Он стоял сжимая и разжимая кулаки, пепел от мертвецов, казалось, сам забирался в ноздри и глаза.

— Так, спокойно! — рявкнула в приказном тоне Эйлин, пока Зорон всеми силами удерживал свое тело от желания ей навредить. — Доктор, вы сделали, в общем–то, правильные, но неполные выводы, — она отступала назад, но Зорон уже не видел ничего вокруг от застилающей глаза злости.

И тут гаркан спрыгнул в пепел, закрывая эйру собой:

— Доктор Зорон, это не место расправы над разумными. Дегры — убийцы, а не мы. Они жесткое наследие драконов: те выродились и погубили собственную цивилизацию и целый живой мир. Часть народа, драконы, вроде Эхо и Баро, спасаясь от гибели собственного мира, были спрятаны в эти капсулы и тысячами лет дрейфовали в ткани бытия, спящие, беспомощные, пока Бродяга не пришел и не создал новый мир вокруг них и гор, в которых они были заперты.

— Но часть, те, кто либо выбрался из капсул раньше времени, либо и вовсе умудрился выжить после катастрофы, деградировала в животных. Они, — эйра показала на обгоревшие трупы, — звери, неразумные и жестокие. Ну же, почувствуй, Зорон!

Зорон выдохнул, пытаясь осознать все сказанное эйрой. Интуиция доктора полностью подтверждала слова эйры. Разумны — лишь драконы.

— Но зачем убивать? Зачем жечь? Пусть даже животных? — вымолвил он, не сводя взгляда с провалов глаз гаркана передо ним. Арджан с его непоколебимым спокойствием, уверенностью, которую он выражал каждым мускулом, каждым вздохом, разряжал конфликт одним своим присутствием. Он не угрожал, не провоцировал. Просто стоял.

— Они жестоки, кровожадны, бессмысленны и очень быстро размножаются. Жрут себе подобных, полностью лишены страха. И инстинктивно ненавидят заключенных в капсулах драконов. Единственное, что их объединяет — стремление убивать своих спящих «сородичей». Мы до сих пор не знаем почему, хоть Безымянные изучают дегров уже несколько веков, — Эйра села рядом с прозрачным «гробом» и погладила его ладонью, будто закрывая глаза павшему воину. — Мы всего лишь пытаемся спасти остатки чужой расы. Выводить из сна их сложно, рискованно для них самих. Всех кого можем, мы вытаскиваем, тех, кого по каким–то причинам разбудить нельзя, оставляем спать спокойно на века вперед. Охраняем и вычищаем дегров из пещер, чтобы не дать тем пробраться в Колыбель. Затем и нужны Безымянные, затем и создали наш орден.

— А как же тот дракон? — неожиданно вспомнил доктор.

Теперь встреча с крылатым, разумным, как оказалось, выглядела в совсем других красках. — Вы убили его! Ты и Эхо!

Эйлин посмотрела на Зорона, в её глазах отражалась боль, почти ощутимая физически, погасившая гнев доктора окончательно.

— Мы облегчили его страдания, доктор Зорон. Иногда обвалы, камнепады, схождение льдов открывают запечатанные Колыбели до того, как мы их обнаружили, и очень, очень редко случается так, что драконы освобождаются сами. Но долго они не живут. Ты видел лишь агрессивного зверя, мы с Эхо видели разумного, что гниет заживо и мечется в агонии и боли.

— Но может… может стоило хоть попробовать его спасти! — перед доктором опустилась красная рука, гаркан провел собой границу между им и эйрой. И не собирался пускать Зорона за нее.

— Нет, Зорон, увы, — глаза эйры блестели, а голос охрип. Она ведь была соучастницей убийства. По меркам Зорона — самого настоящего, хоть по её словам и милосердного. — Мы много раз пытались это сделать, два раза во время моей службы, сотни раз за время существования ордена. Они каждый раз умирают, разбуженные без слияния, умирают, отравленные нашим миром, уничтоженные им, болезненно, страшно и долго, в агонии и бессильной злобе пытаясь уничтожить все живое вокруг, не понимая, что делают. Ты бы знал, Зорон, сколько жизней драконнеров унесли попытки исцелить этих несчастных! Но к сожалению, пока единственный способ сберечь и их и нас — облегчение страданий смертью. Сам подумай, Эхо бы никогда не стала участвовать в этом, если бы не знала, что так будет лучше!

Слова доктора до самого сердца задели эйру, Зорон даже не напрягая чутье, ощущал потоки невыносимой душевной боли, что струились вокруг нее.

— Хорошо, — выдохнул он, окончательно успокаиваясь.

Поднял руки, показывая гаркану, что не собирается вредить Эйлин. Арджан кивнул ему, и отступил в сторону, давая эйре и люду теперь говорить без преград.

— Но зачем тогда, вы используете драконов, как животных? Если они разумны, то должны быть представлены в Консулате. Жить полноценно, нормально, наравне с остальными.

— Клянусь, доктор, если бы это было возможно, весь орден, не колеблясь ни секунды, положил бы жизни, чтобы этого достичь, — Эйлин вздохнула. — Я не знаю, тысячи, миллионы лет сна так сказались на драконах, или они еще до сна в капсулах настолько выродились, но теперь драконы разумны и могут существовать только в слиянии с другими разумными. Тех представителей ордена Безымянных, что смогли перенести эту процедуру и называют драконнер ами.

— Слияние? — Доктор слышал это слово уже много раз, но не заострял внимание на нем, считая просто частью профессиональной речи Безымянных.

— Именно, — Эйлин выдохнула — идем, я объясню по дороге, хватит нам здесь находится, все равно, тем кого нашли дегры, — она кивнула на капсулу — мы уже не поможем.

Люд и гаркан последовали за ней — этакая высокая мрачная охрана светловолосой эйры в холодной темноте пещерного комплекса.

— Тебе знакомо слово «симбиоз»? — начала тут же Эйлин, как только они покинули место бойни. Эйлин постоянно сбивалась с «Вы» на «ты» и наоборот, будто никак не могла определится в своем отношении к врачевателю.

— Знаю, — кивнул он, уже догадываясь к чему ведет книжница.

— Слияние, это полное совмещение разума и частичное совмещение крови Безымянного и дракона. Наши тела, что за эволюцию привыкли дышать кислородом, научились справляться с вирусами и бактериями этого мира — настоящее спасение для драконов.

— Среди драконнеров нет теней… — начал понимать Зорон, сверяясь со своими наблюдениями. — И глаза…– он вспомнил ярко–голубые, неестественного цвета глаза драконнеров и их драконов. Абсолютно одинаковые. Вот в чем выражалась связь! И не только в этом. У некоторых драконнеров, которых доктор видел мельком, в порту или беседующими с его спутниками встречались и другие легкие несоответствия их расам. Слегка заостренные клыки, к примеру — допустимая особенность для людов, но совершенно необычная, к примеру, для эйров. Нечто такое в выражениях лиц. И привычка очень внимательно осматривать собеседников, не отводя глаз.

Прямой взгляд.

Да и драконы, помнится, впечатлили его своей индивидуальностью, совершенно не характерной для животных. Как же он сразу не догадался! Все лежало вот, на поверхности, приди и возьми!

— Именно, — эйра улыбнулась, радуясь сообразительности спутника.

Врачеватель испытал острый укол совести: он угрожал ей всего несколько минут назад и делал это совершенно беспричинно.

— Наш разум — что–то вроде подпорки, костыля, руки помощи тому, кто сам справиться не может. Без слияния драконы не только умирают от столкновения со средой, но и сходят с ума, ведь будучи разумными, они не способны полноценно думать и осознавать, что с ними происходит.

— Как действует этот механизм? — доктор успокоился уже настолько, чтобы вернуться в привычное для него размышлительно–добродушное состояние.

— Я и Эхо… мы мыслим вместе. Я чувствую её каждую секунду своей жизни, ощущаю ход её мыслей в своей голове. К тому же мы с Эйраном в какой–то мере самые особенные из всадников, — она сделала паузу, чтобы переступить выпирающий из прохода камень, и продолжила: — Баро и Эхо единственные в своем роде драконы–близнецы. Их нашли в одном саркофаге, сплетенными. Наш мир, мир «я» сплетен не только между мной и Эхо, но и с Баро, и, соответственно, Эйраном.

— Звучит жутко, — доктор подбадривающе улыбнулся рассказчице и нагнулся, чтобы разминуться с нависающей с потолка чередой сталактитов. Теперь они поднимались вверх.