Красин тоже не бездействует. Он ищет дополнительные каналы сбыта золота и выхода через третьи страны на американский рынок. С этой целью по его инициативе с 10 января 1921 г. организуется турне по ряду стран, начиная с Италии и Испании, юрисконсульта РЖМ Лазерсона, а точнее «доктора Ларсона». И хотя последний действует вроде бы по поручению Литвинова, Красин, минуя все инстанции, состоит с ним в активнейшей личной переписке, проявляя к нему особое доверие и уважение, именуя Лазерсона Морисом Георгиевичем. «Лазерсон, конечно, меньшевико-подобный спец и для работы в Советской России едва ли годится по своей мягкотелости и несклонности переносить лишения, но я имею все основания считать его абсолютно чистоплотным и добросовестным человеком; знания же финансового дела и связи у него очень хорошие»[1476], — пишет Леонид Борисович Лежаве[1477] и Крестинскому[1478]. Но «доктор Ларсон» явно себе на уме и обо всех шагах также подробно информирует своего формального начальника Ломоносова.
Поначалу главный поток прошедшего в Швеции аффинаж и имеющего теперь клеймо Риксбанка[1479] российского золота шел в Германию, где действовало отделение РЖМ. Однако зачастую формально отправленное в адрес германских банков, в частности «Дойче банка», золото, предназначенное для оплаты услуг немецких производителей, даже не покидало пределов Швеции. Этот металл по приказу «Дойче банка» отгружался Риксбанку в счет оплаты задолженности Германии по военным поставкам. Нелишним будет заметить, что с началом Первой мировой войны, в которой Швеция не участвовала, в стране сразу возникла паника. Население бросилось менять банкноты и деньги с депозитов на золотую монету. В течение четырех первых дней золотые резервы Банка Швеции сократились на 2,7 млн крон. И хотя это составляло всего 2,5 % от их размера, уже 2 августа 1914 г. в стране прекратили размен банкнот на золотую монету и приняли решение закрыть все банки с 3 по 5 августа. Когда же кредитные организации возобновили работу, то для населения был установлен лимит на снятие наличных — 100 крон в день. А с 15 ноября 1914 г. в Швеции ввели полный запрет на экспорт золота. Но вскоре страхи прошли, и ограничения обернулись золотым дождем для Стокгольма. Курс шведской кроны к 1917 г. поднялся до 2,55 кроны за 1 доллар США от предвоенного уровня в 3,75 кроны[1480]. Пройдут десятилетия, и уже во время новой мировой войны шведы будут снабжать железной рудой теперь уже фашистскую Германию[1481].
Надо сказать, имели место случаи, когда драгметалл поступал непосредственно в адрес самого Банка Швеции. Так, 18 марта 1921 г. в Стокгольм прибыл пароход «Хеймдаль» с грузом русского чистого золота весом 8570,465 кг в 167 ящиках для Риксбанка. Поставку осуществила немецкая транспортная компания, принадлежащая некоему Виктору Бергу. 21 марта 1921 г. передача золота Риксбанку завершилась. Однако российская сторона получила всего 10 млн руб. золотом, что соответствовало по золотому стандарту 7742,34 кг чистого золота. То есть золото продали с дисконтом в 11 %![1482] В эти операции был прямо вовлечен не только сам управляющий банком Виктор Молль[1483], человек с большим политическим авторитетом в стране как опытный депутат риксдага, но и еще как минимум три члена правления Банка Швеции. Поэтому вполне понятно, что когда я, находясь по служебным делам в Стокгольме, обратился к руководству Банка Швеции, которое меня и пригласило, с просьбой дать возможность поработать в их архивах с целью поиска документов о российско-шведских деловых связях, то натолкнулся на глухой отказ. Мне заявили, что никаких таких материалов, а равно и своего архива в банке попросту не существует. Тогда я еще ничего не знал по этой проблеме и, надо признать, воспринял подобное заявление хотя и с недоумением, но вполне спокойно.
Значительные объемы металла и драгоценных камней поступали также в распоряжение советского и. о. поверенного в делах в Германии Виктора Коппа[1484], являвшегося, по утверждениям некоторых историков, особо доверенным лицом Ленина и Троцкого[1485]. Возможно, именно по поручению последнего он и вел тайные переговоры о начале военного сотрудничества с Германией, которую к тому моменту Антанта практически лишила армии. Не исключаю, что это правда. Но фактом остается то, что Владимир Ильич даже посулил «хорошую премию за скорую и выгодную продажу» драгоценностей[1486]. Для нас же куда важнее, что Копп был близким, можно сказать, интимным контактом Красина и задолго до появления РЖМ в Берлине вел его дела, в том числе и финансовые, в Германии. Он служил даже его особым «почтовым ящиком» на случай непредвиденных обстоятельств. «Victor Kopp — мой давний знакомый с 1905 года, и во всяком случае это один из путей сношения со мной», — пишет Красин жене еще в ноябре 1919 г.[1487] И далее он даже дает ей адрес: Victor Kopp, Fasanenstrasse, 27.
Конечно же, Копп исполняет для старого друга и более деликатные поручения, приглядывая за деятельностью Ломоносова и негласно информируя Красина обо всех деталях. Леонид Борисович даже передает через него указания Ломоносову, чем вызывает крайнее неудовольствие последнего, который считает подобный порядок общения для себя унизительным.
Чтобы дать более полное представление о размахе деятельности Ломоносова, отмечу, что по линии РЖМ было заключено более 500 контрактов. Помимо паровозов, заказано 500 цистерн в Канаде, еще 1000 — в Канаде и Англии, 200 паровозных котлов в Англии[1488]. При этом глава РЖМ совершенно не считался с мнением наркома путей сообщения. «Золото текло рекой», — как вполне справедливо заметил А. А. Иголкин[1489]. Но Ломоносову все мало. Его вроде бы пытается вразумить особоуполномоченный Политбюро ЦК РКП(б) по золотовалютным операциям за границей Литвинов. В ответ на очередное требование денег от главы РЖМ он пишет 10 апреля 1921 г.: «…Я, естественно, недоумевал, зачем Вам понадобилось еще три миллиона рублей, когда у Вас золота уйма»[1490]. Но на самом деле, как выясняется, Литвинов не прочь совместно реализовать/«попилить» (на выбор читателя) эту «уйму золота».
А торопиться были все основания. К началу 1921 г. в «закромах» Родины находилось золота на сумму 398,9 млн руб. (эквивалентно 308,8 т чистого золота). Таким образом, всего за семь недель (с 9 ноября 1920 г.) золотой запас сократился почти на 147,3 млн руб. Возможно, именно с этим обстоятельством связано требование Финансово-счетного управления НКВТ «все делопроизводство по операциям с золотом и драгоценными камнями вести в секретном порядке». Касалось оно и советских загранпредставительств. Теперь всю переписку и отчеты следовало пересылать «в секретных пакетах»[1491].
А пока на НКВТ сыпались из Кремля указания о необходимости ограничивать доступ к информации об операциях с валютными ценностями, попытки заткнуть драгоценностями любые прорехи в народном хозяйстве практиковались все шире. Это решение всегда казалось таким простым и легким: взял со склада что-то очень ценное и тут же получил необходимое. Так, когда возник вопрос о необходимости увеличения поставок хлеба, то крестьянству решили предложить не только кнут в виде продотрядов или, как тогда стали стыдливо называть эти чрезвычайные органы, «милиции, содействующей сбору продналога», и показательных массовых репрессий, но и пряник под названием «премия». «Премию чем? — задал сам себе вопрос Ленин и тут же на него ответил: — Золотыми и серебряными вещами. Возьмем в Гохране»[1492]. Возьмем и никого не спросим, ведь власть наша. Или власть у нас?
