После ухода из жизни Красина Любовь Васильевна длительное время добивалась назначения ей пенсии, засыпая жалобами различные инстанции. Она утверждала, что на 50 ф. ст., которые ей временно вместо обещанных ранее 500 долларов в месяц выплачивало посольство в Лондоне, прожить невозможно. При этом Красина, как докладывал Раковский в Москву, пыталась «взваливать вину на… Ильича, посоветовавшего якобы Красину обеспечить свою семью»[1835]. И хотя, понятное дело, Раковскому очевидна клевета на вождя со стороны вдовы, сегодня, когда знаешь даже далеко не полные данные о том, как вершились финансовые дела на заре советской власти, подобное предположение выглядит не таким уж нереальным.
Надо сказать, советские власти куда благосклоннее отнеслись ко «второй» семье Красина. По смерти Леонида Борисовича Тамарочке — «младшей дочери тов. Красина», как записано в решении ЦИК, назначили ежемесячную выплату в 150 руб.[1836]
Раковский вынужден был разбираться со всеми этими скандальными выкрутасами, взаимными обвинениями и вымогательствами со стороны Любови Васильевны, параллельно стремясь убедить мадам Красину вернуться в Москву. Однако та категорически отказывалась, приводя, как ей казалось, весомые доводы в пользу того, чтобы задержаться в Великобритании. И вновь главным, как мы видим, в этом торге являлись деньги.
«Несчастная вдова» вступила в жесткий торг с верхушкой большевиков, угрожая Кремлю публикацией сенсационных «мемуаров» и личных писем Ленина и документов из архива Красина, если ей не возобновят выплату персональной пенсии, которой ее лишили с сентября 1927 г. Но шантаж не возымел действия, и 17 апреля 1928 г. было принято секретное постановление Политбюро «О Кр.»[1837]. «Кр.» — это, сами понимаете, для секретности, чтобы враги не догадались. А порешили твердо — с Красиной в переговоры не вступать и ничего у нее не выкупать. И, как мы знаем, ретивая вдова выполнила свою угрозу.
Здесь считаю необходимым подчеркнуть, что наиболее неприятным в уже упоминавшейся ранее в связи с Людендорфом книге воспоминаний о муже, каковую Любовь Васильевна все же издала в 1929 г. в Лондоне на английском языке[1838], для лидеров ВКП(б) являлось именно «обильное цитирование» его беззащитной вдовой писем супруга, «в которых ленинский нарком представал отнюдь не столь „пламенным большевиком“, каким его изображала официальная советская пропаганда»[1839]. И в этом я, безусловно, соглашусь с автором этих строк В. Д. Генисом.
Красин придавал деньгам и их накоплению очень большое значение. Отвечая за сбор средств на нужды партии, о чем я уже неоднократно упоминал, он хорошо прочувствовал ту силу и власть над людьми, которые дает золото (а тогда в большинстве стран Европы господствовал золотой стандарт) тому, кто им располагает. В то же время Красин очень дорожил своим официальным положением известного инженера, работающего на крупные иностранные фирмы, и был крайне требователен к тщательному соблюдению мер конспирации.
Красин прожил четыре года в Баку, где «был вхож в высшее бакинское общество»: «Обладавший даром красноречия, стройный, высокий, симпатичный, хорошо одетый, всегда подтянутый, начитанный, развитой, с изысканными манерами, обаятельный, он не мог не производить впечатления на окружающих, равно и на нефтяных магнатов, банкиров, судовладельцев, и местную власть»[1840].
Однако весь этот внешний лоск и превосходные манеры, которые многократно отмечают представители западной элиты, общавшиеся с Красиным, никак не соотносились с его методами ведения дел. В плане достижения цели, т. е. получения денежных средств, Леонид Борисович совершенно не тяготился какими-либо моральными ограничениями, полагая, что на войне, а именно так он оценивал свою борьбу с царским режимом, все средства хороши. Все исследователи деятельности партии большевиков того периода сходятся в одном — Красин обладал уникальным талантом аккумулировать деньги для партии. Надо признать, это качество проявилось у него еще в студенческие годы, когда, учась в Санкт-Петербурге, в интересах революционного кружка он «со товарищи» обложили в прямом смысле данью не только столовую института, находящуюся под полным студенческим управлением, но и другие общественные организации молодежи. Конечно, сегодня мы бы назвали это рэкетом, но тогда все делалось во имя светлых идеалов.
В 1905 г. Красин в Виши встретился с миллионером С. Т. Морозовым, финансировавшим ранее большевиков, которого к тому времени родные лишили права распоряжаться капиталами семьи. Тот факт, что Савва Тимофеевич щедро спонсировал революционеров, хорошо известен, и я не буду на нем останавливаться. Во всей этой истории меня интересует только роль Красина, через которого и текли старообрядческие пожертвования на революционное подполье.
Морозова на Красина вывел М. Горький, которого Леониду Борисовичу также удалось мобилизовать на сбор средств для партии за границей, в первую очередь в США. Промышленник, сам инженер-химик по образованию, искал человека, который мог бы построить современную электростанцию для его фабрик в Орехово-Зуево. Но никто не брался за эту работу. Красин буквально очаровал Морозова. Тот предложил ему возглавить этот проект, и в конце 1904 г. Красин переехал в Орехово-Зуево. Теперь Красину приходилось обманывать не только царскую охранку, но и частную службу безопасности семьи Морозовых, поскольку мать магната, имевшая огромное влияние на бизнес, не доверяла не только Красину, но и сыну. Это создавало проблему для Красина, который рассматривал Морозова как дойную корову в интересах партии, но мать Саввы Тимофеевича позволяла платить ему только оклад в 2 000 руб. в месяц[1841].
Почти сразу после той встречи в Виши был обнаружен труп Морозова. Покончил ли он жизнь самоубийством или его убили — не ясно до сих пор. Однако возникли серьезные подозрения, что убийцей мог являться именно Красин.
В первую революцию Красин возглавлял БТГ — боевую техническую группу при ЦК РСДРП, которая отвечала за подготовку бомб и снабжение оружием, а также налеты с целью добычи денежных средств. А. Нагловский вспоминал о 1905 г.: «В те дни большевиками были собраны значительные суммы. Партия стала копить оружие. Организовалась и первая большевицкая боевая дружина в 25 человек, поступившая в распоряжение заведовавшего тогда всеми дружинами большевиков — Л. Б. Красина»[1842]. Ему удалось нелегально доставить в Россию огромное количество оружия, которым оснащались боевые дружины. Был даже организован международный обмен опытом по созданию СВУ, и русские бомбисты выезжали за границу с целью изучения технологии изготовления в подпольных условиях мощных бомб. Даже их названия говорят о том, что их конструкция разработана за рубежом. В частности, такую помощь оказывал известный балканский анархист Наум Тюхекчиев[1843], проживавший в Македонии. Соответственно «македонцами» назывались русские самодельные ручные гранаты, почти серийное производство которых наладили большевики при участии Красина. Для этого он создавал специальные предприятия-прикрытия под видом фабрик кустарных игрушек или фотолабораторий[1844]. Отличное знание химии, изучением которой он увлекся еще во время учебы в реальном училище в Тюмени, помогло Красину отладить все технологические процессы изготовления взрывчатых веществ и взрывателей. Недаром Тамара Миклашевская и через много лет именовала его в порывах нежности «моим Хромиком», образуя это на первый взгляд странное ласкательно-интимное имя от детского семейного прозвища Леонида Борисовича «Хром»: строго в соответствии с таблицей Д. И. Менделеева.
