.
3 июля 1916 г. в течение двух часов (с 15 до 17), обильно обливаясь потом, матросы с «Монгугая» перегрузили на «Ниссин» 471 ящик золота — партию, предназначенную для транспортировки в Канаду. А к 20 часам управились и господа: процедура приема-передачи груза завершилась. Старший ревизор крейсера выдал Н. А. Лавровскому расписку в том, что «471 ящик (с золотом в слитках и монете) будет доставлен из Владивостока в Эскуаймолт».
А в Петрограде в тот же день 3 июля 1916 г., когда во Владивостоке уже наступила глубокая ночь, состоялось заключение русско-японского секретного военно-политического союза сроком на пять лет. Соглашение сие было высочайше санкционировано императором Японии и подписано министром иностранных дел Сазоновым и послом Японии в России Итиро Мотоно. Многие исследователи полагают это вынужденным шагом с российской стороны, поскольку Россия в условиях войны крайне нуждалась в поставках вооружений и других материалов из Японии. Но ларчик оказался непрост: по «доброй традиции» к соглашению прилагались секретные протоколы. А это означало, что в случае объявления войны Японии или России другая договаривающаяся сторона, «по просьбе (demande) своей союзницы, придет ей на помощь, и в таком случае каждая из высоких договаривающихся сторон обязуется не заключать мира без предварительного согласия другой договаривающейся стороны» (ст. 2)[654].
Крейсер «Касуга». 1905. [Из открытых источников]
И хотя, безусловно, общественность проинформировали только об открытой части русско-японского соглашения, сомнений в его военном характере ни у кого не возникало. Противники царского режима тут же постарались использовать этот факт, чтобы повысить накал недоверия между Петроградом и Лондоном. На Темзе уже и так подозревали союзника во всех смертных грехах, вплоть до готовности к сепаратному миру с Германией.
Вполне допускаю, что британская разведка располагала информацией о наличии подобного рода настроений и в самом Берлине. И она не ошибалась. В июле 1915 г. начальник германского Генерального штаба генерал Э. Фалькенгайн «предложил политическому руководству войти с Россией в переговоры о соглашении, причем он подчеркивал, что с военной точки зрения достижение мира на востоке имело бы столь большую цену, что отказ от территории по сравнению с таковым достижением не играл бы решительно никакой роли. При таком положении дел начальника генерального штаба не пугала также мысль о том, что этим была бы приготовлена, вероятно, тяжелая участь [выделено мною. — С. Т.] для балтийцев немецкого происхождения. Участь целого была важнее участи небольшой части»[655]. Жаль, что в Вильнюсе или Риге давненько не перечитывали воспоминания немецкого генерала, если вообще читали.
В. И. Ленин, конечно, не мог пройти мимо такого важного события и, стремясь не дать угаснуть этому прекрасному, с точки зрения большевиков, чувству подозрительности между союзниками, писал о русско-японских отношениях, что между Петроградом и Токио «заключен уже во время теперешней войны новый тайный договор, направленный не только против Китая, но до известной степени и против Англии. Это несомненно, хотя текст договора не известен. Япония при помощи Англии побила в 1904–1905 году Россию и теперь осторожно подготавливает возможность при помощи России побить Англию»[656]. А что? Идея, согласитесь, неплохая.
Следует признать, что британцам было чего опасаться. Их подозрительность основывалась на том, что русские, по их убеждению, совершенно лишены чувства расового превосходства, столь ярко проявившегося у англичан в период их колониальной империи. И в той обстановке для Петрограда вполне логично пойти на сепаратные переговоры с Берлином, обезопасив себя в Азии за счет сближения с Токио. Как отмечал большой знаток России британский публицист и историк Эмиль Диллон, «русским в действительности никогда не была присуща урожденная нетерпимость в вопросах расы, так же как и безжалостность в коммерческой конкуренции. Они свободно общались с представителями т. н. „низших рас“ и племен, проживавших в царстве, поставив всех в равные условия перед законом… Русский человек обычно свободен от расовых предрассудков. У него отсутствует чувство „желтой опасности“, и он совсем не против принять японца в качестве друга, коллеги или даже зятя»[657]. И это не могло не беспокоить охранителей устоев Британской империи. Но, безусловно, не только в этом дело. После успехов в ходе военных операций против Турции в России активно заговорили о том, что настало время заключить мир с Германией, благо момент для этого благоприятный.
А в Лондоне подогревал страсти все тот же Эмиль Диллон. Опубликованная им в журнале «Контемпорари ревью»[658] статья, посвященная «немецкому засилью» в России, буквально взорвала английское общество. Разительное впечатление произвели масштабы проникновения немецкого капитала в Россию. Накануне войны более половины всех импортных товаров поступали в Россию из Германии. Немцам принадлежали почти все химические и пивоваренные заводы, 75 % текстильной и металлургической промышленности, 85 % электростанций, 70 % газовых предприятий. Особая роль в немецкой «колонизации России» принадлежала германским банкам, которые «являются центром для собирания всякого рода справок и сведений. Их политическое влияние огромно». «Дойче банк» «организовал нефтяной синдикат, скупивший массу акций нефтяных предприятий», а другой банк «провел одного из своих директоров в члены правления товарищества Нобель»[659]. Ну и дальше все в таком же духе. Конечно, Диллон, чувствуя запросы информационного рынка, умело под них подстраивался. Но эти издания читала не только британская верхушка, но и жадный до новостей обыватель. Отсюда и соответствующий психологический настрой в столицах стран-союзников, явно не в пользу Петрограда.
Весьма показательна для характеристики взгляда на ситуацию со стороны Японии и точка зрения известного японского дипломата Кикудзиро Исии. «Бросая взгляд на этот период, — пишет он, — автор приходит к выводу, что Россия не заключила сепаратного мира с Германией, когда ее войска на фронте были полностью деморализованы, потому что она боялась гнева трех союзников, и в особенности японского вторжения в Сибирь. Эта боязнь была козырем в руках Японии… Если бы она захотела заключить сепаратный мир, то очутилась бы под угрозой японского нападения с тыла»[660]. Насколько справедливы были опасения российской стороны насчет возможности удара в спину или, если хотите, «японского нападения с тыла», сегодня мы знаем.
А между тем 4 июля 1916 г. пришла очередь и крейсера «Касуга». С борта неутомимого «Монгугая» перегрузили 472 ящика для перевозки в Канаду и 222 ящика для Японии. Работы продолжались с 7 до 10 часов. Старший ревизор крейсера «Касуга» выдал соответствующую расписку. Затем ящики повторно пересчитали. Все сошлось. Золото до Монетного двора в Осаке должны были сопровождать С. Н. Смирнов и В. В. Норман, а в Эскуаймолт — Н. А. Лавровский, А. Д. Смирнов и Г. Э. Юз.
